Лондонские поля

14

      Антон проснулся утром, лежа на груди все еще безмятежно спящего Арсения. Часы медленно мерили стрелками циферблат и периодически их тиканье пропадало, смешиваясь со звуками пока еще не сильно оживленной дороги на Кемден-роуд. Время восемь утра. Кэмден дремлет, нежась в чуть теплых лучах осеннего светила.       Парень приподнял взгляд на умиротворенное лицо Арсения, наблюдая как его черные ресницы изредка подрагивают. Он имел неземную красоту, которая являлась преступлением против Антона. Казалось, он может смотреть на спящего Арсения вечность. Его острый, лисий нос, аккуратные чувственные губы, большие лазоревые глаза, скрывавшиеся под тонкими веками, — все в нем было чрезмерно волнующим, даже едва заметные паутинки морщинок, местами пересекавшие его лицо, казались чем-то привлекательным.       Но больше всего его будоражила всеобъемлющая белозубая улыбка, которая уже озаряла лицо проснувшегося мужчины. Он приоткрыл веки и наблюдал за тем, как Антон молча изучает его лицо. — Доброе утро. Как тебе спалось? — заспанным голосом спросил Антона Арсений, и в этот же момент невесомо коснулся пальцами лица парнишки, наблюдая, как он закрывает глаза от приятных касаний. — Выспался, но не откажусь еще поваляться, — тягуче произнес Шастун, пододвигаясь ближе к груди Арсения. Последний окольцевал руками тело Антона и начал выводить пальцами не читаемые иероглифы на его спине. — Не хочу чтобы этот момент прекращался, — снова заговорил он, слушая, как сердце мужчины размеренно бьется под грудью. — Да, ты прав. И я не хочу покидать эту постель, — с едва заметной грустью сказал Попов, немного нахмурившись. Ему вдруг снова стало тяжело. Теперь чувство вины расползается вместе со зноем мучительных мыслей. «Долбаная сделка» — думает он.       Попов смотрит на Антона, ставшего его возлюбленным. Ровно как и мужчина, чьи глаза казались Антону когда-то такими «холодными». Стало тяжело от того, что впереди ему предстояло закончить начатое с Позовым дело. — Нужно сходить в магазин, а то в холодильнике абсолютно ничего нет, — добавил Арсений, стараясь вытеснить ноющие мысли. — Да, я немного голоден на самом деле, — засмеялся Антон, чуть приподнявшись с мягкой груди Попова. — Я щас схожу, только полежим еще чуть-чуть, — не выпуская из своих крепких рук Шастуна, попросил Арсений. Он продолжал сжимать худощавое тело парнишки, который с каждой минутой растворялся в нем все больше и больше. Стены вбирали их разговоры, которые постепенно перерастали в сокровенные и такие чистые признания. — Мне так хорошо не было, наверное, ни с кем, — говорит Арсений. — Мне кажется, ты стал для меня центром всего. Я не знаю, что буду делать, если ты вдруг исчезнешь из моей жизни. — А должен? — Нет, не должен. Я этого не смогу допустить. Даже думать об этом боюсь, — шепчет Арсений, поглаживая Антона ореховыми ладонями. — Я боюсь, что может произойти что-то, от чего в твоих глазах заведется рана. Мы можем, конечно, не рисковать, выпасть из одеяла, стать «просто друзьями». Но уже поздно. Да и я не верю, что между нами она, эта дружба, вообще могла бы быть, понимаешь? — Арсений глубоко вздохнул. — Поэтому я не могу допустить даже мысли, что ты можешь уйти. Ведь тогда в твоих глазах я буду видеть гробы с чем-то, что было для меня весной.       От этих слов у Антона внутри что-то волнующе защекотало. Шастун улыбается, но Попов это не видит, лишь чувствует грудью, как улыбка Антона проступает на лице. — Все будет хорошо, я знаю, у нас есть огромное будущее.       Солнце разгорается, вступает в свои права под их разговоры. Повсюду течет туман, обволакивая дома и «Кемденский глаз», который проснется лишь к ночи. Мир замер в хрустальной тишине для этих двоих. Они понежились в постели пару часов, признавшись друг другу во всех своих чувствах, а затем Арсений неохотно покинул кровать. — Я до магазина и нужно будет собираться на сделку, — мужчина достал мольберт и взгромоздил картину на него, предварительно ее распаковав.       Антон наблюдал за действиями мужчины с теплой кровати, а затем, задумавшись, спросил:  — А зачем ты ее распаковываешь? Ты ее так транспортировать собрался? — парень смотрел за тем, как Арсений снимал последний защитный профиль. — Нет-нет, нужно ее перепаковать получше, — ответил через плечо мужчина. — Но я займусь этим после того, как схожу в магазин. Что, кстати, предпочитаешь на завтрак? Могу предложить классический английский завтрак. Я, между прочим, превосходно готовлю! — засмеялся Арсений на последних словах. — Да, отличная идея, интересно попробовать! — усмехнулся Антон, откинувшись на мягкую подушку. — Ладно, я быстро, — наконец, закончив с картиной, бросил Попов. Он быстро привел себя в порядок и вышел из дома, отправившись в «Mark & Spencer», который располагался на соседней улице.       Антон полежал еще пару минут, а затем он нашел в себе силы оторваться от подушки и лениво направился в душ. Прохладная вода ласкала тело, струясь по гладкой коже, ласкала приятно, но не так как ореховые ладони мужчины.       Он вернулся в спальню. Его охватило вдруг странное чувство — находится в чужой квартире, когда здесь никого нет. Особенно, когда влюблен в этого человека. Каждая находящаяся тут вещь сразу получает особое значение. Антон стоял и рассматривал каждую из них. «Интересно, почему он купил именно эти часы? И что ему так понравилось в этих полупрозрачных шторах, которые не защищали от света?» Комната предстает в виде шифра, который хочется разгадать       У Антона не так много времени, ведь когда Арсений вернется, то внимание парня снова будет приковано только к нему. Он поймал себя на мысли, что ему до безумия захотелось открыть все ящички в тумбе и шкафах, что были в этом доме. Хотелось как можно больше узнать о мужчине, ведь, вдруг, он сможет найти ключ к какой-нибудь его тайне? Тогда он сможет приблизиться к разгадке Арсения, пропустить все нити между пальцев и измерить ими так волнующую его душу возлюбленного.       Антон отвлекся на телефон, который подал очередной вибросигнал. «Ого!» — удивившись огромному количеству пропущенных звонков от Шеминова, подумал он и сделал резкий шаг в сторону, случайно задев стоящий сбоку мольберт с полотном.       Мольберт пошатнулся и картина, стоявшая на нем с грохотом слетела на ламинат. «Бля-я-я-ть» — стрелой пронеслось от виска до виска в голове Шастуна, и он бросился собирать упавший на пол холст. Антон сначала ухватился за части разлетевшейся рамки, а затем судорожно принялся подбирать само полотно. И вдруг его как прострелило. То, что он посчитал за отошедший подрамник, который он сейчас держал в трясущихся руках, было ничем иным, как та самая картина, которая накануне была украдена из галереи.       Серое небо и красные маки смотрели в ошалевшие от ужаса глаза. Но как такое было возможно?! Парень судорожно бросил полотно на кровать и ухватился за лежавшую на полу «лицевую» часть этого художественного дуэта.       «Лондонские поля» были подложены под картину, которую Арсений выдавал за что-то безумно дорогое, а рамка, в которую было все это обрамлено, тщательно скрывала факт наличия этого самого украденного полотна. Вот почему он так боялся ее распаковывать на таможне! Но, неужели Стас ничего не заметил? Неужели посредством Антона Арсений смог провести контрабанду в другую страну, впутав тем самым его в свое грязное дело?       И вдруг все разом стало на регистр ниже. Все слова, и стоны, и вздохи, что так нежили слух вдруг померкли, стали чем-то противным и болезненно мерзким. За окном для Антона стоял совершенно другой Альбион. Такой, каким всегда представлялся парню — холодный, серый и… грязный. Сизый туман, будто невесомый прозрачный саван, накрывал собой город, вместе с ним заволакивая все те прекрасные чувства, которые так сильно бушевали внутри Антона. «Нужно срочно собираться и валить к чертовой матери!» — пульсирующей болью пронеслось в его голове, и он бросился к своему чемодану, совсем позабыв о веренице пропущенных от своего приятеля. «Что теперь делать? Что теперь делать?» — эта мысль разрывала его голову на части.Парень подхватил чемодан и поспешил покинуть комнату. Но он не успел. Как только он приблизился к двери, на пороге спальни появился Арсений. — Антон, ты куда? — непонимающим голосом спросил Попов. Но Шастун не смог даже поднять на него своего взгляда. Он остановился напротив, глядя куда-то под ноги. — Нам не о чем разговаривать, — голос был словно не его — такой стальной и холодный.       Арсений преградил ему путь, делая широкий шаг в спальню. На секунду его глаза приковал пустой мольберт, а затем он обронил свой взгляд на кровать, где красовались два полотна. В голову что-то ударило, и он сразу все понял. — Я могу все объяснить! Я клянусь, могу все объяснить! Ради бога, подожди! — затараторил Попов будто в припадке, понимая, какую страшную тайну узнал Антон. Он выставил руки перед Шастуном, стараясь его задержать. Глаза были до краев переполнены страхом. — Дай мне пройти! — ядовито бросил Антон, не оставляя попыток пройти на выход. — Пожалуйста, стой! Да я виноват, но… Подожди! Но я поклялся себе! Я поклялся, что тебя это не затронет. У меня не было… Не было другого выбора! Дай мне минуту, чтобы все объяснить, — он попытался оправдать себя, сбиваясь на каждом слове, но Антон был непреклонен. — Не затронет?! Меня это не затронет?! Ты — долбаный контрабандист! Ты понимаешь, что ты впутал меня в такую хуйню, за которую лет десять как с куста срубить можно?! Мало того, ты воспользовался мной! Ты же догадывался, что Шеминов не будет нас шманать! Вот почему ты боялся вскрывать полотно на контроле, вот почему ты пел мне все эти песни! Я не знаю, — где правда, а где ложь. Но знаю одно — ты предал меня, — на одном дыхании прошипел Шастун, отталкивая в сторону растерянного мужчину. — Я не прощаю предательства. — Антон, прошу те… — Все кончено! — оборвав Арсения, Антон сделал уверенный шаг в сторону двери. Но Попов вцепился в его руку, с силой отдернув разъяренного парня на себя. — Черт возьми, оставь меня в покое! — Шастун моментально выдернул руку и что есть силы, наотмашь, ударил мужчину по лицу.       Тонкая струйка алой крови засочилась из рассеченной губы Арсения, скудно стекая на подбородок. Он испугался. Не потому, что забоялся Антона, а потому, что он не дает ему ни малейшего шанса хоть что-то сказать. Губы, принадлежавшие только парнишке, теперь окрашивались бордовой болью.       Кровь сочилась, шаги Антона затихли после громкого хлопка двери.       Арсений схватился за голову, растрепав дрожащими пальцами каштановые волосы. Он заметался по комнате, как затравленный зверь, расшвыривая все, что было вокруг. Как такое возможно? Это и есть искупление — цена за все то, что он совершил? Все перевернулось вверх дном. Единственное, чем он теперь так дорожил, словно песок, ускользнуло через пальцы.
***
      Антон выскочил из дома и стремительно направился в сторону дороги, попутно стараясь найти такси. Ярость и боль загрызали, а мысли путались, твердя: «Беги отсюда и никогда не вспоминай!.. О, нет! Вернись и уничтожь!». Он не чувствует свое тело. Ноги ватные, руки не слушаются, пальцы дёргаются, стуча кольцами друг о друга. Последняя мысль, казалось, вот-вот и возьмет верх над ним. Но найдя в себе силы, он все же сдержался, чтобы не вернуться и не съездить ещё пару раз по этому красивому лицу.       Один из черных кэбов, что двигался по проезжей части не заставил себя ждать и подхватил голосующего парня. — До Хитроу, пожалуйста, — дрожащим голосом выдавил парень, садясь в такси.       Машина влилась в скользящий автомобильный поток нескончаемой улицы северного Лондона, унося Антона прочь из окутанного графитным туманом Кемдена. Парень прислонился пульсирующим виском к прохладному стеклу в попытке проглотить застрявший в горле свинцовый ком. Сердце колотилось так, будто вот-вот выскочит наружу, переломав ему все ребра. Даже сейчас, в такой несладкий момент, Антон чувствовал, как что-то разливается внизу живота от воспоминаний о нём, но он точно знал, что больше никогда не подпустит этого человека к себе ближе, чем за стойку паспортного контроля. И что теперь это будет вряд ли возможным. «И к лучшему» — думает он.       На телефоне высветился входящий звонок от Арсения. Уже восьмой по счёту. Сжав кулак и стиснув зубы, Антон перевёл взгляд от дисплея на окно машины, глядя на мелькающих мимо людей и автомобили, не понимая, что теперь делать. «Чёрт возьми! Доверился. Подпустил его ближе, чем кого-либо!» — от осознания этого факта и страшно, и больно.       Страшно за последствия. Больно — за кровоточащие вспоротые чувства. Все цвета поглощаются разом образовавшейся черной дырой где-то внутри, и серые оттенки этого города заползают в его черепную коробку, теснясь вместе с такими же серыми мыслями. Все в одночасье превратилось в рваную ленту дешевого черно-белого фильма, дававшего большие надежды стать кассовым. Режиссер кидает бобины с оборванной пленкой в угли. И кто написал этот бездарный жестокий сценарий?       Это уже не важно. Холодный пар оседает в голове, а ком так и висит где-то в горле.
***
      «Верь мне» — всплывает голос Попова в его голове.  «Поверил» — подумал парень, сжав веки и держась большим и указательным пальцем за переносицу и направляясь ко входу в терминал аэропорта Хитроу. Он злился на него, но еще больше — на себя. На свою внутреннюю мальчишескую наивность. Ведь Антон так верил, что нужен. Ведь он так хотел окунуться в чистые воды тепла и заботы. Так сильно хотел иметь человека, коим являлся Арсений — родного. Но в ответ на своё желание получил то, что сейчас он имеет. «Слушаешь и повинуешься? А нет, просто нахуй посылаешь, судя по всему. Тогда себе оставь, спасибо» — парень вёл диалог сам с собой.       Антон забежал в оживленный терминал аэропорта Хитроу. Он изо всех сил старался выглядеть собрано и не привлекать к себе чужого внимания, но чувство тревоги и страха не покидало его изнутри, пробираясь все глубже в его лишившиеся всякой жизни глаза. Он достал телефон и, подключившись к wi-fi, принялся искать билеты на самый ближайший рейс до Москвы из этого проклятого места, проигнорировав с десяток сообщений полученных от Арсения. «Нужно звонить Шеминову» — подумал он, все еще не решаясь нажать на кнопку вызова в мессенджере. Но что же он может сказать, если он косвенно является соучастником всего этого дела?       Антон сглотнул и поднес телефон к уху, слушая монотонные длинные гудки. — Алло. Стас? — глухим голосом начал парень, прикрывая ладонью динамик. — Да? — Ты звонил мне несколько раз, у меня не было возможности ответить из-за роуминга. — Да, я так и понял. Слушай, я по какому поводу звонил, — он взял паузу, а затем продолжил в таком тоне, будто бы то, что он говорит является полным абсурдом и чем-то таким, что вовсе не могло быть похожим на правду. — Матвиенко практически распутал дело, и, по его словам, это дело рук того мужчины. Там еще кто-то замешан. Дмитрий, вроде. Я когда это услышал, то покрутил у виска, потому что — ну что за бред? — Стас, — он засеменил по залу ожидания в попытке найти подходящие слова. — Это правда. — Что? — Шеминов взял короткую паузу, пытаясь переварить услышанные слова. — Ты шутишь? — в его голосе послышалась тревога. — Нет, это не шутки, черт возьми! Я встрял, — Антон понизил тон, и приятелю показалось, что Шастуну и вовсе становилось сложнее говорить. Парень глубоко вздохнул и зажмурил глаза. — Попов. В этом замешан он… Но я тут не причем, я заложник обстоятельств. Я не знал, что он провозит ее!       Шеминов замолчал. Антон от волнения сжал трубку сильнее, потому что это молчание пугающим образом заставляло его нервничать пуще прежнего. — Стас? Что мне теперь делать? — Ты серьезно? Как так? — наконец, заговорил он. — Блять. Где ты сейчас? Этот Попов в курсе того, что ты знаешь о картине? — взволнованно спросил таможенник. — Да, он знает. Я случайным образом обнаружил ее в его доме. Короче, я случайным образом опрокинул ту картину, которую он вез якобы на продажу, а под ней были эти чертовы «Лондонские поля»,  — с рваным дыханием выпалил парень. — Я щас в аэропорту, жду вылет в Москву. Что мне, черт возьми, теперь делать? — лихорадочно бормотал в трубку Шастун. — Там ведь Серега занимается делом, ведь так? — вспомнив про приятеля, добавил Антон. — Да, он должен приехать с минуты на минуту ко мне, — я выходной. Он как раз говорил о том, что добрался до истины, и хочет, по всей видимости, мне обо всем этом рассказать. И теперь я, честно, боюсь, если он вдруг уже вышел на след Попова.       Шеминов снова замолчал, понимая, что если если это действительно так, то над Антоном нависнет серьезная угроза. Как говорил Матвиенко, то этот Арсений и Дима были весьма влиятельными людьми в определенных кругах и одному только богу было известно, на что они могли пойти что бы не сесть за решетку. — Тебе надо срочно убираться оттуда, как можно скорее, мало ли что у него на уме. Ты понял меня? Не выходи с ним на связь ни в коем случае, а с Матвиенко я поговорю и сообщу сразу тебе. Он поможет, точно тебе говорю, не переживай!       В воздухе повис противный металлический запах, саднивший горло Антону. Он почувствовал себя загнанным животным, со всех сторон окруженным капканами. Здесь находиться нельзя, да и нет никакой возможности, а в Москве — все еще оставался Позов, который, наверняка, уже знает о случившемся. Был еще Матвиенко, на которого оставалась последняя надежда, но черт его знает, что он отчебучит.  — Стас, я не причастен к этому. Я клянусь, я не знал! Я честно, не знал. Я увидел в нем совершенно другого человека, не тем, кем он на самом деле является, — голос Шастуна зазвучал словно исповедь. — Антон, Антон! Успокойся, пока все хорошо. Я ничего не скажу Матвиенко раньше времени, я обещаю! Я теперь и сам в этой лодке. Не провел тщательный досмотр багажа, понимаешь? И несу за это ответственность, — чувствуя сильные переживания друга, попытался успокоить его Шеминов. — Когда мы приедем, нам надо будет поговорить, хорошо? Серега точно придумает, как сделать так, чтобы ты вышел сухим из воды. Ты же ни в чем не виновен. — Да, ты прав. Я ни в чем не виновен, — повторив за таможенником последнюю фразу, попытался взять себя в руки Шастун. — Ладно, пойду возьму воды и буду ждать посадку. Я позвоню тебе сразу, как прилечу. — Да, договорились. Антох, все будет нормально, я в этом уверен, — Шеминов на что-то отвлекся, а затем быстро добавил: — Кажется, Серега приехал. Ладно, постарайся быть на связи, хорошо? И, мягкой посадки.       Антон повесил трубку и быстрым шагом направился к стойке регистрации, боязливо озираясь по сторонам. «Не дай бог встретить его» — нервы парня были уже на пределе. Слова Шеминова подлили масла в огонь, заставив Антона вдобавок ко всему задуматься о том, что с этой минуты Арсений мог нести ему прямую угрозу. По канонам всех голливудских фильмов свидетелей обычно «убирали», но что в таких случаях происходит в реальной жизни, Антону оставалось лишь гадать. Мало кто знает, что у таких людей в голове. «Наверно надо дать показания в полиции, — лихорадочно думал он, подходя к стойке регистрации. — Или нет? Черт возьми! Да что же мне делать?!»       Пройдя регистрацию на рейс Лондон — Москва парень прошел в зал ожидания, натянул на себя капюшон и, сев в самом центре, смешался с густой массой пассажиров. Все то время, что Антон ожидал посадку, продолжал размышлял о том, как же ему правильно поступить. Действительно, заявить об этом в полицию являлось бы самым верным решением, но твердо принять это решение ему что-то упорно мешало. Он всячески старался себя убедить в том, что вся его нерешительность была напрямую связана с другом Арсения Попова — Димой. «Блять, а если реально станет искать?» — парень продолжал оправдывать свою нерешительность. И чем дольше он это делал, тем ближе подходил к осознанию простой, но такой горькой правды: все это связано с его сердцем, на котором так сильно зарубцевались чувства к Арсению.