We fell in love in october

Любой ветер может быть частью бури

Всё идёт по плану, не палимся, пусть продолжаются пьяные танцы,
милая мамочка, что за урод из зеркала скалится, скажи мне, пожалуйста

Серидина ночи. Луна продолжает сверкать на небе, сияние становится ярче, а путь яснее. Дорога заметена снегом, казалось, сугробы были такими огромные, что в них можно было без остатка отдохнуть. Яркий свет фонаря, снежика, упавшая на макушку. Ши Цинсюань доходит до дома, резким движением закрывая входную дверь. Пахнет свежей краской. Кто-то решил обновить стены подъезда, покрасив их в оттенки блёкло синего.

Запах стоит резкий и не особо приятный. Ветерок же спокойно поднимается на свой этаж на лифте. Двери открываются. До его этажа покраска ещё не дошла, уже радовало. Неплохой дом, расположенный близко к центру, трёхкомнатная квартира и покраска в середине осени во время самых холодов. Больше же времени не нашлось. Летом все в отпусках отдыхают, осенью к работе привыкают, а ближе к зиме вспоминают о потребности обновить цвет стен. Не раньше не позже.

И тем не менее Ши Цинсюань слишком сильно устал для того, чтобы выяснять с кем-то из особо умных соседей отношения. Необходимо отдохнуть, а ещё лучше поспать. Быть инициатором любых отношений тоже нелегко.

Он заходит в квартиру уставший и потрёпанный. Снимает пальто, бросает его ни пойми где, в общем как обычно, и идёт в ванную, умыться. Смывает макияж, вода бежит слабой струёй, ледяной поток обжигает кожу. Ветерок более менее приходит в себя и смотрится в зеркало. Вода продолжает течь, а в зеркале отражаться совершенно иной человек. Не Ши Цинсюань. Другой.

Он видит далеко не себя, а потому становится страшно и дико одновременно. Потухший, уставший, с растёкшимися стрелками. Это не он. Он всегда яркий, весёлый, жизнерадостный. Это не он. Этот кто-то устал от жизни настолько, что вжился в маску шутника без возможности её снять. У этого человека пустые замученные глаза, а душа рваная и замученная. Хотя только недавно он развлекал народ. Хотя только недавно он без умолка рассказывал бред из головы Хэ Сюаню. Хотя только недавно он был другим. Был собой. Но собой ли? Быть может этот человек из зеркала и есть он сам, плотно закрытый свинцовой маской шутника, а он недавний это и есть маска? Сложно.

Ши Цинсюань снимает одежду и ложится в ванную, с набранной тёплой водой. На груди в глаза бросается шрам от удаления татуировки. Страшный. Рубец, котрый причинял больше моральную боль, чем физически. На него было больно смотреть, но ещё больнее было вспоминать историю его удаления.