Неудовлетворяемый

Ожидая наказания

- Ты как пришла на работу, ещё ни слова не сказала, - обратился к Айли Ынхёк, - с тобой всё в порядке?
- Отстань.
- Как? Просто «отстань»? – изумился он. – А где обозваться и указать направление, куда именно отстать?
Девушка укоризненно на него посмотрела из-за экрана, и тотчас постаралась вернуться к статье, которую заканчивала. Но никак не получалось сосредоточиться. Ей действительно сейчас хотелось остаться одной, подумать, всё взвесить, прислушаться к себе, но висела камнем на шее необходимость позвонить Ёндже и поговорить с ним. А на это требуются моральные силы. Перед людьми всегда проще рисоваться и изображать, чем перед самим собой. Можно демонстрировать легкомысленность Сольджуну, можно вредничать с Ынхёком, но с собой-то как себя вести? Для себя нужны решительные поступки, которые определят дальнейшее развитие собственной жизни. Айли никогда не стремилась изливать душу перед кем-либо, не показывала своих проблем и печалей, справлялась сама. Если не считать лучшей подруги и сестры. С кем объясняться? С мужчинами? У них другая логика, чем у женщин, с ними можно находить компромиссы и взаимопонимание, но превращаться в единое целое – такое бывает один раз в миллион случаев, и глупо считать, что раз ты такого не встретил, то твои отношения совсем плохи. Просто они другие. Ёндже иногда выводил её из себя тем, что был способен долго обмозговывать что-либо, прежде чем дать ответ, тогда как её тянуло определяться со всем сразу, на эмоциях. Ей казалось, что с эмоциями честнее и правдивее получается, а когда тщательно подумал – уже не то. Да и терпения не хватало ждать. Сольджун тоже был другим, он был эгоистом, который подходил ей эмоционально, но его мышление... оно было таким же, как у неё самой теперь, он был за себя, за идеи, за одинокие шатания и перемены. «А если кажется, что любишь обоих, - вспомнила известную мудрость журналистка, - значит, не любишь ни одного, и надо искать третьего!». И смешно, и грустно. Останься она с Ёндже, теперь, вспомнив Сольджуна, она бы всё равно бесконечно тянулась к этому ночному прохиндею, а уйди она к Сольджуну, то корила бы себя за неприглядное супружеское поведение.
- Я на перерыв, - решилась она, поднявшись. Ынхёк посмотрел ей вслед.
Айли ушла в комнату отдыха и, покусав губы, повертев телефон в руке, всё-таки набрала мужа. Они с Ёндже были хорошими друзьями, и это здорово украшало их брак. Они были долгое время на одной волне, пока не улеглись страсти, пока он не начал пытаться привязать её к дому, волнуясь из-за её неугомонности. Как будто что-то исчерпало себя. Изменились ли они оба? Вряд ли. Но даже любимое блюдо, которое ешь ежедневно, одинаково приготовленное, однажды может перестать быть любимым.
- Да, милая? – поднял он. Она закрыла глаза, не представляя, где взять смелость на то, что надо сказать. – Как ты? Всё в порядке?
- Да, прости, что не поднимала и заставила волноваться. Ёндже...
- Да? – Она молчала. Он ждал. Время шло, но у Айли не хватало сил, ей нужен был какой-то пинок, что ли? – Сольджун сказал тебе, что мы знакомы? – спросил Химик, не дождавшись ничего.
- Да.
- Ты, наверное, уже догадалась, что это я подсылал слежку за тобой и пытался обезопасить, знаю, ты всегда не хотела, чтобы я лез, но, видимо, в этот раз я был прав?
- Я переспала с другим, - выпалила журналистка. Теперь молчание повисло на той стороне. Айли почувствовала, как дрожат её губы. Хотелось плакать. Отчего? От предвкушения, что заканчивается какая-то часть её жизни, от того, что она теряет Ёндже, от того, что уходит в никуда или от стыда? – Ёндже?
- Я услышал, - ровно произнёс он. Девушка опять замолчала. Муж никогда не был вспыльчивым. И не изводил её ревностью. Он был понимающим, внимательным. Если не считать тех недель, на которые мог закрыться в своих исследовательских центрах и не высовывать носа. Разумеется, Айли не думала, что он ей там изменяет или заводит интрижки, он несколько раз водил её в свои лаборатории и показывал, что там и как, но сам факт того, что он погружался в совершенно непонятные ей вещи, мог, озарённый идеей или решением сложной задачи, среди ночи уйти в кабинет и до утра изучать проблему. Иногда ей безумно нравились его мозги, иногда – бесили. Особенно та снисходительность к её поверхностности, которая отражалась на его лице. Умиление. Будто она не взрослый специалист и профессионал, а маленькая девочка, требующая заботы. И всё-таки в это мгновение супруг не раздражал её, а был близким и родным человеком, которого она обманула. Обманула ли? Она сообщает ему всё и сразу, как только произошло. Или она должна была позвонить перед тем, как броситься на Сольджуна, и сказать: «Супружеская измена! Исполняется впервые!». Или в процессе настрочить сообщение с кучей ошибок, чтоб понятно было, что пальцы не попадают по клавишам от потрахабельной тряски? Как это должно было выглядеть? Не соверши она сначала этого «преступления», Сольджун бы никогда не пошёл на него потом, принялся бы отговаривать, что ради него не стоит оставлять Ёндже, опять бы сбежал, пропал, чтобы не стать причиной. Айли знала, что так бы и было. Пока она объясняла бы Ёндже, что засомневалась в их браке, то соблазн утёк прочь, и ей вынужденно пришлось бы вернуться к прежнему, отягощённой тем, что вновь ничего не случилось, жизнь не заиграла страстями. Но чтобы жить чувствами и эмоциями, нужно их брать, пока они есть, а не задним числом жарить курицу над едва тлеющими углями. Да, им с Сольджуном будет неудобно и стыдно за их поступок, но им было бы точно так же, даже если бы Айли поехала к Ёндже, разобралась, развелась, вернулась. Неприятный эпизод всё равно бы произошёл, что-то, на основании чего строилось бы новое, всё равно было бы разрушено. Можно снести здание брошенной бомбой, можно заложенным в подвал динамитом, а можно разобрать за год по кирпичикам. Какая в итоге будет разница? Никакой. – Я приеду через неделю...
Айли сразу же поняла, что Ёндже опять берёт себе время подумать и оставит её в ненавистной безвестности и невыясненности на несколько дней!
- Нет, пожалуйста, скажи что-нибудь сейчас. Я не выдержу ждать неделю. Пожалуйста!
- Это Сольджун? – помолчав, спросил Ёндже. М-да, а на что она надеялась? С его-то умом и рассудительностью. Хотя она не хотела называть имени. Но раз те знакомы, и им тоже предстоит разобраться между собой...
- Да. Но он не виноват. Я виновата.
- Так не бывает. Он... мужчина. И он виноват в первую очередь.
- Нет же! Ну, пусть мы двое. Но не он. Правда – не он!
- Он привёз тебя к себе.
- Я была напугана, я была в шоке!
- А он – нет, Айли, поэтому он и виноват.
- Ёндже, давай ты на меня поругаешься? Ну, блядью назовёшь, что ли, как-то что-то сделаешь?
- Чтобы тебе полегчало?
- Ну... да. Получается, что для этого. Или я не заслужила облегчения? Ты меня ненавидишь?
- Хорошо. Я попытаюсь придумать особенно обидные слова. Прости, Айли, мне действительно сейчас тяжело говорить об этом, поэтому я начинаю неуместно шутить. Позволь мне, всё-таки, переварить произошедшее?
- Давай до вечера? Созвонимся по скайпу?
- Хорошо. Я позвоню вечером. До связи.
Айли услышала гудки и, опустив руку с телефоном, закрыла глаза. Господи, она чуть не умерла во время этого разговора! У неё пульс участился в два раза! В жар бросило. Если ей надо поговорить об этом ещё и вечером... Журналистка открыла сообщения и, найдя там номер Сольджуна, который он ей дал, сажая утром в такси, написала: «Вечером не смогу приехать, но не потому, что промышляю по Токио, а потому, что надо поговорить с Ёндже». Ладно, кое-что было прояснено, хоть и не улажено. Можно было попытаться вернуться к работе.