Хочу тебя на прокат

10

Глава 10
юлия
Милохин действует напористо и жадно, без лишних сантиментов и танцев с бубнами вокруг самого главного — ему хочется секса.
Горячего и жёсткого секса.
На всю длину возбуждённого члена, с тягучей оттяжкой и мощными рывками, с утробными, громкими стонами.
Похоже, переждать эту бурю и отменить уже не получится.
даня так быстро и легко избавляет меня от джинсов и кофточки, раздеваясь следом, что в голове мелькает горькая мысль: скольких девушек он поимел за всю свою жизнь так же — быстро и жёстко трахая на заднем сиденье авто?
Сколько из них были в него влюблены и мечтали связать с ним свою жизнь?
Сколько из них хотели его так же, как я, и ненавидели себя за это?!
Я для него лишь эпизод, а хотелось бы стать главой, длиной в целую жизнь.
Неожиданно громко звучит треск рвущейся ткани.
Неужели мне придётся щеголять без трусиков?
Стянув футболку и отбросив её в сторону, даня замирает надо мной на мгновение. Он тяжело и часто дышит, нависая огромной, сильной глыбой.
Груда мышц и зрелой силы, под которой я чувствую себя такой крошечной и слабой, что даже немного боязно.
Хочется попросить его притормозить. Я не планировала этого так быстро. Дразнила его и выводила на эмоции, но как долго можно уходить от главного?
И глядя, как он опускает руку, расстёгивая ширинку, добавляю мысленно:
«Главного и неизбежного…»
Он резко спускает с себя джинсы с бельём, длинный, толстый член подскакивает резко вверх.
Мне бы закрыть глаза, но я смотрю, округлив глаза, как даня обхватывает и гладит его пальцами, наклоняясь ко мне.
— Стой.
Хватаюсь за его широкие плечи, пытаясь остановить движение. Он напирает сильнее, распластывая меня целиком, и давит.
— Где твоя чёртова защита?! — выкрикиваю ему в ухо. — Папа сказал, что у тебя были тысячи разных женщин, и я не хочу подцепить от тебя каку или того хуже — залететь от тебя!
В ответ даня неразборчиво матерится, но всё же поднимается немного неловко и выдёргивает из-под меня пиджак, роясь в карманах.
Выуживает фольгированный пакетик и, прихватив его за уголок зубами, надрывает с жутким треском.
Миг…
Латекс уже раскатан по всей длине и снова… Он скользит вниз, задевая толстым, напряжённым концом скользкие от влаги складки.
Одной рукой Хан мнёт меня за задницу, не щадя, а вторую запускает в волосы, фиксируя.
Губы оказываются близко от моих, опаляя ядовитым дыханием, туманя разум
Я сама впускаю его поцелуй — глубокий и деспотичный, отравленным безумием — одним на двоих.
Хочу его и ненавижу за то, что хочу…
За то, что он не мой мужчина, в особенности ненавижу.
Напор его члена возрастает. Медленно и неизбежно он надавливает толщиной на лоно, проникая внутрь.
Меня резко сжимает и я словно становлюсь ещё уже, ещё меньше под ним.
Царапаю плечи, отталкивая, желая сказать, но… глубокий поцелуй становится остервенелым и так же резко, жёстко он быстро отводит бёдра назад и посылает их вперёд, глубоко в меня, разрывая последнюю преграду одним толчком.
Мгновенная, острая боль заставляет сомкнуть челюсти и клацнуть по его языку. Между ног сильно печёт и кажется, что я точно-точно лопну, не выдержав напора.
даня отстраняется, приподнимаясь на локтях. Смотрит в моё лицо с недоверием и говорит хрипло:
— Ты была девственницей. юля, коза! Ну… Блять, почему не сказала? Дурочка упрямая… Почему не предупредила? Я бы тогда всё иначе… Не так, как сейчас!
Наклоняется и целует щёки, слизывая языком невольно скатившиеся слезинки.
— Девочка моя, выпендрёжница! Ты напрашиваешься на хорошенькое наказание! — целует шею и за ушком, действуя нежнее и бережнее.
Сейчас это уже не тот даня, у которого срывает тормоза от танцев на грани. Он снова заботливый, внимательный и очень-очень горячий, знакомый и близкий — такой, каким я его и полюбила.
— Не молчи… — требовательно смотрит в глаза. — Зачем ты соврала? Зачем в прошлый раз сказала, что перепихнулась с кем-то в клубе?!
— Зачем-зачем? — передразниваю я. — Затем, что у тебя есть жена и семья, я не хотела выглядеть дурочкой.
— Не хотела выглядеть дурочкой. Наврала о том, что больше не девственница, завела себе жениха. Фиктивного. Вляпалась в неприятности, ворвалась в мою жизнь и продолжаешь сводить с ума. Непоседа! — пытается говорить строгим тоном, но чему-то сильно рад.
В полутьме салона видно, как блестят его глаза.
— Чему ты так радуешься? Получил свой приз, — говорю обиженным тоном. — Незаслуженно!
И это самый странный разговор, что у меня был. Потому что длинный член ещё до сих пор глубоко во мне, боль утихла.
Я чувствую, как он дрожит от напряжение и нетерпения, посылает по моему телу чувственные вибрации и неконтролируемые желания: попробовать ещё.
Дальше. Больше. Глубже.
Теперь уже точно можно.
Милохин наклоняется, целуя меня легко-легко и быстро, говоря между словами:
— Ты же помнишь? Я хотел для тебя особенный первый раз. Зачем ты лишила этого меня и себя?
— Для тебя это ничего не значит, а я как-нибудь сама справлюсь… — всё ещё злюсь и несу, возможно, чепуху.
Но не могу поверить, запрещаю себе верить, что между нами что-то возможно.
Боюсь снова оказаться за бортом его жизненных целей и предпочтений.
Пусть лучше будет больно и обидно, потом смоется со слезами.
Однако даня целует меня так горячо и нежно, передавая через поцелуй гамму невообразимых чувств, что через некоторое время я по-настоящему расслабляюсь всем телом и мне становится хорошо.
Его взгляд стекает с лица на губы, а оттуда на шею и на грудь.
даня без церемоний задирает бюстгальтер, сжимая огрубевшими подушечками пальцев тугие, напряжённые соски.
Мне хочется продолжить и испытать все грани удовольствия, без запретительных знаков и ограничений.
Хочу растаять в его сильных руках и ни о чём не жалеть.
Забыться хотя бы на краткий миг.
даня начинает медленно двигаться, неприятные ощущения уже отступили и уступают место нарастающей жаркой волне.
Он целует губы и подбородок, колет щетиной шею, заставляет меня покрываться тысячами мурашек.
Я растворяюсь в том, что происходит и начинаю подстраиваться под ритм глубоких, пока ещё щадящих и размеренных толчков.
Его горячее дыхание и ласкает, и одновременно щекочет.
Я целую его губы, пряча стоны, но поняв, что не делает мне больно, даня начинает ускоряться и сдерживать стоны уже не получается.
— Давай, маленькая… Покажи, как тебе хорошо. Я так долго это ждал. Я в тебе, — жарко шепчет, упёршись своим лбом в мой.
Он забрасывает руку на бедро, и я сама приподнимаю бёдра, устраиваясь поудобнее, сцепив пятки за его поясницей.
— Вот так, умница… — сглатывает. — Ты такая красивая, безумно. Я хочу тебя… Не могу сдерживаться. Взорвусь просто!
— Да-да-да…
Потому что сама хочу того же, и через секунду он обрушивает на меня град жёстких толчков, глубоких и безжалостных.
От которых даже кричать не получается, только тело выгибается мостиком, к нему навстречу.
даня подхватывает меня под спиной широкой ладонью и движется ещё быстрее.
Мучительно и прекрасно.
Мне это нравится.
Без сомнений. Воздух салона полон жаркими выдохами и пошлыми, влажными шлепками.
На миг я замираю, краснея, но Хан наклоняется и целует меня, щекоча губами кожу за ушком.
— Не зажимайся, маленькая. Я хочу слышать это… Как тебе хорошо.
— Ещё… — прошу с глубоким стоном, окончательно расслабившись.
Внизу живота разливается приятный, обжигающий жар и спазмы удовольствия становятся короче и слаще.
даня вколачивается в меня на предельной скорости и через секунду тело разрывается на атомы удовольствия.
Громко стону, чувствуя, как жаркой волной смывает все прочие мысли и всё тело дрожит. В глазах пляшут чёрные точки и ноги, тело становится непослушным.
Повторяю его имя ещё и ещё, пока не заканчиваются силы даже говорить.
даня присоединяется ко мне мгновением позже, заткнув рот утробным стоном с яростным поцелуем.
Кажется, я снова кончаю, чувствую, как его большое и сильное тело содрогается над моим.
Во рту становится сухо и жарко. Воздух в салоне после секса горячий и влажный, как в сауне.
— Хочу пить. Есть вода?
— Есть… — отвечает Милохин, скользя губами по щеке. — Для тебя у меня есть всё, что хочешь.
Его слова — словно долгожданный подарок. Я смотрю на его лицо, любуясь сосредоточенным выражением, смахиваю капельки пота на висках.
— Дай попить…
даня садится и, стянув презерватив, быстро приводит в порядок свою одежду.
Он тянется на переднее сиденье, забирая с него спортивную сумку, в которой лежит бутылка с водой. Приподнимаюсь с трудом, мои движения вялые, а вся одежда либо порвана, либо измята.
Секс выпил мои последние силы и, отпив немного воды, я, укладываясь обратно, головой на сиденье, кое-как натянула на себя то, что не порвал Милохин — джинсы и кофточку, сильно вытянутую, но не порванную.
— Устала?
Киваю.
даня накрывает меня пиджаком и выбирается из машины, пересаживаясь на переднее сиденье.
Мне хочется спать и в тоже время я боюсь поддаться этой слабости.
Заснуть — в конечном счёте означает проснуться, а я не хочу снова сталкиваться с проблемами, которые никуда не исчезли.
В нашем конкретном случае — только прибавились.