Бусины из битого нефрита

Глава 43. Я просто посмотрю.

Всю ночь шёл сильный снегопад, и внутренний дворик был невероятно белым: карниз, перила, клумбы, газон и даже верёвка, на которой сушат одежду, стали белого цвета. В комнате, под одеялом в обнимку лежали два человека: грелись и вдыхали запах сосны и жасмина.

Дин Ханьбай всегда спал, широко раскинув руки и ноги, и редко кого-либо обнимал. Но сейчас его объятия были полны тепла. Он медленно раскрыл глаза и сперва увидел морозный узор на окне, а когда опустил взгляд — спящего Цзи Шенью.

В уголках закрытых глаз остались белёсые следы высохших слёз. Дин Ханьбай потянулся убрать их. Толстые мозоли мешали, отчего младший проснулся.

— Доброе утро, — хрипло проговорил Дин Ханьбай. — Как бы ты это описал? «Через сто лет можно вместе сесть в лодку, а через тысячу можно и на одной подушке спать»*.

* Китайская идиома, означающая доверие.

Ум Цзи Шенью постепенно прояснялся, и, прежде чем покраснеть от лежания вместе в одной кровати, он рассердился из-за оставшегося запаха духов. Парень резко повернулся спиной к старшему и отрезал:

— Ты сволочь, ясно?

У Дин Ханьбая что в уме, то и на языке:

— Чтобы как следует взбудоражить твоё каменное сердце, мне пришлось щедро нанести на кожу духи. Так разве я не умная и смелая сволочь? — Он прижался к Шенью и положил руку ему на живот. Там стало так горячо, будто касался не через пижаму, а голой кожи. Понемногу поднимаясь ладонью вверх, Ханьбай добрался до груди Шенью и остановился. Изо всех сил прижал его к себе, отчего младший глухо застонал.

— Чжэньчжу, твоё сердце бьётся так быстро, — сказал он.

Цзи Шенью, слегка приоткрыв рот, находился в объятиях Дин Ханьбая, они вместе лежали под одним одеялом. Снаружи царствовали холод и стужа, но его тело покрылось потом, а сердце с каждым разом колотилось всё быстрее, как будто Дин Ханьбай пронзил его плоть.

Юноша не выдержал этого:

— Шигэ...

Его дёрнули за плечи и перевернули, положив на грудь Дин Ханьбая. Цзи Шенью прикоснулся рукой к щеке любимого и спросил:

— Те перчатки, что дала мне тётя, первоначально должны были быть твоими, верно?

Дин Ханьбай, не отвечая, задал встречный вопрос: