Фетч явился вскоре после заката. Как и положено фетчу, прошел сквозь стены и встал в точности напротив адресата. Эйтлинн стряхнула колдовскую дремоту с раскрытых глаз. Та лежала сухими крупинками засахаренного меда на веках и ресницах, покалывая сознание зачарованным веретеном. Перед внутренним взором все еще стояли благодатные Сосцы Дану, великой матери богов... Нет, не двойные вершины в графстве Керри со схожим названием, а... А что? Живое божество? Матерь благая и яростная, та, чьи груди питают землю. Потому что воды Шала-Иннан-Нэ — вовсе не слезы. Ни Белисамы, ни Белитсеры, ни кого-либо другого. Они — материнское молоко из сосцов Дану. Ану. Домну. Ибо они — едины...
А потом навеянное волшбой марево сна окончательно слетело. И в сердце вновь ударил тупой кинжал неизбывной, бескрайней, как сама смерть боли.
Эйтлинн осторожно огляделась. К счастью, комната была другой, не теми проклятыми спальными покоями сумасшедшей королевы. Должно быть, ее перенесли куда-то, пока она беспробудно спала, как та принцесса Шиповничек, что, помнится, ухитрилась родить двойню, не пробуждаясь. Спала... А может быть ей все это только приснилось? Никто не умирал, ничего этого не было на самом деле, всего этого желтого болота, желтой пены на губах, полета сквозь Бездну Домну... Ведь так не бывает!
Высокая кровать без балдахина... Кровать ли? Ну, определенно что-то мягкое, широкое и значительно выше уровня пола. Резной потолок, дубовая листва из зеленого мрамора по периметру, распахнутые настежь стрельчатые окна. Запах, похожий на талый ледник...
Фетч настойчиво наклонился, заставляя себя увидеть. Призрачный двойник Киэнна отрешенно смотрел сквозь нее. Эйтлинн спешно зажала себе рот обеими руками. Она уже знала, что такое фетч и даже видела нечто подобное не так давно. Но сейчас на мгновение подумала, что видит совсем другое. Безликую тень слуа, обретшую обличье. Немного механический, но все же знакомый до отчаянья голос начал отрывисто начитывать скупое послание:
— Этт. Думаю. На этот раз. У меня. И впрямь. Все получилось. Как надо. Шинви привезет его. К тебе. Он жив. Все в порядке. Прости, но, полагаю. Мне самому отсюда. Не выбраться. Увидимся по ту сторону. Хозяйка Аннвна. Прощай. И я люблю тебя.
Он замолчал, замер и стал медленно таять. Распрямившаяся внутренняя пружина дернула Эйтлинн вверх, и она резко села, вглядываясь в искаженное пространство. Или так и должно быть? До пола, по меньшей мере, футов шесть, до изголовья кровати — и того больше. Или изножья? То огромное и мягкое, на чем она лежит — подушка? «Фея Динь-Динь». Пора рассыпать пыльцу и паять кастрюли? По счастью, совсем рядом, всего лишь в каком-то десятке ярдов от нее находился кое-кто еще более маленький, чем она сама: в высоченном, похожем на пресловутую скалу Лорелей кресле, в деланно-непринужденной позе восседал тот самый рыжий карлик, что подобрал ее на берегу бурной реки, сразу по возвращении из Аннвна. Эрмес, Эрман, Орман — как его там? Его притворное равнодушие выглядело нисколько не убедительным, а огромные яшмово-рыжие глаза жадно пожирали останки призрачного посланника. Склянка с какой-то чуть дымящейся микстурой в его руке едва заметно подрагивала.
ВЫ ЧИТАЕТЕ
Песнь Серебряной Плети
FantezieНизложенный король фейри Киэнн Дэ Данаан скрывается от правосудия волшебного народа в мире людей, но при этом страстно желает вернуться и, быть может, все-таки исправить содеянное. Вот только вернуться для него почти наверняка означает «умереть».
