Бэмби

12

За окном автомобиля медленно плыли узкие улицы, засаженные деревьями. Из-за пышной разросшейся зелени выглядывали широкие аллеи, вдоль которых мелькали трёхэтажные декоративные клумбы с нежно-пастельными разноцветными фиалками. По аллеям и тротуарам ходили люди, солнце в зените — беспощадно кололо глаза даже сквозь закрытые веки. Арсений, невыспавшийся из-за раннего подъёма в аэропорт, вяло лежал на плече у Антона, то дремля, то, сквозь приоткрытые веки, посматривая на местность. Кажется, они въехали в Севастополь. Антон и сам сидел никакой. Прислонился щекой к макушке Арса, но дрёма его не брала — больше укачивало от плавных поворотов и неторопливой смазанной линии города.
         «А горы, где же горы?» — думал Арсений, рассматривая ландшафт. Всё как у них в городе: и дома те же кирпичные, и памятники военные (с той лишь разницей, что все на морскую тематику), и ухоженные улочки точь-в-точь как у них в центре. А гор не видно, как же так.       В наушниках, разделённых на двоих, играли 25/17 с их бессмертным «Я никогда не видел моря». Они слушали эту (и многие другие похожие песни) каждый раз, когда получалось выбираться к морю. Обычно, правда, выбирались вчетвером: Арсений с родителями и Антон, порой получалось синхронизировать отпуск с Позовыми, но последние года два начальство Вани давало отпуск только в марте-апреле, и Серёжа подстраивался под мужа, чтобы провести время вместе, а у Кати два месяца назад родился такой же черноглазый и черноголовый, как Савина, мальчишка Теодор — тем в ближайший год будет не до отдыха.       Экзамены Арсений сдал. И всё-таки подал документы сразу на рекламу, потому что рассудил, мол, всегда есть возможность закончить дополнительные курсы. Антон и отцы поддержали. В вуз зачислили с первой волны, и у него оставалось ещё целых полтора месяца до начала учебного года. Антон предложил Ване и Серёже в качестве подарка на окончание школы (с золотой медалью, как о том и мечтал Ваня) и поступления на бюджет свозить Арсения в Крым. Те согласились «Ты с ним замучаешься, — ухмыльнулся Серёжа, услышав предложение. — Он в последние месяцы страшно ядовитый, хоть баночку покупай для сцеживания». Ваня махнул рукой: у него с сыном пусть и наладились тёплые отношения, за прошедшие полгода они знатно потрепали друг другу нервы и в двухнедельной разлуке видели возможность отдохнуть. Всё это чушь, что от близких не устают. Ещё как устают, просто не все в этом могут сознаться даже себе, а потребность в отдыхе не означает нелюбовь.
Арсений снова задремал, убаюканный ровной дорогой и прохладой кондиционера. Таксист водил аккуратно, умело и быстро: от Симферопольского аэропорта до Севастополя доехали чуть меньше чем за полтора часа, хотя Антон предупреждал, что дорога, судя по отзывам и гугл-картам, может затянуться часа на два. Высадив их у входа в отель, таксист пожелал Антону: «Хорошего отдыха вам и вашему сыну», помог вытащить из багажника чемоданы и уехал. Арсений нахмурился, но ничего не сказал. Эти ситуации раздражали его с каждым разом всё больше.       На ресепшене Арсений стоял молча: смотрел на мужчину-администратора в белой рубашке и тёмно-вишнёвом пиджаке, вежливый и учтивый, он проверял бронь, сверял паспортные данные и активировал ключ-карты. Мимо стойки туда-сюда ходили люди. Кто-то на улицу (дверь им открывал невысокий юноша-швейцар в такой же вишнёвой ливрее и шапочке), кто-то за дверь позади, указатели перед которой гласили: «Ресторан» и «Спа-центр».       Администратор, заселявший их (Вадим, если верить чернеющим прописным буквам на золотистом бейджике), заполнил всё необходимое, объяснил, что есть поблизости, кратко проинформировал об услугах отеля и протянул Антону, контактирующему с ним, картонный конвертик с ключ-картами.       — Пожалуйста, ваши два ключа. Номер от вай-фая внутри конверта, завтрак с семи до одиннадцати, вход в зону питания только по картам. Ваш номер находится на третьем этаже, можете воспользоваться лифтом позади вас, также у нас имеются две лестницы слева и справа от стойки регистрации. По любым возникающим вопросам можете круглосуточно звонить на ресепшен по номеру «010». Вся подробная информация будет у вас в книге посетителя. Хорошего отдыха.
— Спасибо, — Антон (ах какой, сама вежливость!) улыбнулся в ответ, забрал карты, и они прошли к широкому лифту (поднимаясь на третий этаж, Арсений рассматривал своё не очень презентабельное отражение в боковой стенке и трагично вздыхал).       Первое, что увидел Арсений, войдя в номер, — две кровати. Он так и встал на пороге, рассматривая просторный однокомнатный номер. Между полутораспальными кроватями стояло две тумбочки, на каждой из которых — ночник и бумажные карточки «эко-френдли», а на той, что ближе к окну, ещё и телефон.       — Две кровати? — растерянно спросил Арсений, поворачиваясь к Антону.       Антон ждал этого вопроса. Взгляд Арсения — точно как у Вани, когда тот ещё не злился, но уже входил в стадию «Я уничтожу тебя, всю твою семью, твой город, твою страну и эту блядскую ссаную планету, на которой тебе не посчастливилось родиться и обидеть меня». Да, он взял две кровати. Ему казалось это правильным, а он взрослый и чувствовал ответственность за них двоих, что значило принятие не очень приятных, но верных решений.       — Бэмби, слушай, — Антон нагнулся и стал развязывать шнурки на кроссовках.       — Да, Антон. «Бэмби». «Крошка», «Детка», «Малыш» — я для тебя всегда буду ребёнком. Ты сам не можешь принять эти отношения, и не хочешь, чтобы люди видели во мне твою пару. Тебе стыдно?       — Значит так, Арсений Иван-Сергеевич, мне тридцать восемь лет, тебе семнадцать. Что-то ещё нужно пояснять о том, как это выглядит со стороны?       — Но мы запечатлены.       — И ты будешь каждому, косо посмотревшему на нас, ходить и говорить об этом? Или, может, на лбу напишем? Ты сам знаешь, что это не оправдание.       — Да какая вообще разница, что подумают другие? Все они — посторонние, их мнение в нашей жизни не имеет значения. До каких пор мы будем скрываться? Ладно с папами, но я надеялся, что хотя бы здесь мы отдохнём, а не будем ныкаться по углам. На сколько лет мне нужно дорасти, чтобы тебя перестало смущать общественное мнение?       На последний вопрос у Антона не было ответа. Он и сам не знал. Смешно, если он скажет «потерпи до восемнадцатилетия», потому что после восемнадцати внешность не меняется резко, и на лбу, кстати, не появляется надпись «Всё законно», с таким же успехом они могли делать вид, что Арс уже совершеннолетний.
Арсений ответа и не ждал. Разулся следом, толкнул чемодан на колёсиках вперёд, занял кровать у балкона и принялся молча разбирать вещи. Не так должен был начаться их отпуск, но если вдруг вы взрослый человек и знаете правильное решение в этой ситуации — обязательно дайте Антону знать.       — Бэмби, — Антон попытался сгладить углы. Подошёл к кровати Арса, присел рядом, кладя руку ему на колено. Удивительно, что Арсений не истерил, как обычно, а говорил так тихо и спокойно, что не проснулся бы и младенец с самым чутким сном.       — Отстань, предатель, — Арсений отвернулся от Антона, сбросил его ладонь и понёс в шкаф, стоящий в коридоре, стопку одежды.
       Весь оставшийся день и вечер Арсений обращался к Антону «пап». В кафе, куда они выбрались поужинать: «Пап, ты выбрал?», в ближайшем магазинчике, в который зашли за несколькими бутылочками воды и чем нибудь вкусненьким: «Пап, я возьму йогурт? А “баунти”, пап? Пап, чипсы будешь?». Антон терпел, поджимая недовольно губы, но разборки не устраивал. К тому моменту, как они вернулись в номер, он находился в миллиметре от того, чтобы не начать срываться на Арсения. Тот ему мстил — понятно, за что, и Антону бы тоже, скорее всего, было неприятно на его месте, но лучше бы Арс кричал, чем постоянно торкал его этим раздражающим «пап».       — Прекращай, — строго сказал Антон, как только они зашли в номер и разулись.       — Ну ты же хотел, чтобы нас не принимали за пару, — Арсений сощурил глаза. Ну какая ж сучка недовольная: скрестил руки на груди, жопа в коротких красных облегающих шортиках, больше похожих на плавки, светлая футболка с рисунком бюста Давида, сосущего леденец и голографическая набедренная сумка. Выглядел он не очень устрашающе, но каре-голубые глаза смотрели хмуро, и весь Арсений как будто источал ядовитые пары.       — Может, мы дядя и племянник.       — Ах, так мне звать тебя «дядь Антон»? Как дядю Диму? Или всё-таки «папочка»?       — Хватит. Давай не будем ссориться и портить отдых.       Арсений закатил глаза и ушёл в душ, а, когда вернулся, Антон тут же занял его место. Время позднее, день длинный. Погасив в номере свет, оставляя горящим только светильник на тумбе Антона, Арсений лёг спать, приспособив одну подушку под голову, а вторую под мягкие объятия. Климат-контроль работал отлично: в комнате приятная прохлада, и тёплое хрустящее одеяло уютно шуршало под пальцами в белом выглаженном пододеяльнике.
А ведь и правда: они впервые за семнадцать лет ссорились. Даже в те периоды, когда не общались из-за усиливающегося влечения, злость не отравляла их — в той тишине не крылась злость. Сейчас Арсений чувствовал себя обманутым, преданным и покинутым. У них только начало всё налаживаться, но какие-то рамки в голове Антона мешали им развиваться и расти в отношениях, потому что «общество». Пусть это общество пойдёт в задницу. Арсению настолько похуй на мнение незнакомцев, что он готов ходить и говорить, что это Антон, Антон — его альфа, они долбятся в жопу и счастливы вместе. «Долбятся в жопу», ага. Антон с той утренней дрочки Арсения к нему больше никак не прикасался в эротическом плане. Целовал, обнимал — всё это с радостью, но как только Арс пытался склонить их к чему-то более возбуждающему, смывался, как втулка в унитаз.       Арсений почти задремал, когда Антон, с влажной и горячей после душа кожей, лёг рядом с ним поверх одеяла. Обнял за талию со спины, поцеловал в загривок, зарылся носом в местечко за ухом, вдыхая любимый запах. Злость на Арса противоречила его природе.       — Мне обидно, — пробормотал Арсений сквозь сон, но Антона от себя не оттолкнул.       — Я знаю, малыш, — прошептал Антон. — Подожди немного, я подумаю над всем этим, ладно?       — Ладно. Поспи со мной.       — Щас.       Антон встал с кровати и погасил свет. Арсений положил вторую подушку рядом со своей, придвинулся к стенке и откинул одеяло. Антон забрался к нему — тесно, но не так чтобы совсем невмоготу — поцеловал в губы, обнял и успокоился. Этот длинный день закончился. Арсений моментально засопел ему в грудь — он всегда отрубался быстро.
                          ∞ ◆ ∞
     Утром Антон проснулся от болезненного возбуждения. Он осторожно пошевелился: кости ломило от неудобной позы, рука, на которой лежал Арсений, занемела. Всё-таки спать вдвоём на полуторке не самое умное решение, пусть и приятное (поначалу). Воздух пах Арсением: острый, как розовый перец, запах вытеснил собой всё пустое пространство комнаты, ещё немного и в горле наждачкой проснётся першение. У Арса начался эструс, хотя они ожидали этого дня через два минимум, но прошлый сбой не прошёл бесследно, и цикл пока восстанавливался.       Арсений спал. Антон трусливо лежал, боясь пошевелиться. Член от запаха его омеги напрягся, и это сто процентов уже не утренний стояк. Как-то так, наверное, и чувствовал себя Арсений бо́льшую часть времени, когда находился рядом с Антоном: желал «хоть чего-нибудь». Он и сам бы хотел и надеялся, что в запасе имелось пару дней на то, чтобы настроить себя к привычному сдерживанию. Теперь немного легче: отпала надобность делать безразличный к течному запаху вид. Теперь Антон мог не бояться обнаружить своё возбуждение, но сдерживать себя всё равно приходилось.       Невыносимо. Желание разложить Арсения и трахнуть его, сонного, мокрого, ароматного превратилось в утренний туманный бред. Антон всё лежал, боясь пошевелиться, вдыхая манящий запах, звенящий в голове жаждой, и умоляя себя встать с постели, свалить подальше от Арсения, пока они оба не натворили глупостей — тот же только и рад будет, если Антон сорвётся, не остановит ни за что в жизни, а уж будучи в цикле тем более.       — Я знаю, что ты проснулся, — проворчал сонный Арсений, разворачиваясь в его объятиях и вытягиваясь на кровати, скрипя костями и суставами. — Твой член такой горячий, что нагрел мне бедро. Доброе утро.       — М-м, — промычал Антон, не открывая глаз. Ему казалось, что, если он увидит Арсения, всё станет совсем плохо. Раньше получалось держать себя в узде: они не встречались, приходилось всеми силами сохранять связь в тайне, к тому же, чаще всего рядом с ними находились люди. Но не сейчас. Теперь предыдущие два пункта не актуальны, а желание близости опасно-пленительно.       Ну что будет, если вы переспите? Какой смысл ждать? Рано или поздно вы сделаете это, рано или поздно это случится, и запах у Арсения поменяется в любом случае. Главная проблема в том, что Арсений вернётся к отцам уже другой, и тут уже тебе придумывать, почему ты не уследил за ребёнком. Ребёнком…       — Секса не будет? — на всякий случай уточнил Арсений, зевая.
Антон ничего не ответил. Встал с постели и куда-то рванул. Что-то зашуршало, застучало, зашумело. Арсений, ожидавший чего-то подобного, вздохнул: «Понятно» и развалился в кровати поудобнее. Может, ему удастся ещё подремать, пока бедный, несчастный Антон пытался играть во взрослого, запрещая им двоим наслаждаться связью в полном её проявлении.
      Собираясь в поездку, Арсений рассчитывал уломать Антона на секс. С тех пор, как он узнал, что они запечатлены, Арсений перечитал кучу всяких статей в интернете, он знал, что секс с запечатлённым — самый приятный, что запах у него после потери девственности не просто поменяется — он станет идентификатором «на этот момент омега занят» (в случае секса не с парой), и «омега занят навсегда» (в случае с запечатлённым партнёром). Пока люди вокруг чувствовали его запах как ровный фон, дающий информацию о том, что он омега. Обычно «ровный» запах служил сигналом того, что омега запечатлён, но порой случались сбои. Папа Ваня, проработавший акушером-гинекологом больше десяти лет, знал об особенностях омежьего организма многое. Тот факт, что после первой течки запах сына не изменился, его не пугал: бывало, что на «окрас» фона уходило от нескольких циклов до нескольких лет, у него самого запах окреп не сразу и, возможно, это было наследственным. Для всех остальных, не родственников, при встрече с Арсением факт запечатления был очевиден.       Но, в общем, ещё вчера стало понятно, что «кина не будет»*, секса тоже, потому что у Антона внутри головы нагромождение оборонительных сооружений, и Арсению придётся либо терпеть до совершеннолетия (а то и дольше), либо продумать план домогательств получше, либо усраться и подобрать такие аргументы, которые Антону будет нечем крыть.       Арсений почти задремал, когда с него откинули мягкое нагретое одеяло. Холодные пальцы огладили голый бок, поднялись выше, пощекотали кожу за ухом. Мягкие губы прижались к щеке возле уха. Арс приоткрыл глаза: над ним, опираясь ладонями о постель, навис Антон.
— Ты чего? — нахмурился Арсений, рассматривая потерянное выражение лица Антона. — Что-то случилось?       — Я нашёл твой плаг.       А. Так вот, что там шуршало.       — И?       — Я вставлю?       — Только плаг? — просыпаясь окончательно, уточнил Арсений.       — Бэмби.       — Ну конечно, — Арс закатил глаза. — Пихать в меня всякие металлические штуки можно, а свой член — нет.       — Да или нет?       Арсений помолчал. Секс — это одно дело. Секс — это прелюдия, это ласки, тепло, нежность. Секс — это даже больше про эмоциональную близость, чем про тело к телу. Но вставить плаг во время течки — это, скорее, необходимая процедура, чтобы не пачкать бельё обильно выделяющейся смазкой. Это не про ласку — про необходимость, и приятного в этом мало. Согрел пробку, надавил, разместил, чтобы не мешалось и не протекало. Никакого удовольствия — обыденный, интимный ритуал. Арсений тысячу тысяч раз представлял, как раздвигает ноги, и Антон входит в него, но это не то, это естественно и желанно, а то, что предлагал Антон… немного унизительно, может. Требует больше доверия.
Антон ждал ответа, сжимая в кулаке небольшую обтекаемую каплю чёрного металла с гранатового цвета камушком на конце. Вставить плаг в Арсения — конечная станция, и, прежде чем доехать до неё он собирался сделать несколько остановок. Не совсем секс, но то самое «хоть что-нибудь», которое не изменит запах Арсения, но даст им двоим ещё больше открыться друг перед другом. Даже этот небольшой, если подумать, шаг Антону дался с трудом, и внезапно начавшаяся течка, сводящая с ума своим запахом, сыграла не последнюю роль.       — Мне бы вообще-то сначала помыться надо, — честно ответил Арсений. Он напрягся, повёл бёдрами из стороны в сторону, пытаясь определить масштаб потопа. Так и есть: ягодицы неприятно скользили друг об друга, и на постель наверняка натекло достаточно. Судя по всему, течка началась ещё ночью.       — Не надо, — спокойно сказал Антон.       Арсений поднял брови, всмотрелся ещё раз в зелёные глаза, которым доверял больше, чем кому бы то ни было. Вздохнул:       — Ладно. Как мне лечь?       Антон уложил его сам: придвинул бёдра Арсения ближе к краю постели, раздвинул белые, как сметана, стройные ноги в стороны. Арсений сверху накрыл лицо подушкой Антона, пытаясь прогнать чувство стыда. Надо же. Арсений, который хотел оповестить весь мир, что они с Антоном пара, стеснялся деликатных прикосновений к интимным местам. Почему-то та утренняя дрочка далась ему легко, он ни разу не ощутил смущения или стыда, но теперь понимал, что Антону, как минимум, придётся снять с него бельё, увидеть его всего — ну совсем — голого, и что трусы, оказывается, не какой-то маленький кусок ткани, а настоящая психологическая кольчуга, придающая уверенности.
Антон пересел на пол возле кровати. Он обвёл взглядом внутреннюю сторону бедра, светло-серую, едва натянутую ткань боксеров Арсения с маленьким влажным пятнышком посередине. Антон провёл носом по складочке — пахло всё больше — поцеловал сквозь ткань и, ухватившись пальцами за резинку белья, плавно потянул их вниз. Арсений приподнялся на постели, помогая стянуть с себя трусы, и прижал подушку плотнее к себе.       — Всё нормально? — уточнил Антон.       — Не надо ничего спрашивать, — отозвалась подушка глухим голосом Арсения. — Делай, что хочешь, я тебе доверяю.       — Ладно.       Антон отложил мокрое с задней стороны бельё на пол, разместил ладони на боках Арсения и сдвинул его ещё чуть ниже по кровати. Так, чтобы ягодицы наполовину свисали с края. Антон раздвинул их в стороны: всё в сильно пахнущей смазке, сфинктер блестел от влаги, приоткрытый, из него медленно стекала мутноватая густая капля.       — У тебя раскрытие, — зачем-то сказал Антон, отпуская правую руку и вставляя в Арса указательный палец. Тот вошёл с небольшим сопротивлением, упругие мокрые стенки слабо, но всё-таки обволокли кожу, сжали палец сильнее и тут же расслабились.
— Ебать новость удивительная, — донеслось сверху. — Так бывает в течку, знаешь, организм омеги готовится к проникновению альфы и делает этот процесс максимально безболезненным, прикинь.       Антон пропустил его слова мимо ушей: знал, что Арсений пытался таким образом побороть смущение. Вместо этого он добавил к указательному средний палец, повернул руку запястьем вверх и согнул первые две фаланги, нащупывая простату. Арс сверху всхлипнул. Ты разве не плаг собирался вставлять? Что ты делаешь?       А вот уже два пальца стенки обхватили туго. Антон заскользил ими внутри Арсения, переводя взгляд на полностью возбуждённый, покачивающийся перед глазами небольшой аккуратный член с влажной красной головкой и поблёскивающей в ямке уретры каплей предэякулята. Подобравшиеся яички плавно перекатывались в такт медленным толчкам пальцев, особо крупная, налитая горячей кровью венка, бравшая начало от основания и плавно сходящая на нет к началу крайней плоти, едва уловимо пульсировала. Антон мягко вытащил пальцы, раздвинул ягодицы как можно шире и лизнул снизу вверх плоским сплошным мазком языка.
      Арсений сверху тихонько застонал, сжимая пальцами уголки подушки. Тёплый язык, тёплое дыхание — слишком необычные ощущения, не сравнимые ни с чем. Он даже не сразу понял, что произошло, а когда осознание укутало рассудок вспышкой эйфории, Антон уже ритмично и быстро вылизывал его — господи боже — там. Приятно, стыдно и слишком — слишком — сокровенно. Звук хлюпающей смазки только добавлял всему этому непотребству бесконечные баллы в копилку возбуждения. Арс отнял правую руку от подушки и спустил её вниз, обхватывая ладонью член.       Антон, поймав краем глаза движение, оторвался от обласканного сфинктера, перехватил руку Арсения, и, накрыв своей, опустил её на кровать рядом. Арсений недовольно выдохнул, но руку опустил. Антон вернулся к прерванному занятию. Он слизал всю натёкшую за ночь смазку, концентрированно пахнущую Арсением, ввёл язык внутрь настолько глубоко, как смог, огладил им слизистую изнутри, вслушиваясь в тяжёлое дыхание сверху, вылизал каждую складочку и неохотно отстранился.       Арсений отбросил подушку в сторону. Лежал, запрокинув голову и зажмурившись, грудь ходила ходуном, лицо в неровных красных пятнах, гладкие щёки горячи и нежны. Антон увидел всё это, снова нависнув сверху, целуя в шею и за ухом. Арс поднял тяжёлые руки и обхватил ими лицо Антона, потянул на себя, впился в солоноватые губы, разомкнул их языком и заскользил по языку Антона, постанывая ему в рот.
Они целовались несколько минут. Одной рукой Антон опирался на постель, второй гладил бёдра и бока Арсения, ласкал раскрытой ладонью его безволосую грудь и никак не мог надышаться щемящим запахом. Нехотя отстранившись, Антон снова спустился вниз, ввёл в Арса два пальца и тут же обхватил губами головку его члена, посасывая, маневрируя языком между гладкостью головки с устьем уретры и мягкими складочками уздечки. Арсений застонал в голос, сжимаясь на пальцах Антона, подаваясь бёдрами вперёд, откликаясь на каждое касание. Он всё ещё испытывал смущение, но и оно приносило ему удовольствие, пока Антон посасывал самую верхушку его члена и двигал пальцами внутри, безошибочно находя простату.       Долго Арсений не продержался. Заскулив, замер, приподняв бёдра, держась на локтях, стиснул коленями шею Антона, не отпуская, и кончил ему в рот, даже не подумав о том, чтобы предупредить — слишком неожиданно и ярко всё случилось.       Антон, впрочем, и сам был готов, поток тёплой вязкой спермы, ударивший в рот, не стал неожиданностью. Он сглотнул всё, обвёл языком пока ещё твёрдый член и вернулся вниз, вылизывая новую порцию смазки на сфинктере. Эта, в отличие от предэякулята, отдавала лёгкой сладостью и собиралась в плотные лужицы, не стремясь растечься. Антон нашёл на простыне потерявшийся плаг. Засунул его в рот, согревая, и после, поддерживая пальцами одну из ягодиц, плавно ввёл чёрную глянцевую каплю внутрь. Напоследок поцеловал местечко под мошонкой, втянул каждое яичко в рот и поднялся наверх, поднимая Арсения на подушки. Тот лежал, тяжело дыша, с по-прежнему закрытыми глазами и красным расслабленным лицом. Почувствовав рядом Антона, охотно нырнул в его руки, обнял поперёк талии и улыбнулся.
— Спасибо.       — Это похоже на «хоть что-нибудь»? — улыбаясь, уточнил Антон.       — Да.       — Хорошо.       — А мне можно?..       — Не надо.       — Ладно. Не хочу сейчас снова ссориться.       — Правильный выбор, — Антон поцеловал Арсения в макушку. Со своим возбуждением он справится позже в душе и уже со спокойной душой: Арсений хотя бы перестанет накручивать себя и думать, что Антон его стесняется или не хочет.       После завтрака Арсений с Антоном отправились сразу на пляж. Они заняли два лежака рядом в тенёчке. Антон сразу предупредил, что будет ходить загорать. Арсений пожал плечами: неугомонный Антон вечно загорал, но вместо ровного слоя золотистой кожи получал красные, расплывающиеся по всему телу ожоги: такая уж у него тонкая и светлая кожа. В этот раз Арс взял с собой гель алоэ и сразу же закинул его в мини-холодильник, стоящий в номере, — знал, что пригодится.       Обычно Антон много плавал и грелся на солнце, Арсений, наоборот, лежал, дремал и читал. Купался редко, недолго, но с удовольствием остужал своё нагретое летним пеклом тело, чтобы следующие часа два только смотреть на блики воды из-под стёкол солнцезащитных очков.       Пляж Арсению нравился, он впервые видел подобное: никакого песка, вся набережная уложена мелкой декоративной плиткой, спуск в воду как в бассейн: по металлической лестнице. Спасательные вышки каждые десять метров, уютные просторные навесы для любителей тенёчка и ровные ряды пластиковых шезлонгов. Ближе к воде, вне навеса с деревянной ребристой крышей, хаотично пестрели лежанки и полотенца: люди, не видящие смысла платить за шезлонг, коптились на тёплой плитке, тихо переговариваясь между собой. Кто-то, как и Арсений, читал, кто-то лежал, укутавшись в парео, кто-то спал. Приятно пахло солью. Каждые двадцать минут вдоль берега ходили местные «бизнесмены», продавая варёную кукурузу, чачу, пахлаву, морепродукты, чай из горных трав и прочую снедь. Дети бесились в отведённом для них детском уголке с огороженным лягушатником, мини-горкой и качелями.
Антону не терпелось окунуться в воду. Арсений не спешил: расстелил на пластмассовом шезлонге полотенце, приподнял спинку и принялся неторопливо снимать с себя шорты и футболку, поглядывая на Антона: воспоминания о сегодняшнем утре не давали ему покоя, и он всё представлял, как мог бы зацеловать это худое тело после всего, доставить ему не меньшее удовольствие (может, немного неумелое, но однозначно искреннее). Антон не позволил. Полежал с ним немного и удалился в душ, где проторчал минут пятнадцать. Обычно по утрам Антон душ либо не принимал вообще, либо проводил там минут пять-семь, в этот раз его длительное пребывание там уже само по себе становилось доказательством его очевидных действий.       Из-за настойчивого сильного запаха Арсения Антон находился в перманентном состоянии лёгкого возбуждения, его мысли каждые десять (а то и пять) минут возвращались к желанию секса, причём здесь и сейчас. Это навязчивое состояние гудело как надоедливая муха над ухом, становилось неприятным, накапливалось и понемногу зарождало раздражение из-за нереализованных возможностей. Именно поэтому Антон так сильно хотел поскорее окунуться: чтобы прохладная морская вода, пусть ненадолго, но остудила его тело и мысли.       Антон уже собрался было к воде, как его окликнул Арсений:
       — Стой.       — Что? — повернулся Антон, щурясь. Нужно найти в рюкзаке очки, иначе он ослепнет от солнца.       — Намажься кремом, обгоришь, — Арсений протянул Антону синий флакон с санскрином.       — Выйду из воды и намажусь.       — Ты в воде и обгоришь, дурень, на раз-два. Мне потом опять твои стоны слушать и сметану покупать. Намажься и иди. И лицо тоже побрызгай обязательно, а то будут у тебя от очков потом белые круги, — Арсений свесился и, порыскав в рюкзаке, достал сухой аэрозоль с защитой для лица.       Антон покорно взял оба тюбика, присел на своё место в полуметре от Арсения и принялся размазывать по рукам, ногам, плечам и шее белый крем. Арсений встал со своего места и подошёл к Антону. Выдавив себе на руку небольшую лужицу крема, растёр его между ладонями и стал размазывать его по бледной широкой спине с редкими родинками. Закончив, не выдержал и склонился, поцеловав Антона в загривок, вдохнул его остро-пряный запах, лизнул за ухом.       — Вкусно пахнешь, — прошептал Арсений на ухо Антону. — Хочу тебя ещё.       — Бэмби, прекрати. — Антон моментально отстранился, осматриваясь по сторонам будто они сделали что-то противозаконное и настолько же мерзкое как умиление щёчками младенцев, продажа человеческих органов на чёрном рынке или написание «ца» вместо «ться». — Не делай этого здесь. Вообще ничего не делай на людях. Мы уже сто раз говорили об этом.       Арсений нехотя отстранился. Глянул на него с обидой. Я, блядь, подросток, у меня мало того, что гормоны, так ещё и течка, чего ты ожидал, когда решил, что хочешь быть со мной? Я не котёнок, мне нужно больше. Вслух ничего не сказал. Вернулся на свой шезлонг и уткнулся в книгу. Антон с тяжёлым сердцем и лёгким проклятым стояком пошёл к воде и прыгнул в море сразу, игнорируя лестницу, поднимая в воздух сноп переливающихся в лучах прозрачных водных искр.
Первое, что увидел Антон, выбравшись из воды, — Арсений, сидящий в позе лотоса и двое парней в синих шортах и ярко-жёлтых футболках с надписью «СПАСАТЕЛЬ» на спинах. Парни сидели на свободном пустом шезлонге, сложив на коленях планшет для записей. Один крутил в руках синий шнурок свистка, второй перебирал между пальцев обычную пластиковую ручку.       —…а сильно чешется? — спрашивал Арсений, кивая куда-то на руку второго спасателя. Подойдя ещё ближе, Антон заметил на его предплечье прозрачную плёнку, под которой расплывались разводы чернил. Свежее тату?       — Пизда-нога! — ответил парень. — Я по ночам, знаешь, хочу её отгрызть и, нахуй, в окно выбросить. Но чесать нельзя, занимаюсь самоизбиением.       — Да? — Арсений подался вперёд.       — Ага. Если шлёпнуть сверху со всей силы, то эффект примерно как от «почесать», хотя там тоже силу рассчитать нужно.       Подойдя совсем близко, Антон понял: оба альфы. Его и без того раздражённый организм это напрягло ещё больше.       — О, Антон, — Арсений, увидев его, улыбнулся как ни в чём не бывало.       — Так, а чё тут за шабаш? — нахмурившись, поинтересовался Антон.       — Да ничего, — ответил Арсений. — Ребята пришли взять оплату за места, мы разговорились.       — Ты оплатил?       — Да.       — Ну и всё, молодые люди, больше вас не держим.       Спасатели понятливо переглянулись между собой — молодые и симпатичные, между прочим, может, на три-четыре года старше Арса — и легко поднялись на ноги.
— Не переживайте, строгий батя, мы правда просто говорили, — тот, что с тату, протянул Арсению два бумажных зелёных браслетика и пояснил: — Надевать не обязательно, это формальность. Если проверка пойдёт — покажешь это как билетики.       — Спасибо, — Арсений приязненно улыбнулся и взял браслетики. Ему бы извиниться за Антона и пояснить, что никакой он не «строгий батя», но смысл?.. А жаль: могли бы подружиться с этими ребятами, почему нет?       Спасатели ушли. Антон, обмотав вокруг бёдер полотенце, сел напротив Арсения.       — Ну и что это было? — спросил Арсений недовольно. — Антон. Мы просто разговаривали с ними, какого чёрта ты себя так ведёшь?       — Бэмби, алё, вернись на грешную землю. Если ты забыл, у тебя течка, а они оба — альфы.       — Если ты забыл, — передразнил Арсений. — Мой запах так чувствуешь только ты и никто больше.       — Да, но ты и не пахнешь как занятый омега. Запечатлён не значит несвободен.       Арсений настолько сильно закатил глаза, что нахуй не открывал бы их больше, чтоб не видеть этого грёбанного мира.       — И кто же тебе мешает поменять мой запах? Ведёшь себя как школьник. Господи! Ревновать меня к кому-то! Ты совсем? Я люблю тебя, мы, кажется, это выяснили. И мы с тобой не собственность друг друга, у нас должны быть друзья и кто-то ещё помимо нас самих, понимаешь? Меня заебало это всё. В номере обожаешь, но стоит выйти и ты как будто сразу не мой.       Антон молчал: переживал стадии от «круши-ломай» до «ну какой я долбоёб». Арсений тоже молчал. Откинулся на спинку шезлонга, уткнулся в книгу, но из-за злости и быстро бьющегося сердца не понимал ни строчки из прочитанного. Арсений настолько глубоко ушёл в свои мысли, что не заметил, как стройный рядок букв слился в единую лужу. Очнулся только когда Антон присел рядом с ним на краешек и забрал книгу.
— Ну ты чё, — пробормотал он, рассматривая расстроенное лицо со стеклянными глазами. — Прости, Бэмби. Я понимаю, что ты прав. Мне тоже тяжело: я чувствую, что должен нести ответственность за нас с тобой и думать, как правильно поступить. В некоторых моментах ты намного взрослее меня, но людям ничего не докажешь, а я пока не пришёл к той стадии, когда мне похуй на чужое мнение. Всё время думаю об этом, об их реакции на нас с тобой. Мне проще, когда нас не считают за пару, потому что так на меня не смотрят как на больного, который совратил красивого мальчишку и держит возле себя.       — А, может, это я тебя совратил? — пробубнил Арсений. — Может, ты мой папик, и я сам хорош, раз выбрал такую жизнь. Может, я тебе сосу за айфоны и цацки. А может, блядь, у нас любовь, и кому какое дело до наших мотивов и возраста.
      — Ну, для папика я слишком тощий, — хмыкнул Антон, стирая с глаз Арсения не пролившиеся слезинки. — А насчёт сосать… Ты сегодня пока ел мороженое, пытаясь меня соблазнить, столько раз покусал его зубами, что у меня там всё сжалось.       Арсений булькнул: и смешно, и грустно. Он-то думал, у него очень даже хорошо получалось сосать этот фруктовый лёд. Мучился старательно: весь рот обморозил пока они до пляжа дошли.       — Ну и зачем ты меня смешишь? Мы нормально поссориться даже не можем.       — А что, надо? — удивился Антон.       — Нет.       — Ну и всё. Иди сюда, — Антон обнял лицо Арсения ладонями и коротко поцеловал сначала в кончик любимого носа, потом в губы.       Арсений ответил на поцелуй, и даже если он был слишком коротким, это ничего.       — Доволен? — тихо спросил он, не выпуская Арсения из рук, изо всех сил стараясь убедить себя не смотреть по сторонам. В самом деле, кому они нужны вообще?       — Доволен, — ответил Арсений, прижимаясь щекой ко всё ещё влажной и солёной груди Антона. Наконец-то первый шаг сделан.