твоя жизнь не будет прежней

глава 20.

Через квартал от братства улицы темны и пустынны. Другие дома не такие большие, как тот, в котором живет Виолетта. Через полтора часа путешествия с GPS-навигатором наконец-то нахожу общежитие. Я абсолютно трезвая, считаю, что ложиться уже не стоит, поэтому захожу в «Севен-элевен» за стаканом кофе.
Кофе бодрит, и я думаю о том, что не знаю о Виолетте очень многого. Например, если она панк, как оказалась в братстве среди детишек богатых родителей и почему у нее такой вспыльчивый характер? Впрочем, зачем я задаюсь этими вопросами и трачу время на такие размышления? После сегодняшнего вечера я решаю оставить всякие попытки с ней подружиться. Поверить не могу, что целовалась с ней. Это самая большая моя ошибка, не считая того, что я вообще потеряла голову. Я не так наивна, чтобы поверить, что она никому не расскажет, но надеюсь, что Виолетта постесняется рассказывать, как целовался с девственницей, и все-таки будет помалкивать. Сама я собираюсь отрицать все до самой смерти, кто бы ни спросил.
Нужно придумать какое-то оправдание для мамы и Влада. Я не про поцелуи, об этом они вообще не должны знать, а о том, что я ходила на вечеринку. Второй раз. Но кроме того, нужно поговорить с Владом, чтобы он не сообщал все маме; я теперь взрослый, самостоятельный человек, и маме необязательно знать, чем я занимаюсь.
Когда я дохожу до общежития, ноги гудят, и, поворачивая ручку своей двери, вздыхаю с облегчением.
И тут у меня чуть сердце не останавливается: на моей постели сидит Виолетта.
– Что за шутки? – вскрикиваю я, пытаясь сохранить самообладание.
– Где ты была? – спокойно спрашивает она. – Я два часа ездила, пыталась тебя найти.
Что?
– Что? Зачем?
Если это правда, почему она просто не предложила отвезти меня домой? И как я не сообразила попросить ее, узнав, что она не пьет?
– Не думаю, что гулять ночью в одиночестве – это хорошо.
И поскольку я не могу больше выносить ее выходки и потому, что Крис неизвестно где, а я в комнате наедине с ней – с человеком, который действительно представляет для меня опасность, меня разбирает смех. Это странный, дикий и прерывистый смех. Я смеюсь не потому, что мне смешно, а потому, что я не могу ничего поделать.
Виолетта хмурит брови, мрачно глядя на меня, отчего я хохочу еще сильнее.
– Уходи, просто уйди, Виолетта!
Она смотрит на меня и проводит рукой по волосам. За то недолгое время, что я знаю этого странного человека – Виолетту Малышенко, – я успела выучить, что этот ее жест означает волнение или неловкость. Сейчас, по всей видимости – и то и другое.
– Оливка, я…
Но его слова прерывает ужасный стук в дверь и крики: «Оливия! Оливия! , милая, открой сейчас же!»
Мама. Это она. В шесть часов утра, когда в моей комнате находится девушка.
Я действую автоматически, так, как привыкла, когда сталкиваюсь с мамой в гневе.
– Господи, Виолетта, прячься в шкаф! – шепчу я, дернув ее с кровати с силой, удивившей нас обоих.
Она смотрит на меня сверху вниз с усмешкой.
– Я не полезу в шкаф. Ты совершеннолетняя.
Я знаю, что она прав, но она не знает мою мать. Я издаю отчаянный стон, а мама снова колотит в дверь. Спокойствие, с которым Виолетта скрещивает на груди руки, ясно дает мне понять, что я не заставлю ее спрятаться, поэтому, взглянув в зеркало, растираю мешки под глазами, хватаю зубную пасту, размазываю немного на языке, чтобы скрыть запах водки, перебивающий даже запах кофе. Может, она не учует спиртное в этой смеси запахов.
Я уже готова приветливо улыбнуться, но открыв дверь, обнаруживаю, что мама не одна. Рядом с ней Влад – конечно же, тут как тут. Мама в ярости. А Влад кажется… обеспокоен? Уязвлен?
– Привет. Что вы тут делаете? – спрашиваю я.
Но мать, оттолкнув меня, идет прямо к Виолетте. Влад бесшумно проскальзывает в комнату следом, делегируя ей инициативу.
– Так вот почему ты не отвечала на звонки? Потому что у тебя тут эта… эта… – Она машет рукой в сторону Виолетты. – Эта разрисованная лузерша – в шесть утра в твоей комнате!
Моя кровь закипает. Обычно я и так робкая и еще больше пугаюсь, когда она сердится. Мама никогда меня не била, но никогда не стеснялась указывать на мои недостатки:
«Что ты нацепила, Оливия?»
«Тебе надо еще причесаться, Оливия».
«Я думаю, твои оценки могли бы быть лучше, Оливия».
Я устала от постоянного давления с ее стороны.
Влад тем временем просто стоит, глядя на Виолетту, и мне хочется выгнать их обоих – точнее, всех троих. Маму – за то, что обращается со мной как с ребенком. Влада – за то, что наябедничал на меня. Виолетту – просто за то, что она Виолетта.
– Значит, вот чем вы занимаетесь в колледже, юная леди? Не спишь по ночам и водишь в комнату каких-то девушек? Бедный Влад за тебя волнуется, мы едем в такую даль и видим, как ты увиваешься за первым попавшимся! – кричит она, и мы с Владом вздыхаем одновременно.
– На самом деле я только что пришла. И она ничего плохого не делала, – говорит Виолетта, и я замираю.
Она понятия не имеет, во что встревает. С другой стороны, она непоколебима, как скала, а она неостановима, как ветер. Это будет неплохая схватка. Подсознание подсказывает, что неплохо было бы сейчас взять пакет попкорна и, заняв место в первом ряду, полюбоваться этим шоу.
Мать меняется в лице.
– Что-что? Я, кажется, не с тобой разговариваю. Я даже не знаю, кто ты и что ты делаешь в комнате моей дочери.
Виолетта молча принимает этот удар, просто стоит и на нее смотрит.
– Мама, – шиплю я сквозь зубы.
Не знаю, почему я защищаю Виолетту. Может быть, потому, что то, что мать говорит сейчас о ней, слишком похоже на то, что я сама думала после первой встречи. Влад смотрит на меня, потом на Виолетту, потом снова на меня. Что бы он сказал, если б знал, что мы целовались? Ощущение поцелуя еще слишком свежо, я вспыхиваю при одной мысли о нем.
– Оливия, ты не в себе. Я чувствую, от тебя пахнет спиртным. Полагаю, это ее влияние и влияние твоей замечательной соседки. – Палец указывает на Виолетту.
– Мне восемнадцать, мама. Раньше я никогда не пила и сейчас ничего плохого не делаю. Я поступаю так же, как и все студенты колледжа. Мой телефон разрядился. Извини, что вам пришлось приехать, но со мной все в порядке.
Тут на меня накатывает усталость, и я сажусь на край кресла.
Мама видит, что я совсем разбита, и меняет тон; она же не чудовище, в конце концов. Спрашивает Виолетту:
– не могли бы вы оставить нас ненадолго?
Она смотрит на меня, как бы спрашивая согласия. Я киваю, и она, кивнув в ответ, выходит из комнаты. Влад сразу же закрывает за ней дверь; он все время не отрывал от Виолетты глаз. Это так странно: мы с Виолеттой против мамы и моего парня. Так или иначе, я знаю: она дождется за дверью, пока они не уедут.
Следующие двадцать минут мама, сидя на кровати, читает нотацию. Она так волнуется за меня, что я потеряю возможность получить высшее образование, и она не хочет, чтобы я снова пила. Она напоминает, что ей не нравится моя дружба с Крис, Виолеттой и такими, как они. Заставляет дать обещание, что я не буду с ними общаться, и я обещаю. С Виолеттой, по крайней мере, точно не буду общаться после этого вечера. К тому же я не собираюсь ходить с Крис на вечеринки, так что мама не узнает, дружу я с ней или нет.
Наконец она встает и хлопает в ладоши.
– Раз уж мы здесь, пойдем позавтракаем и, возможно, походим по магазинам.
Я киваю, и стоящий на посту у двери  Влад улыбается. Это неплохо, и я покоряюсь. Мысли еще немного путаются от спиртного и усталости, но домашняя обстановка, кофе и мамина лекция действуют на меня отрезвляюще.
Иду к двери, но останавливаюсь от маминого многозначительного кашля.
– Тебе надо переодеться и немного привести себя в порядок, – снисходительно улыбается она.
Достаю чистую одежду из тумбочки, поправляю макияж. Влад открывает нам дверь, и мы все трое видим Виолетту: она сидит на полу, прислонившись к двери напротив. Когда она смотрит на меня, Влад крепко хватает меня за руку, будто стараясь защитить от этого взгляда.
Но мне почему-то не хочется, чтобы он меня держал. Что со мной?
– Мы собираемся съездить в город, – говорю я Виолетте.
Она качает головой, будто отвечая самому себе на какой-то невысказанный вопрос. Первый раз я вижу ее расстроенным, даже несколько страдающим. Она над тобой издевалась, напоминаю я себе. Это правда, но я все равно чувствую себя виноватой, когда Влад тянет меня прочь, а мама так победно улыбается Виолетте, что она отворачивается.
– Не нравится мне она, – говорит Влад, и я киваю.
– Мне тоже, – шепчу я.
Но я знаю, что это неправда.