Бэмби

6

       «Сегодня в Венеции начался юбилейный семидесятый Венецианский фестиваль. Он будет длиться по седьмое сентября включительно, тогда же жюри и подведут окончательные итоги. Смотр начался с картины Альфонса Куарона «Гравитация» с Сандрой Буллок и Джорджем Клуни в главных ролях, которому критики уже успели дать положительную оценку. Церемонию открытия в этот раз провела актриса и модель Ева Риккобоно. Подробнее в нашем репортаже…»       Всё-таки есть что-то приятное в том, чтобы слушать по вечерам новости. Даже если тебе в целом безразлично, что и где происходит, всё равно чувствуешь себя причастным к мировым событиям, да и появляются лишние темы для обсуждения с коллегами во время синхронной минутки халтуры. На ковре, раскрыв огромный зёв с мелкими зубчиками молнии, лежал пустой и одинокий (как Антон — ха) чемодан. Его владелец сидел на полу рядом и осуждающе смотрел на открытые дверцы шкафа, ожидая, когда нужная одежда сама себя выберет, сложится аккуратными рулетиками и компактно упакуется. А ещё же гигиенические принадлежности и всякие прочие мелочи…       Антон вымученно вздохнул, откинувшись на основание кровати спиной. Он ненавидел собирать чемоданы в поездки, но, к сожалению, уже года три как это стало обыденностью: раз в несколько месяцев его куда-нибудь «десантировали». Иногда было интересно: если на недельку и в какой-нибудь Будапешт. Там и город посмотреть (и от сверхурочной сдохнуть), и попить вкусный кофе в «Старбаксе», о котором в их городе никто даже не слышал.       В этот раз предстоит трёхмесячный спринт по Москве, и вот тема уже плавно подошла к объяснению, почему плохо быть одиноким и как это отражается на всех сферах жизни. Наверняка семейного человека (да ещё и с ребёнком, например, того же Артёма или Семёна) не отправили бы в такое эксклюзивное путешествие по столице, но Влад, начальник Антона, поручил этот проект специально ему, наверняка догадываясь, что придётся мотаться в головной офис их компании и обитать какое-то время там. Антон бы даже сказал «ну уж увольте», но не в этот раз, потому что чемодан лежал на полу его зала в его собственной новенькой квартире. В просторной двушке, и почти не в ипотеку (почти, потому что Антон выплатил сразу две трети от всей суммы, и каждый месяц «долг» уменьшался, радуя совесть и принося облегчение). Он даже купил себе новый плазменный телевизор на новоселье, и теперь мог, во-первых, смотреть новости на большом экране (радость-то какая), а, во-вторых, собирать компанию друзей у себя, не беспокоясь, что не хватит места или что соседи-алкаши за стенкой снова примутся выяснять отношения. Чудеса. Ради этого стоило умирать на работе несколько лет подряд.       Где-то позади, на кровати (большой двуспальной кровати, а не скрипящего разваливающегося дивана), зазвонил телефон. Антон нашарил его рукой. Звонил Арсений (который перестал быть Арсюшей тоже года три назад, но прозвище «Бэмби» от него так и не отклеилось. Не при жизни Антона).       — Привет, Бэмби, — Антон принял вызов и вернулся взглядом к полкам в шкафу.       Арсений, вероятно, закатил глаза, но ответил:       — Привет. Собираешься?       — Да, в процессе. — Ну, чемодан уже раскрыт — это большая победа!       — Ага, знаю я тебя: откладываешь до последнего, а потом покидаешь всё абы как и будешь доволен. Антон, в этот раз на три месяца, тебе нужно хорошо подумать, что взять с собой. Наверное, побольше тёплой одежды. Может быть даже зимнее что-то.       — Я не понял, ты меня наставляешь, мелочь? — шутливо возмутился Антон. — Какое зимнее, конец августа.       — Это сейчас. А будешь ты там до ноября, а в это время в Москве уже зима. Что, будешь деньги тратить на покупку зимнего гардероба? Ещё и чемодан второй придётся покупать: в один всё не поместится. Возьми сразу.       Антон прикинул, что, в целом, Арсений прав, но лучше бы пришёл и помог собрать чемодан, чем раздавал советы.       — Ладно, я подумаю… Что там с твоими танцами?       — Пока не точно, но в сентябре мы можем поехать на соревнования в Новороссийск.
— Опять школу пропустишь?       — Да, папам это тоже не нравится. Но мне нравится выступать. Ходить «для себя» не так весело.       — А ходить в школу тем более.       — Ой ну что ты заладил, зануда, — цыкнул Арсений.       Антон рассмеялся. Они ещё немного поговорили, а после Антон всё-таки сделал волевое усилие и начал собирать чемодан.
∞ ◆ ∞
      Когда Антон сказал, что командировку задерживают ещё на полтора месяца (минимум) и что с учётом всех новогодних праздников домой он вернётся (возможно!) в конце января-начале февраля, Арсений приуныл. Он, сам того не осознавая, начал часто психовать и срываться на родителях. Ваня с Серёжей скидывали всё на переходный возраст и конец учебного года, но если Серёжа как-то более-менее пытался войти в положение сына, то Ваня огрызался в ответ, и порой атмосфера дома раскачивалась как надувная лодка в морской шторм.       Конец года действительно выдался тяжёлым: закрытие семестра, финальные в этом году соревнования по танцам… и всё?.. Арсений не знал, на что ещё свалить своё плохое настроение. Даже его лучший друг Серёжа Матвиенко, не отличающийся сладостью характера, не так давно сказал Арсению «Какая ж ты сука недоёбанная». Сказал, конечно, любя, но задуматься заставил. Почему он вдруг начал всем язвить и раздражаться по любому поводу? Почему всё вокруг такое противное, и единственная реакция на это — агрессия? Даже в разговорах с Антоном Арсений язвил больше обычного, хотя при его характере больше некуда.       Антон такую причину поведения знал. Он и сам постепенно начинал тихонько ненавидеть весь мир, и Москву в особенности. Его раздражало вечно переполненное метро, непонятливые клиенты, чужая квартира, холодный ветер и царапающие кожу лица острые снежинки. Мало того, что он не появлялся дома с конца августа, так ещё и связь запечатления тянула эмоциональный поводок, напоминая, что, вообще-то, у тебя есть омега и какого это чёрта ты покинул его на такое длительное время. Им необходимо живое общение друг с другом, пока это всё не привело к последствиям похуже. Поэтому Антон и предложил Арсению приехать к нему на Новый год и последующие зимние праздники. Арсений сразу же согласился, Ваня с Серёжей спокойно ему разрешили, доверяя другу своего сына.       Так двадцать девятого декабря Арсений с родителями оказался в новом терминале аэропорта, где полно народу и ужасно душно. Напольная плитка залита растаявшим снегом с частичками грязи, которую принесли с улицы посетители. Следом за людьми ходили уборщицы, толкая перед собой поломоечные машины и равнодушно осматривая пёстрые чемоданы, шарфы, шапки и пуховики. Арсений снял шапку и вспушил руками приглаженные волосы, осмотрелся по сторонам: в свои четырнадцать он впервые куда-то летел, и в первый же раз — один. Аэропорт небольшой, людей в канун главного праздника страны как семечек в подсолнухе, и на первый взгляд это похоже на хаотичное движение частиц, но, окунаясь глубже в атмосферу отправлений-регистраций-сдачи багажа приходило осознание, что это всё-таки чётко отлаженная система, как увеличенный во много раз муравейник. Сдав багаж Арсения и зарегистрировавшись на рейс, они втроём поднялись на второй этаж и остановились возле зоны таможенного контроля.       — Ну всё, дальше нам с тобой нельзя, — сказал Ваня. — Посадочный талон не потерял ещё?       Арсений закатил глаза: столько паники и контроля, будто ему лет десять. Он молча помахал бумагой перед собой.       — В зале ожидания внимательно слушай объявления: могут изменить гейт, — напутствовал Ваня дальше.       — Разберусь, пап, чего ты волнуешься?       — Перестану как только мне Антон позвонит и скажет, что вы встретились. Ты ему сказал во сколько прилетаешь?       — Ну естественно.       — Вань, всё нормально будет, — Серёжа положил руку на плечо супруга. — Антона слушайся, — добавил отец, обращаясь к Арсению.       — Естественно. Всё, я пошёл, хватит меня провожать уже, — Арсений потрепал лямку рюкзака и забросил её на плечо.       Ваня закатил глаза:       — Вот язва.Иди обниму тебя.       Арсений сделал страдальческое лицо, но папу обнял с удовольствием. Стиснул его покрепче и поцеловал в подставленную мягкую щёку, после этого крепко сжал и Сергея, чмокнул его по-быстрому в колючий щетинистый подбородок (куда достал), посмотрел коротко на отцов и вздохнул:       — Ну ладно, всё, а то я так не уйду.       Ваня с Серёжей проводили сына взглядом и переглянулись. Ваня озвучил пришедшую в голову мысль:       — Как думаешь, Антон пожалеет, что пригласил эту язву?       — В этом они оба друг другу просраться дадут. Может, хоть от нас отдохнёт и успокоится, Вань, что ты хотел от подростка? У нас впереди сплошные весёлые годы…       Через полтора часа самолёт приземлился во Внуково. Арсений, следуя за толпой, успешно получил багаж и также следуя за вереницей прибывших вышел в холл. Огляделся, выискивая взглядом два тощих метра, но вместо этого нашёл два тощих метра в длинном, едва выше щиколоток, дутом чёрном пуховике. Издалека Антон выглядел как потолстевший дементор. Из-под расстёгнутой верхней одежды мелькала ярко-жёлтая толстовка. Арсений вытащил ручку чемоданчика повыше и быстрым шагом направился к нему.       Антон заметил Арсения почти сразу, но прорубаться через толпу не стал — стоял на месте, пока Арс не налетел на него, со всей силы стискивая всё-таки тощие даже со всеми слоями одежды бока. Антон обнял Арсения в ответ, улыбнулся: как хорошо. Запах родной и знакомый, та же манера стискивать в своих руках, как в тисках, до такой степени, что внутренности плющит и сложно дышать, блестящие каштановые волосы пахнут кокосовым шампунем, и даже одежда (ярко-розовые спортивные штаны, заправленные в высокие тяжёлые берцы с металлическими клёпками и чёрная водолазка под самое горло — то ли убийца, то ли нежный цветок) такая знакомая, что больно от удовольствия. Обнимая Арсения за плечи, Антон на несколько секунд закрыл глаза и будто оказался дома.       — Я соскучился-я-я, — протянул Арсений и добавил: — Пиздец как. — Ну, если «пиздец», значит, всё серьёзно: Арс редко позволял себе материться при Антоне, относясь к нему с уважением и пытаясь соблюдать какую-никакую субординацию.       — Привет, Бэмби, — ответил Антон, взъерошивая Арсению волосы. — Как полёт?       — Полёт нормальный, — отрапортовал Арсений, неохотно отстраняясь от Антона, чьи ласковые руки, знакомый приятный запах (ни один альфа не пах для Арсения приятнее — так было с самого рождения) и нежное тепло медленно вытесняли собой агрессию, раздражение и ненависть к миру. Всё стало на свои места, всё окунулось в спокойствие.       Сорок минут на аэроэкспрессе до Киевского вокзала, от вокзала на метро с тремя пересадками ещё минут сорок, и от станции «Нагатинская» до квартиры, которую офис снял Антону на время его пребывания в Москве, ещё пятнадцать минут пешком по скользкому снегу, посыпанному песком, вдоль велопарка. Арсений устал: он рано встал, да и не спал толком из-за непонятного волнения то ли перед первым полётом, то ли перед встречей с Антоном (они впервые останутся вдвоём на несколько дней), сам перелёт тоже вроде не сильно энергозатратная штука: сиди себе да спи, но почему-то выматывающая, а тут ещё эта давка в метро, люди-люди-люди, чуть ли не по десять человек на один квадратный метр, мешанина запахов, звуков и цветов… тяжело.       Антон и сам устал: еле отпросился с работы пораньше (в воскресенье!), чтобы сразу поехать встречать Арсения, и теперь мечтал только поскорее вернуться в съёмную квартиру, смыть всю грязь завершающегося дня, поужинать и выпить горячего чаю. Завтра последний рабочий день, а послезавтра уже Новый год и можно будет минимум на одиннадцать дней забыть об офисе, коллегах и цифрах. Чудо чудесное, что в этот раз заказчики из России, и не придётся, как в прошлый год, выбирать дежурного на все праздники, если вдруг что-то пойдёт не так и придётся поддерживать связь, потому что их заказчики по всему миру либо вообще празднуют Новый год в другое время, либо празднуют Рождество, причём немного раньше и не с таким размахом выходных. Да, в России много календарных нерабочих дней, но при такой паршивой жизни крупицы отдыха не халтура, а необходимость для ментального здоровья.       Компания сняла Антону просторную двухкомнатную квартиру — лучший вариант из тех, что успели по-быстрому найти, и что располагался более-менее близко к головному офису. По итогу Антон пользовался только залом, в спальню ходил чтобы развесить постиранные вещи на сушилку или что-нибудь погладить (очень редко). Но вот пустующая комната всё-таки пригодилась. Антон выделил Арсу свежее постельное бельё, помог разобрать и застелить диван, выделил в шкафу пару полок под одежду и откопал удлинитель, чтобы возле спального места была розетка. Пока Арсений осматривался и раскладывал вещи, Антон заказал еду: пиццу и несколько коробочек азиатской лапши (он и дома-то себе почти не готовил, а здесь вообще питался только доставками и на работе в обед ходил в столовую, зато всегда имел в запасе гору сладостей к чаю и такую же гору разнообразного чая).       На экране телевизора в зале Дин радовался возвращению Сэма из клетки, виновато смотрел на Лизу и пытался понять, что не так с братом. На журнальном столике перед диваном лежали пустые картонные коробки из-под еды. Шуршали фантики мини-версии «Милкивэя», Арсений жевал конфеты и запивал их любимым лавандовым чаем (Антон купил специально к его приезду, потому что помнил: ничего, кроме травяного и фруктового, Арс не пьёт). А на «Сверхъестественное» их подсадил тоже Арсений. Посмотрел два сезона и сказал: «Это классный сериал, давай смотреть одновременно». Синхронизировались. Теперь смотрели вместе на то, как братья Винчестеры, увлечённые какой-то подозрительно не братской любовью, плевали на весь мир, чтобы спасти друг друга.       — Какой-то он мутный… — задумчиво пробормотал Арсений после того, как экран потемнел, и начались титры.       — Ну дальше расскажут, что там Люцифер с ним наделал. Крышечку точно снесло.       — Зато начало офигенное было: у Падалеки фигура огонь.       Антон согласно хмыкнул: не будь он альфой, сам бы потёк с этого актёра-альфы, потому что тот действительно хорош, не в пример его костлявой, как речная рыба, фигуре. Хотя если рассматривать этих двоих с такой точки зрения, то Эклз ему всё-таки нравился больше (и дело, наверное, в том, что тот омега).       — Боже, какой длинный день… — Арсений откинулся на спину поперёк дивана, всматриваясь в высокий потолок, который даже Антону казался действительно высоким. С потолка на Арсения смотрело две половины неба: одна — ночная, со спящим месяцем (спящим в прямом смысле: закрытые глаза и полупрозрачная тень от ресниц), созвездиями и знаками зодиаков, всё по-уютному холодное, тёмно-синее с вкраплениями бледно-жёлтого; и вторая — с антропоморфным улыбающимся солнцем, длинные лучи которого кудрями вились до самых стен, со светло-голубым небом и белой ватой облаков. Наверняка роспись стоила бешенных денег, но до чего же она красивая… — Как хорошо…       Антон мысленно согласился с Арсением по всем пунктам.
∞ ◆ ∞
      Новогодняя ночь (почти утро).       На экране телевизора Дин и Сэм жарко выясняли отношения: только что они, наконец, выяснили, что из клетки младшенький вернулся без души (зато с кубиками пресса, резко подпрыгнувшей сексуальностью и возросшим аморальным поведением). Антон, медленно поглаживая волосы лежащего на его коленях Арса, с удовольствием отметил, что уже несколько дней не смотрел новостей — так приятно не знать, что происходит в реальном мире. Арсений скорее всего уже дремал, время близилось к шести часам утра, их «ещё одну и спать» затянулось на три серии.       Тридцать первого декабря Арсений с Антоном съездили в ближайший супермаркет, потратили на это несколько часов (потому что поход по магазинам превратился в увеселительное мероприятие), чтобы затем, уже дома, потратить ещё несколько часов на готовку пары салатиков и мяса по-французски. К чаю Арсений выпросил у Антона огромный «Медовик», и на этом их праздничный стол заканчивался. Под готовку они продолжили смотреть «Сверхъестественное», прервались только на ежегодное обращение президента страны к гражданам (посмеялись), и, с чувством выполненной традиции, вернулись в мир мистики и братских пиздострадашек.       У Антона было много праздников. Последние несколько десятков лет он привык встречать Новый год в большой компании, с алкоголем, шумом и весельем, но этот Новый год с бутылкой недопитого шампанского на двоих (Арсений пообещал не рассказывать родителям, что Антон разрешил ему алкоголь, ну ещё бы), уютным полумраком (в комнате горела только купленная вчера в гипермаркете цветная гирлянда, кое-как приделанная к шторам) и сериалом принёс столько тепла и спокойствия, что на его фоне меркли воспоминания о всех прошедших. Не зря он всё-таки остался на праздники здесь. Если бы Арсений не захотел прилететь — прилетел бы, конечно, на эту неделю с небольшим, чтобы потом опять вернуться, а так хоть не придётся снова привыкать к смене обстановки, да и он хотел показать Арсу Москву: поводить по всем туристическим местам, сходить обязательно на каток, погулять по улицам — интересно же.       На экране появились титры. Арсений завозился и перевернулся с бока на спину, посмотрел на Антона сонным взглядом, его щёки от бокала шампанского тонким слоем покрыл румянец, в разноцветном свете лампочек выделявшийся на коже неровным пятном. Антон замер пальцами в чужих волосах — он испытал такой прилив нежности к Арсению, что от стыда и неловкости жар вдарил по затылку, разлился по щекам и ласковой змеёй спустился по спине. Арсений взял его вторую руку, обнял её ладонями и положил сверху себе на грудь (для него между ним и Антоном понятие личного пространства отсутствовало с самого детства).       — Антон.       — М? — выдавил из себя Антон, переводя взгляд с щёк Арсения на его глаза. Карий в полутьме выглядел совсем чёрным и отражал блики огоньков, голубой с расширившимся в темноте зрачком смотрел внимательно-сонно.       — Почему ты не поехал на праздники домой?       «Хотел провести время с тобой наедине, чтобы мне не пришлось постоянно думать о том, что однажды кто-то догадается о нашей связи, и о том, что я уже четырнадцать лет обманываю лучших друзей».       — Не знаю. Хотел показать тебе город, да и если бы полетел, то пришлось бы возвращаться с тяжёлым сердцем: я не люблю уезжать из дома, ты же знаешь. Ещё и чемоданы снова собирать — жуть.       — Знаю. Я рад, что ты меня позвал. Спасибо.       Антон огладил высокий лоб Арсения и улыбнулся.
∞ ◆ ∞
      Из картонных стаканчиков с минималистичными артами достопримечательностей Москвы торчала такая же картонная ложечка и пакетик чая. Смешно, что столица, выбрасывающая в атмосферу тонны отходов, так пеклась об экологии, в то время как в их городе чай налили бы в пластик и сунули бы сверху такую же пластиковую лопатку, имитирующую мини-ложечку с непонятным отверстием посередине. От кипятка стаканчик нагрелся, и замёрзшие даже в перчатках пальцы приятно покалывало возвращающимся теплом. Антон протянул один из стаканчиков Арсению, сидящему на краю длинной скамейки среди таких же отдыхающих. Прямо перед ними, всего в нескольких метрах, за ограждением переливалась огнями гирлянд и блестящих шаров огромная новогодняя ель. Арсений вытянул ноги в коньках вперёд и принял стаканчик, сжал его в ледяных ладонях и запрокинул голову, всматриваясь в густое вечернее небо.       Они весь день гуляли по Москве. Антон, как и обещал, показывал город (то, что успел посмотреть сам, к тому же, не без дубль гиса, но с обязанностью взрослого он всё-таки справлялся, хотя за готовку по-прежнему отвечал Арсений). Под вечер Арсений упросил Антона сходить на центральный каток, и просил он так жалобно, что пришлось согласиться. Ноги горели от приятной усталости, щёки и лоб обморозило, но снег и праздничная атмосфера всё окупали.       Арсений отпил горячего чая и зажмурился — тепло потекло в него, согревая изнутри. Антон присел рядом. Он уже переобулся в зимние ботинки — на своих двоих, порой, выделывал такие тройные тулупы, а уж на коньках вообще почувствовал себя как никогда смертным. Ему до грации Арсения далеко, он еле катился вдоль бортика и не успевал хвататься за сердце, пока Арс, катящийся далеко спереди, творил очередное безумство. (Но в целом ему понравилось.)       — Красиво, — делая ещё один глоток, сказал Арсений. — Спать сегодня будем как убитые.       — Это точно, — согласился Антон, тоже отпивая горячего чаю.       Помолчали. Арсений рассматривал переливающийся дождь соцветий микролампочек на ели. Смотрел так долго, что огоньки стали расплываться перед глазами, теряя фокус, и он перевёл взгляд на задумавшегося Антона, тоже смотрящего вперёд. Без шапки, со взъерошенными волосами, красными, как раковая шейка, ушами и такими же щеками. Красивый. Какой-то будто другой, будто это не он катал маленького Арсюшу много лет назад на своей шее, не он забирал из садика и школы, сидел с ним, когда родители не могли, водил по врачам и присутствовал в жизни всегда. Иной, и в то же время — роднее родного. Арсений всегда считал Антона третьим отцом. Доверял ему безоговорочно и порой даже больше, чем папам, уважал и слушался, всегда вёл себя отлично, и отцы удивлялись, почему: дома такой хулиганистый, показывающий характер. Но тогда мысль об Антоне как о третьем отце показалась Арсению ужасно странной, и это на короткую долю мгновения, не стоящую ничего, испугало с такой силой, что спёрло дыхание. Арсений сделал глоток чая, чтобы как-то отвлечь себя от непонятных мыслей, но вместо этого проникся к Антону такой душевной теплотой, нежностью и благодарностью, что сказал:       — Ты такой хороший. Почему у тебя никого нет?       Антон, потревоженный внезапным вопросом, перевёл на него взгляд. Всмотрелся в знакомые глаза, подмечая, как по-разному световые блики играли в разноцветных радужках. Он любил эти глаза, приворожившие его однажды, связавшие их чистейшей любовью на всю жизнь. Не думая, Антон ответил:       — У меня есть всё, что мне нужно.