Бэмби

8

        Мимо машины без конца ходили люди. Вот мужчина прогуливался с собакой, держа в руке болтающийся поводок — кремовый лабрадор нёсся далеко впереди, выделяясь на фоне грязновато-белого снега, вот женщина тянула на себе два больших пакета из гипермаркета, спеша, видимо, вернуться домой и поскорее накормить семью; вот дети на лавочке у подъезда склонились над бездомным котом, кормя его купленным пакетиком влажного корма. С угольного неба сыпались мелкие, как песок, снежинки. Падая на тёплое лобовое стекло, они мгновенно превращались в капли и стекали вниз. Часы на телефоне показывали восемь вечера. Антон заглушил мотор и откинулся на спинку сидения: он написал Арсению, что подъехал, но знал наверняка, что пройдёт минимум десять минут, прежде чем тот спустится вниз и сядет на соседнее сидение. Давно стоило бы назначать встречи и приезжать позже минут на пятнадцать, но сам по себе не слишком-то пунктуальный Антон по сравнению с Арсом превращался в Мистера-Всегда-Вовремя.Мужчина с собакой прогуливались вокруг футбольного поля, ярко освещённого жёлтыми фонарями, дети перестали кормить кота, и тот нырнул в подвал дома — греться. Антон проверил всю ленту в твиттере, почитал последние спортивные новости, полистал инсту, замёрз (на декабрьском морозе машина быстро остывала) и снова завёл мотор, включая печку.       Домофонная дверь запищала, выпуская на улицу высокий силуэт в распахнутой шубке до колен, раскрашенной под леопарда, обтягивающей чёрной водолазке и узких брюках под цвет ей, сливающихся с высокими ботинками на шнуровке. За спиной у силуэта болтался небольшой рюкзак из матовой кожи. Точно Арсений. Тот легко спустился с крыльца и, оглядевшись, направился к машине, в которой сидел Антон.       Дверца пассажирского сидения открылась, лицо обдало морозной улицей и запахом Арсения (смесь знакомого омежьего запаха и тяжёлого сладковатого парфюма).       — Привет! — поздоровался Арсений, закидывая рюкзак на заднее сидение.       — Я жду тебя пятнадцать минут, мы почти опаздываем, — начал Антон недовольно. — Привет.— Я жду тебя пятнадцать минут, мы почти опаздываем, — начал Антон недовольно. — Привет.       Арсений сделал ни капли не виноватую моську и вздохнул:       — Я собирался!       — Что, вычёсывал свой леопардовый ужас? — спросил Антон, кивая на шубку Арса и заводя мотор. — У какой бабульки или проститутки ты отобрал это безобразие?       Теперь Арсений скуксился по-настоящему:       — Я копил на неё с лета, не смей обижать мою шубку, она мягонькая и тёплая!       — И бабская, — добавил Антон, выруливая со двора. Вообще-то он знал, что Арсений опоздает, и выехал немного заранее, но даже с учётом этой «запаски» они всё равно немного припаздывали.       — Кто сказал? — Арсений скрестил руки на груди, не сводя взгляда с Антона.       — Очевидно же, — Антон пожал плечами и поддал газу, выезжая на Продольную* магистраль.       — Вовсе нет. Я её надел, значит, теперь она мужская. Захочу — надену юбку, и она тоже станет мужской. А ты… фу таким стереотипным быть. — Арсений потянулся к магнитоле, нашёл шнур и подключил его к своему телефону. — Пожелания, предложения? — спросил он стандартный вопрос, который задавал каждый раз, когда им предстояло совместно слушать музыку.— Сними этот ужас, я с тобой в таком виде в «Торгушку» не зайду.       — Антон! — О. О-о. Бэмби начал психовать.       — Ладно-ладно. Включи что-нибудь хорошее.       — Ага. Ну, ты об этом пожалеешь, — ухмыльнулся Арсений.        Всю дорогу до торгового центра они ехали под Скриптонита. Антон бы закатил глаза от обилия «сучек», «трахов», упоминания всевозможного бухла и наркотиков, но, так как он сидел за рулём, то преисполнился в своём познании и научился получать какое-то мазохистское удовольствие от слов «Твоя сука такая тупая, что хочется выстрелить». Вообще-то у них с Арсением музыкальные вкусы совпадали процентов на семьдесят, и обычно находился плейлист, который одинаково устраивал бы их обоих, но эти коварные тридцать процентов со шлюхами и вокалом а-ля «у меня сто хуёв во рту, братан»… Что ж. Достойная месть за нелестные слова в сторону отвратительной леопардовой шубки. (Возможно, она не настолько уж и отвратительна — просто слишком смелая для их среды, слишком нарядная и необычная. То есть вполне в стиле Арсения.)
Пока они ехали на вечерний сеанс нового фильма Эггерса под бубнёж русского рэпа, Антон всё отчётливее распознавал аромат Арсения: тот в предэстральном цикле, и, видимо, течка должна была начаться со дня на день. Замечательно. Им ещё проводить вместе все выходные, потому что уже несколько месяцев как Арс повадился зависать у него, жалуясь на слишком дотошных отцов, опекающих его сверх меры. С Антоном Арсений отдыхал, Ваня и Серёжа спокойно отпускали сына к другу, и ещё непонятно, кто из них троих отдыхал, потому что Арс, едва сделавшись подростком, стал совершенно невыносим: огрызался только так, часто истерил и был чем-то недоволен, а когда выдавалось затишье перед бурей, Серёжа и Ваня благоговейно выдыхали и лишний раз сына не трогали (пока не случался очередной прокол, неумолимо ведущий к профилактической родительской беседе).
    Ах да. Им ещё ночевать вместе два дня, и если в один из этих дней у Арса начнётся течка… будет херово. Антон и так уже с лета (если не больше) пытался вести себя рядом с Арсением как обычно, но получалось паршиво, и во многом благодаря самому Арсу, тянущемуся к нему, неосознанно ищущему тактильного контакта, желающему проводить с Антоном как можно больше времени. Всё эта связь… Был ли шанс избежать проснувшегося влечения? Господи блядский, «влечения» даже звучит противоестественно в контексте их с Арсением отношений. Дима и Лиля справились, но они оба, к моменту запечатления, уже состояли в долгосрочных отношениях и, быть может, если бы Антон все эти годы с кем-то встречался, то не думал бы о том, что теперь делать с расширенным пакетом чувств. Он такой тариф не заказывал, отключите. Но Антон, кладя руку на сердце, готов признаться самому себе, что не хотел никаких отношений. Он не ждал, пока вырастет Арсений, знал и смирился с тем, что у него никогда не будет семьи, как у Позовых или Поповых, и не сокрушался по этому поводу: ему хватало Арсения, у него были друзья, родители и периодически секс с разными людьми. У него было всё, что нужно. И вот это спокойствие, его душевный достаток, обокрали, оставив только новое понимание старых взаимоотношений.       Арсений посматривал на непривычно хмурого и угрюмого Антона. Впрочем, уже очень даже привычного: такое состояние его преследовало с конца сентября. Антона что-то волновало, но он молчал. Арс даже пытался подслушивать разговоры родителей, чего не делал никогда, но и те ничего не знали. Меланхоличное безразличие медленно парализовывало и его, но всё становилось легче и труднее, когда они оказывались рядом.
Это из-за Антона Арсений сегодня опоздал. Он всегда опаздывал, да, но обычно и сам не знал, почему и как так вышло, как будто маленькие злобные гремлины приходили к нему и воровали драгоценные минуты, но этим вечером Арсений знал точную причину: он несколько раз сменил наряд, выбирая, в чём будет смотреться наиболее выигрышно и сексуально. Несколько раз снимал и надевал поверх водолазки крупную серебряную цепочку, крутился у зеркала, пытаясь взглянуть на себя глазами Антона: ему понравится?.. Это странно: Арсений любил красивые вещи, наряжал себя, как дорогую фарфоровую куклу, ему нравилась нотка эпатажа и капля гранжа в себе, нравилось совмещать что-то нежное и грубое, выглядеть привлекательным для всех, заниматься самолюбованием, ловить взгляды и улыбаться. Но именно сегодня он, собираясь, думал только о реакции Антона. Потому что хотел понравиться. А тот мало того, что не оценил, так ещё и нежно любимую шубку засрал… ну как так можно?..
Вопрос о том, почему Арсению хотелось понравиться Антону остаётся открытым.       «Большой попкорн с карамелью, два “Спрайта” ноль семь, острый начос с сырным соусом, два билета на “Ведьму” по семейному тарифу. Время сеанса: двадцать один пятьдесят. Всё верно?»       «По семейному тарифу…» Их опять приняли за отца и сына. Смешно. Раньше Арсения это не задевало: Антон гонялся с ним по всяким поликлиникам и детским мероприятиям, когда папы не могли, и там их тоже принимали за родственников, но когда кассирша пробила им автоматически два билета по семейному, сука блядь, тарифу, Арсений чуть не перегнулся через невысокую стойку, чтобы прокусить ей горло. Они даже не похожи, какие, в пизду, отец и сын? Почему никому даже в голову не может прийти маленькое допущение, что они — пара? Арсений, ты ебалай, возьми себя в руки, алё, какая пара, подойди с Антоном к ближайшему зеркалу и посмотри на вас со стороны. Какая, нахер, из вас пара? Не смеши этот мир — он, несчастный, и так целыми днями разных долбоёбов наблюдает.       Арсений сидел на переднем сидении и яростно скрёб по дну огромного бумажного стаканчика, уничтожая остатки сладкого разноцветного попкорна, который не доел Антон (свой начос он, на нервах, схомячил в первые пять минут сеанса, пока показывали трейлеры ещё не вышедших фильмов). Антон прогревал машину. Всё в тишине.       — Бэмби, ты чё такой грустный?
— Нормальный, — буркнул Арсений, собирая в ладошку остатки кукурузы и закидывая их в рот. Бесился, а что бесился и сам не знал. Вернее, знал, но не понимал, почему срывался на Антона, который ему ничего не сделал? В кино свозил, на выходных разрешил остаться, а он к нему жопой (да если бы…). От своих мыслей Арсений малость прихуел. Сглотнул слипшийся приторный ком и горестно выдохнул. — Хватит меня «Бэмби» звать, мне через четыре месяца семнадцать.       — Да хоть двадцать пять, — Антон повернулся корпусом к Арсению.       — Если ты скажешь, что я для тебя всегда буду маленьким, то пробудишь древнее зло, — предупредил Арсений, откидывая пустой стаканчик на приборную панель. — Господи, что за жизнь-то такая?! — простонал он горестно и отвернулся к окну.       Слева зашевелился Антон. Пристегнулся, попросил пристегнуться Арсения. Машина мягко тронулась с места. И тишина-тишина-тишина. Между ними такой неуютной тишины никогда не было, и каждый винил в ней себя. Антон — в том, что не мог, как прежде, смотреть на Арсения, Арсений — в том, что стал видеть в Антоне альфу. Своего альфу. Нежно-близкого человека. Пусть даже и понимал, как это смешно и глупо: чувствовать что-то подобное к Антону. Он же ему жопу в детстве мыл, подгузники менял, на горшок водил. После такого не влюбляются вдруг и внезапно. Да и если бы был шанс, совместимость, то самое, Арсений бы уже давно запечатлел Антона на себе, а этого не произошло. Но вместе с тем и представить сложно рядом с собой кого-то другого. Да и на самом деле всё это произошло не так уж и неожиданно: Арс впервые осознал, что Антон альфа, а не просто человек без пола и типа, наверное, ещё тогда, когда прилетел к нему в Москву на зимние каникулы. Чувства дозрели, а вот Арсений всё ещё есть и навсегда останется для Антона зелёным. «Крошкой», «деткой», «малышом», «Бэмби»… Если и нужно на кого-то злиться, то на себя. И вечер испортил, и настроение по пизде, и вообще… на хуй это всё. Скорее бы растянуться на диване и уснуть.
— Что не так? — спросил Антон, выворачивая с парковки и выезжая на трассу.       — А у тебя? — вернул Арсений, не отводя взгляда от стекла, на которое намёрзла тонкая узорчатая корочка матового льда. Мимо проносились редкие машины, и шары высоких фонарей сливались в единую линию.       Антон ничего не ответил. Арсений тоже не стал — едва успел заткнуть себе рот, вот дурак, со страху и нервов решил вдруг попросить Антона отвезти его обратно домой, но это было бы совсем глупо и необоснованно. На ровном месте, из ничего, создал драму, сам же исполнил главную роль и сам же убился горем. Нужно попросить прощения. Но уже завтра…       На ровном месте, но очень даже из «чего». Просто это самое «чего» — невидимое и неочевидное, но причины напряжения и у одного, и у второго имелись веские, только делиться с ними тяжелее, чем хранить всё в себе.