Боже, храни Короля

XX

.
khalid x eilish — lovely
.

      — Хватит смотреть на меня как на врага народа. Я ничего тебе не сделал, — он не поворачивается лицом, но чувствует, как её напряжённый взгляд скоро просверлит дыру в его спине.

      Лола дёргается от тихого голоса, раздавшегося в тишине, опускает голову и смотрит на опухшую лодыжку, бережно уложенную на скамью. Длинные грязные пальцы рук с кривыми ссадинами скребут местами рваные кожаные брюки, чтобы притупить безутешную боль, раздражающую с каждой минутой всё больше и больше. Женщина больше не плачет, лишь продолжает смотреть на спину Хосока, наплевав на его недовольство. Она перебирает в голове негативные мысли, роется в них, в своём прошлом, из-за которого просто не может нормально относиться к таким, как он. Отшельник действительно не выглядит тем, кто может причинить вред хотя бы потому, что у него на это должна быть веская причина, иначе силы природы сами расправятся с ним, не пощадив ни на секунду. Лола знает про них всё и даже больше, но признавать этого очень не хочется; она желает как можно дальше отдалиться от него, вырыв между ними глубокую яму, в которой похоронит доверие и благодарность.

      В хижине отшельника тепло и уютно. На полу послушно спят два больших пса, в шерсти которых запуталась сухая листва и даже ветки; здесь пахнет деревом, смолой и травяным чаем, что напоминает о далёком детстве, которое вспоминать совсем не хочется. Лола давно поставила крест на нём, запечатала воспоминания в склепе утерянного счастья, и ворошить прошлое очень сильно не хотелось до тех пор, пока она не встретила Хосока. Теперь придётся, ведь убежать, забыться в делах или светлых улыбках трёх братьев не получится, потому что у неё никого не осталось. И никому она не нужна. Её стеклянный взгляд мрачно ползёт по фигуре парня, который, еле слышно постукивая деревянной ложкой, размешивает отвар, способный поднять воительницу на ноги. Лола смотрит на свои руки с ногтями, под которыми земля, на ссадины и порезы, бесконечные синяки, и впервые ей становится жаль себя, потому что она женщина. Не воин, не рыцарь, не машина для убийств, а женщина.

      — Ну и лапки у тебя, — замечает Хосок, беззлобно хохотнув и присев напротив неё. В его руках — круглая плошка с зелёной жижей, и Лоле становится не по себе, потому что настойка доверия не внушает. Она причудливо морщит нос, а отшельник замечает, как на взрослом лице с рисунком морщин вокруг больших ореховых глаз мелькает детская наивность. — Делай так почаще. Это тебе идёт больше, чем злиться.