Бэмби

15

     За автомобильными окнами в вечерней темноте скользили светящиеся мазки фонарей и цветные блёстки рекламных вывесок. Машин достаточно: пятничный вечер, все спешили по домам с работ, заезжали в гипермаркеты, набирали продуктов и готовились к выходным. Арсений с Антоном будут готовиться завтра: сегодня машина катила по центру города в сторону тату-студии. После дня рождения Арсений еле-еле дождался конца недели, чтобы сбежать к Антону и поскорее использовать подарочный сертификат. Пришлось записаться на ближайшую пятницу. Что и где Арсений собирался делать по-прежнему не говорил, и, раз так, Антон тоже решил сохранить интригу. Маленькие игры в детский сад. С кем поведёшься, знаете ли…

      — Твоим отцам это не понравится, — пробормотал Антон, вглядываясь в дорогу перед собой. Он как будто только что осознал, что они едут делать татуировки.       Арсений повернулся к нему и снисходительно улыбнулся:       — Моим отцам не понравится, если они узнают, что ты трахаешь меня. Тату они переживут.       Антон призадумался. Арсений тоже. Папа Ваня на его изменившийся запах тогда отреагировал на удивление спокойно, спросил только, предохранялся ли Арсений и всё ли хорошо. Наверняка хорошо помнил, что сам вытворял в его возрасте: по рассказам Антона, папа Ваня был той ещё оторвой, сыночек по сравнению с ним божий одуванчик. Обсуждать интимную жизнь с родителями странно — это понимали и родители, и дети, поэтому обходились малой кровью. Хотя Арсению в этом плане всё-таки повезло гораздо больше, чем другим его сверстникам с менее понимающими отцами/матерями, устраивающими своим дитяткам допрос с пристрастием. Впрочем, и папа Ваня, и папа Серёжа также отлично понимали, что скрытный по своей природе сын ничего не расскажет им, пока не захочет этого сам.
На фоне тихо играла музыка из общего плейлиста. Сказанные в шутку слова на деле оказались правдой. Необходимость признаться во всём хотя бы Ване и Серёже висела над ними дамокловым мечом. Тату из двух зол теперь оказалась меньшей.       — Антон, — снова заговорил Арсений, садясь вполоборота к водительскому сидению. — Мы должны им сказать. Между нами уже ничего не изменится: мы запечатлены и всегда будем вместе. Рано или поздно придётся это сделать, и лучше поскорее, потому что тебе не так сложно, а я живу с папами, и постоянно чувствую напряжение. Думаю, что и как сказать, как бы не проговориться, не спалиться как-нибудь. Этот страх, что папы узнают, меня бесит. Да и я, ты знаешь, никогда не вру им, у нас хорошие дружеские отношения, а, скрывая тебя, очень важного человека в моей жизни, я себя ощущаю каким-то предателем. Понимаешь?       — Понимаю, — кивнул Антон, продолжая следить за разметкой, знаками, светофорами и приборной панелью. Что угодно — лишь бы не думать о тянущей правде.       «Между нами уже ничего не изменится: мы запечатлены и всегда будем вместе». Это правда. Запечатлённые пары, идущие по пути романтической любви, часто называли лебедиными парами: партнёры хранили друг другу верность, становились однолюбами, подходили друг другу настолько, что менялись и развивались вместе, не уставали от быта, их отношения не мучили серьёзные ссоры и сильные обиды. То же касалось и дружеских чувств: такая дружба становилась самой крепкой и проходила с человеком через всю жизнь.       Насколько чувства Арсения и Антона продиктованы личным выбором, а насколько — инстинктами? В определённый момент жизни этим вопросом задавался каждый человек. Учёные исследовали это на физиологическом уровне, психиатры к физиологии добавляли психологическую составляющую. Обыватели что-то решали для себя сами. Ответа не было. Вернее, ответ звучал так: не подходящие друг другу люди никогда бы не обрели подобную связь. Инстинкты и чувства не боролись между собой за доминирующую позицию — они были одинаково важны. Инстинкты срабатывали на опережение, экономили человеку время, страховали от возможности пройти мимо подходящего человека только потому, что в первую встречу сложилось ложное первое впечатление.
Всё-таки, учитывая их разницу в возрасте, Ваня и Серёжа резонно предъявят Антону, что они с Арсением могли бы дружить. Они и дружили. А после всё-таки чувства, чувства. Дима плевал на запечатление — он остался с Катей, как и Лиля, оставшаяся с Максимом. Они слишком поздно встретили друг друга, возможно, встреться они раньше — никакой Кати и никакого Максима бы никто из них не знал. У Позовых не родились бы Савина и Тео, у Горячевых — Данила. Инстинкты не диктовали чувства — направляли в каком-то смысле, показывали дорогу, но только в том случае, если люди хотели по ней идти. Лиля не ревновала Диму к Кате так, как Антон ревновал Арсения ко всем альфам до их первого секса. Между ними укрепилась дружба, а в дружбе другие границы и правила, и связь подстроилась под их желания. Как подстроилась она под Арсения и Антона. Запечатление — это база, что с ней делать и в какую сторону развивать зависело только от двух конкретных людей, их желаний, жизненных обстоятельств и ещё множества факторов. Но коль скоро Арсений и Антон вылепили из этого любовь, им даны все благоприятные условия для её развития.       — Антон, — Арсений ласково потормошил задумавшегося Антона за коленку.       — Надо сказать, — согласился Антон. — Только давай сначала обдумаем это всё как следует и не будем торопиться. Я обещаю, Бэмби, мы сделаем это вместе и как можно скорее, но не второпях и не на отъебись.       — Конечно, — Арс кивнул и улыбнулся: — Мы подумаем об этом завтра?       — Послезавтра, — уточнил Антон, подъезжая к зданию и паркуясь под вывеской нужного им салона (если верить навигатору и рассказам их тату-мастера).       В рамке формы сердечка на бледно-розовом фоне нежно улыбалась красная По, прикрыв рот ладошками и закрыв глаза. Её круглая антенна, похожая на палочку для выдувания мыльных пузырей, была повёрнута кольцом влево, и салатово-зелёный Дипси, уже со шкодливой улыбкой и смешливыми глазами, входил своей прямой антенной в красное кольцо По. Вокруг них искрили маленькие белые звёзды-искры. Контуры свежего тату припухли и раскраснелись, но самое, пожалуй, ебанутое во всей этой ситуации Антон находил тот факт, что невинно-неприличные телепузики смотрели на него аккуратно с левой ягодицы Арсения.
— Ну как? — завертелся на кушетке Арсений, пытаясь рассмотреть реакцию Антона. Олег, их тату-мастер, взял какой-то баллончик и скрыл это безобразие под толстым слоем густой пены, велев полежать так пару-тройку минут.       — Не уверен, что хотел видеть это, — взяв себя в руки, нашёлся с ответом Антон.       — Что ж, я тоже не уверен, что ты хотел видеть именно это и именно здесь, но видеть эту прелесть тебе придётся часто.       В детстве Арсений обожал телепузиков. Он таскался с мягкой плюшевой По до тех пор, пока она совсем не истёрлась и не вылиняла от стирок. Лет пять точно, а, может, и дольше. Даже после того, как подаренная Антоном игрушка стала напоминать реквизит к фильмам ужасов, Арсений с ней не расстался: она стояла в его комнате на книжной полке и вызывала щемящее чувство ностальгии по детству. Когда Антон ездил по командировкам (и в детстве Арсения, и когда он уже подрос), По всегда оставалась рядом. Может, слишком сентиментально, но рискните сказать это Арсению — он, не думая, пошлёт вас в задницу.