Чужая среди чужих

Подчинись

Кровь.

Она была всюду. На руках, на ботах, на одежде, даже на лице. С пальцев опадали бордовые хлопья засохшей на морозе субстанции, подошвы ботинок оставляли на плиточном полу чёткие отпечатки водянисто-гранатового орнамента. На рубашке были едва заметны фиолетовые крапинки, которые покрывали небольшой россыпью и джинсы. Под левым глазом отчётливо ощущалось небольшое сухое пятно, стягивающее кожу вокруг себя и этим заставляющее её чесаться.

Элери появилась посредине широкого затенённого коридора с высоким сводчатым потолком. Из этого коридора во внешний неприглядный мир выходило двенадцать венецианских окон, каждое из которых, кроме двух третьих по счёту с обоих концов помещения, было зашторено тяжёлыми вельветовыми полотнами, которые ещё сегодня утром девушка сама распускала из портьер. Из двух же не закрытых тканью застеклённых дыр в стене прорезал полумрак и ложился на пол неровным размытым ковром серый небесный свет.

Вайт ни о чём не думала. Она чётко ощущала, как в голове у неё было пусто и бело, как после взрыва динамитной шашки. Или как в Антипустоте. Она не двигалась. Не двигалась, потому что боялась, что если она сейчас сделает хоть одно движение, её тотчас же поразит своим невероятным по величине электрическим зарядом молния. Откуда здесь могла взяться молния и почему она должна была поразить именно её и именно после начала движения, Элери сказать не могла. Но двинуться ей всё же пришлось. Девушку шатало. Собственные ноги ощущались ею почти так же, как тем первым марафонцем, пробежавшим без каких-либо остановок около сорока двух километров до Афин с вестью о победе над персами. Колени весьма сильно дрожали, будто на плечах девушки лежал двадцатикилограммовый, свёрнутый в трубу ковёр, какие обычно вешали на стену во второй половине двадцатого века. Руки заметно тряслись, и чтобы успокоить эту тряску, Вайт подняла ладони и сложила в неплотный двойной кулак, прижав его к губам, которые тоже дрожали.

Элери была на грани нервного срыва.

Она отчётливо ощущала, как всё её тело будто распирают изнутри ежиные иголки. Кровь в кончиках пальцев пульсировала с такой силой, что в этих самых кончиках она чувствовала своё сердцебиение, так же как чувствовала его в ушах, затылке и горле. Перед глазами всё плыло, дыхание было неровным и перекатывалось с глубоких вздохов на мелкие хлюпы забитым солью носом и наоборот, голосовые связки всё время норовили напрячься во всю свою мощь, и Вайт чувствовала, что ещё немного - и она не выдержит и закричит. Но из сдавленного судорогами горла пока выходили только хрипы и странные тихие стоны, напоминающие плач матери на могиле своего ребёнка.