Когда ты будешь моей

Part 7

Лиса

В ординаторской тихо. Дело идет к вечеру, и работы не то, чтобы много. Сегодня спокойное дежурство, но все может измениться в любой момент. Если кто-то поступит по скорой или сам обратится в приемный покой с ребенком. Это случается довольно часто, собственно, поэтому мы и здесь.

— Лиса, тебе кофе сварить?

Поднимаю голову и растерянно улыбаюсь Сехуну.

— В своей чудо-кофеварке?

— Угу.

— Вари. У тебя самый вкусный кофе во всем отделении. И даже вкуснее, чем в автомате на втором этаже.

— Вот так комплимент!

Улыбаюсь и тяну руку к зазвонившему телефону. Прекрасно. Фейстайм вызов от Чона. Вот и как мне на него смотреть, после всего?

Бросаю беглый взгляд в зеркало, приглаживаю волосы и встаю из-за стола. Не хочу, чтобы у этого разговора были свидетели. Принимаю вызов и выхожу в коридор. На экране появляется счастливое лицо Соен на фоне рельефной мужской груди. Сглатываю собравшуюся во рту слюну и натянуто улыбаюсь дочери.

— Привет. А я все думаю, что ты мне не звонишь?

— Мы с папой были в зоопарке.

— Серьезно? И тебе понравилось?

— Очень. Сейчас покажу, какой он купил мне шарик...

Слен слезает с отцовских колен и уносится в неизвестном направлении. Чонгук поднимает телефон выше. Теперь я вижу его мощную шею, квадратный подбородок с уже начавшим желтеть фингалом и смеющиеся глаза.

— Особенно Соен впечатлил размер детородного органа жирафа.

— Ты шутишь? — щурюсь я.

— Если бы. Заходим в павильон, а он как на ладони за стеклом. И тут Соен как заорет: «Папа, смотри, какой у него огромный писю-ю-юн!» Я оценил. Как и еще человек двадцать посетителей.

Чон откидывает голову и смеется. Ведет рукой по лбу. Я вспоминаю, что эти руки делали со мной еще совсем недавно, и не могу выдавить из себя ни звука, чтобы поддержать его смех. Просто тупо на него пялюсь, как последняя идиотка.Чонгук тоже замолкает. Переводит на меня взгляд, и я вижу, как в его глазах гаснет смех, и появляется со-о-овсем другое. Отчего я перестаю дышать.

— Вот, смотри! Правда красивый?

Соен возвращается, прыгает отцу на руки, и тот неожиданно ухает. Только сейчас я понимаю, как ему должно быть больно, после боя. Гашу в себе неуместную жалость. Шарик, кстати, я не вижу, лишь яркую розовую ленту, к которой он, по всей видимости, крепится, но послушно киваю головой: