Люди мало что смыслят в вопросах, касающихся жизни. Ещё меньше - в смерти. Король Видар именно в этом разбирался прекрасно, но никогда не понимал, почему должен участвовать в людских войнах (не столько глупых, сколько бессмысленных); почему отец ко...
К сожалению, это изображение не соответствует нашим правилам. Чтобы продолжить публикацию, пожалуйста, удалите изображение или загрузите другое.
Эсфирь лениво разглядывает потолок в своих покоях. Первый раз за пребывание в Первой Тэрре. Несколько часов назад, после пробуждения, осознав, что голова от вчерашней ночи раскалывается на тысячи осколков, а сегодняшний день обещает быть ужаснейшим в жизни, она обессиленно грохнулась на кровать. Но открыв глаза, отвести их от потолка не могла уже какой час.
Он искрился чёрным, прямо как малварское небо в разгар ночи. Сотни звёзд мерцали в разноцветных глазах, ища там мириады отблесков. Но по-настоящему поразило Северное Сияние, что иногда чинно разрезало темноту. Она, как маленький ребёнок, не могла оторвать взгляда и гадала, кто преподнёс такой чудесный магический сюрприз в тюремную клетку.
Первая Тэрра с их правилами и законами всё больше казалась дикостью: наказания за провинности материализовывались на каждом шагу, долбанный альв раздавал их с такой щедростью и самозабвенностью, будто благодарил подданных за комплименты очередному щегольскому камзолу. Но несмотря на правила, вчерашняя ночь в таверне показала иную сторону жизни: никто не ходил по струнке и не боялся упоминать имя короля. За него пили. Его восхваляли. Затем веселились до эмоционального исступления и снова пили: за семьи, за любовь, за жизнь... за короля. Всё это ещё больше путало Эсфирь. Видар не был образцом идеально-выверенного правителя, но его любили. Искренне и честно, по-альвийски.
— Долбанный ты альв!
Эсфирь слегка бьётся затылком о мягкую подушку, зажмуривая глаза. Он снова блуждал в мыслях. Снова смотрел странным немигающим взглядом двух сапфиров, как вчера. Опять ухмылялся и старался вывести её из себя...
В Замке Ненависти царила тишина, даже тёплый ветер не позволял лишнего шелеста, дабы случайно не разбудить хозяина.