Люди мало что смыслят в вопросах, касающихся жизни. Ещё меньше - в смерти. Король Видар именно в этом разбирался прекрасно, но никогда не понимал, почему должен участвовать в людских войнах (не столько глупых, сколько бессмысленных); почему отец ко...
К сожалению, это изображение не соответствует нашим правилам. Чтобы продолжить публикацию, пожалуйста, удалите изображение или загрузите другое.
Эсфирь медленно моргает. Непривычный для Первой Тэрры холод настораживает сознание. Она осторожно оглядывается по сторонам, замирая на месте. С губ срывается восхищённый выдох.
Это был дом. Она стояла посреди сада Ледяных Фигур, дома. Фигуры мерцали отблесками северного сияния и малварского снега. Вороны, животные, демоны, фигуры неосознанной нечисти, что прятались в лесах – все находились здесь, формируя блестящий лабиринт. То, место, которое особенно дорого для неё.
Эсфирь ещё раз моргает. Она понимает, что это не более, чем сон, но в нём хотелось остаться навсегда. Может, потому что ведьма, наконец, чувствовала покой. А может, потому что отдалённые звуки колыбельной успокаивали сознание.
Она резко оборачивается, и в душе что-то щёлкает. Яркий, счастливый смех окутывает местность, и только спустя несколько долгих секунд, она понимает, что этот смех принадлежит ей. Ведьма срывается на бег, искренне желая, чтобы её тайное место тоже оказалось здесь. Укромная лавочка в своеобразном куполе, закрываемая с двух сторон ледяными деревьями, а сверху – одним из многочисленных балконов замка.
И вдруг всё становится таким, как раньше: холод приятно морозит лёгкие, соболиная накидка приятно щекочет кожу на щеках, утеплённое черное платье струится по белому снегу, заставляя его приятно поскрипывать, а сознание, впервые за последние месяцы, ясное и сверкающее, как лёд.
Эсфирь проводит ладонью по лавочке, смахивая тонкое снежное кружево. На глазах застывают льдинки, а губы сами собой растягиваются в счастливую улыбку. Она дома. Дома.
Здесь нет душащей Первой Тэрры, нет предательства, здесь нет его... Грубого, самодовольного, кровожадного короля, что готов выжать из неё любую выгоду, подставить под удар. Здесь нет того, от кого сердце срывалось в галоп мастистой лошади.
