Бусины из битого нефрита

Глава 4. Подлец и сволочь

Цзи Шенью уже прочитал большую часть «Войны и мира», при правильном использовании золотая закладка была очень удобной. Он понимал, что Дин Ханьбай обращается с ним пренебрежительно, также осознавал, что вечером это было не более, чем сострадание. Шенью не обратил на это внимание, ему было безразлично.

Дин Ханьбаю тоже было всё равно, с малых лет был очень своенравным, отличался вспыльчивым характером. Даже этот момент сочувствия не был исключением. Пускай жалкий, пускай беспомощный, в худшем случае вспомнит, как его противник проявил мягкосердечность при удобном случае, не более.

Погода была слишком жаркой, собираться вместе для того, чтобы поесть, уже надоело. Семья Дин Хокана была в своей части дома, а семья Дин Яншоу в передней, временно отделяясь от компании. Пока блюда еще не подали, Дин Яншоу вытащил папку и сказал:

— Шенью, я поручил зачислить тебя в шестую среднюю школу.

Цзи Шенью чуть не разлил зеленые щи, затем отложил миску и энергично вытер руки:

— Спасибо, мастер. Когда я пойду в школу?

— Вот-вот наступят летние каникулы, ты должен сначала привыкнуть ходить на занятия, дождаться экзаменов и посмотреть на результат. Затем на их основе учитель определит тебя в подходящий класс.

Дин Яншоу довольно опрокинул бокал вина:

— Директор школы — мой знакомый, Цзи Фансю развлекался там, ещё и подарил ему трёхцветный гибискус и сливовое дерево, они до сих пор в кабинете директора.

Цзи Шенью редко высказывался дома, предпочитая молча держать всё в себе, но от этих слов почувствовал облегчение, что позволило ему есть с прежним аппетитом. Дин Ханьбай не проронил ни слова во время еды, будто ел за чужой счёт*.

*Китайские выражения. Он уже отдыхал достаточно долго и не находил себе места от скуки.

Цзян Шулиу посмотрела на него:

— Если не идёшь на работу, то сходи в наш магазин: такому большому мальчику стыдно бездельничать.

Дин Ханьбай взял миндаля:

— В магазине уже нет клиентов, уж лучше бездельничать дома, чем там.

Он наступил на больную мозоль, Дин Яншоу круглыми сутками думал о том, как вновь привести в готовность знамёна и барабаны*, вопреки любви к сыну, сказал: