Стопудовый граф

3

Вечером следующего дня капитан счел необходимым познакомиться с теми гвардейцами, которых отдали под его командование в поместье графа. Возвращаясь в свои покои, он вспоминал, как трое парней, одетых в строгую форму, выстроились перед ним в саду под окнами поместья. Было поздно, и темнота постепенно накрывала улицу, а фонари между тем зажигать не спешили. Гвардейцы оказались совсем юницами, лет по двадцать, и, как выяснилось, буквально в этом году окончили военное училище. Из-за своей неопытности парни глядели на капитана Шаста, как на идол, перед которым стоит преклоняться и, кажется, немного побаивались. Сам он все еще был в смятении: обращаться с ними по-дружески, наставляя, но давая свободу действий, или быть все же строгим начальником, под руководством которого парни познают настоящую военную службу? Как водится, строгость в общении с подчиненными необходима, чтобы приказы исполнялись четко и в срок. Капитан еще помнил, как посылал на смерть своих людей в Финском заливе и как беспрекословно они исполняли каждый его приказ. Там не было места слабости, вольности и привязанности, ведь назавтра любой из них уже мог бы быть мертв.

Но здесь Англия, Лондон, его народ и его дом. По правде говоря, он больше не чувствовал опасности, подстерегающей его на каждом шагу, но, помня горький опыт, боялся давать слабину и сближаться с другими людьми. Капитан подсознательно сторонился всего, что было привычно прежде: дорогое убранство домов буржуазии, прислуга, готовая сиюсекундно исполнить все твои прихоти, высшее общество с их сезонами и приемами. Раньше он обожал светские мероприятия. Общался там с образованными людьми, набирался у них опыта, делиться впечатлениями о тех или иных вещах и спорил о жизненных ценностях. Прежде ему было привычно ощущать себя частью высшего общества, а теперь он отождествлял себя не то чтобы с отшельником, но с человеком, более недостойным внимания утонченных особ. Находясь на фронте, он стал ненавидеть аристократию за их надменность и чопорность. Они не желали видеть дальше своего собственного носа, хотя сейчас это выглядело просто смешно: рабочий класс, обездоленный и измученный, выходит на бунты против буржуазии, а они отворачиваются, закрывают глаза и прячутся за спинами военных.

Капитан Шаст и сам стал колесиком в этом огромном часовом механизме, где с каждой новой минутой раздавался звон — это чья-то жизнь разбивалась вдребезги; его силами в том числе. Но и оставаться на фронте он более не желал. Погрузившись в эти размышления, он брел по длинному коридору, которому не давали погрузиться в полную тьму лишь редкие светильники на стенах, а за окнами уже было видно звездное небо, привычно заслоненное местами густым смогом. В поместье было настолько тихо, что капитан мог слышать каждый свой шаг. Но когда быстрая тень пробежала по стене, ровный ритм его дыхания сбился. Он остановился и резко вздернул голову, а рука мгновенно потянулась к кобуре, скрытой под мундиром. Шаст не успел схватиться за оружие, и хорошо, ведь вовремя узнал в этой тени хозяина поместья. Свет в светильнике дрогнул, и серебряный перстень на его пальце ослепляюще блеснул, подтвердив догадку капитана.