Бусины из битого нефрита

Глава 3. К удивлению, я не могу так быстро сделать выводы.

В понедельник нужно выходить на работу и идти на учёбу. Дин Ханбай и председатель Чжан после ссоры взяли перерыв и не разговаривали несколько дней, но так как председатель уехал в Фудзянь, Ханбай вообще не беспокоился.

Когда он проснулся, солнце уже было высоко. Пришлось объединить завтрак и обед. Умывшись, он вышел из спальни и вновь увидел две надоевшие ему коробки. Дин Ханбай медленно подошёл к соседней комнате и возмущённо закричал:

— Выходи, Цзи Чженьчжу!

Дверь приоткрылась, и перед ним появился Цзи Шенью. Казалось, даже если гора Тайшань обвалится, парень не сдвинется с места.

— Чего тебе?

— Ты мне говоришь «чего тебе»? Что за коробки здесь расставлены? Ты фарфоровый завод открыть собрался?

Дин Ханбай только проснулся, его голос был слегка охрипшим:

— Приведи всё в порядок до конца дня, иначе я приколочу их к скамейке.Во время разговора он толкнул рукой дверь, но не рассчитал силы. Створки, обрамлённые лозами, цветами и травами, с грохотом полностью распахнулись. Цзи Шенью вздрогнул, солнечные лучи освещали его с головы до ног. Казалось, каждый волосок на его теле был окутан светом. Он решил не лезть на рожон, а сохранять спокойствие и не провоцировать.

— Я привёл в порядок свои вещи, но куда деть коробки?

— Отнеси их в мастерскую, — сказал Дин Ханбай.

Цзи Шенью кивнул, успокоившись. Не наломал дров, и хорошо. Ему было нечего спросить, поэтому они с Дином Ханбаем молча смотрели друг на друга несколько секунд. Для Шенью в данной ситуации не было ничего такого, но в глазах Ханбая читалось «О, боже». Дин Ханбай всегда руководствовался собственными прихотями, даже не пытался скрывать свои эмоции. Невыразительный вид Цзи Шенью напомнил ему выражение «лицо чистое, словно нефрит»*, такое высокомерное, а затем ему пришло в голову, как мастерство Цзи Шенью было уничтожено в пух и прах, и его глаза вновь стали сочиться презрением.