Глава 23
данил
— Дань, ты домой идёшь?
Я отрываю лицо от локтя, протираю глаза пальцами, щурясь на фигуру подошедшего.
Сколько часов прошло?! Кажется, только из кабинета врача вышел и задремал немного, но уже поздний вечер!
— Уснул? Пойдём домой, уже так поздно.
В голосе Люськи льётся елей и мёд. А я… я просто тупой кретин. Я же всегда знал, какая она — и Крым, и Рим прошедшая, на всё ради готовая, лишь бы рабочий член с тугим кошельком в постель свою затащить.
Знал, но в решающий момент по тупости всё проебал…
— Я здесь останусь. В больнице. Тимура к операции готовят.
— Я знаю, но операция назначена на завтра. В девять тридцать утра. Тебе нужно отдохнуть, на тебе лица нет… — сюсюкает и по плечу ведёт.
Сбрасываю.
Резко за кисть хватая, до треска.
— Дань! — вскрикивает. — Больно!
— А мне не больно? Чьего сына за моего выдала, шваль помойная? Чьего сына?!
Поздний час — не время для разборок, да и коридоры больницы для этого неподходящее место. Сам себя отрезвляю и выхожу покурить.
За мной слышится перестук каблуков. Люська выбегает в курилку и смотрит мне в лицо. Впрочем, в глаза смотреть избегает.
— Какая муха тебя укусила, дань?
— Какая? — усмехаюсь. — Ты хоть поняла, в какой мы клинике? Сколько бабла я отдал за обследования Тимура? По одному подозрению на опухоль провели все анализы! Все, Люська. Даже у нас с тобой анализы брали, чтобы проследить наследственность, предрасположенность, чтобы учесть все факторы. Они и учли. Все факторы. Даже тот, что я никакой не отец Тиму. Вернее, по крови не отец.
Отворачиваюсь в сторону. Дым так щиплет глаза, едко-едко. Бля, что за дерьмо я курю, а? Печёт в глотке и даже по глазам бьёт горечью.
— Это ошибка. Даня. Ты… ты же знаешь… Ошибка! Мы с тобой все анализы сдавали. В начале, а потом… потом ты даже тест ДНК на отцовство заказал, помнишь? На десятой неделе беременности! — говорит с упрёком Люся и тараторит быстро-быстро. — Так что в этой клинике ошибаются!
— Ошибаются? Хорошо-о-о-о-о… Ещё одну независимую экспертизу сделаем.
— Где? Когда?
— Не скажу. На этот раз не скажу. И твоего присутствия мне не потребуется. Но я думаю, что врачи не ошибаются. Здесь спецы ежегодно стажировку в Германии проходят, обмениваются опытом с зарубежными коллегами, оборудование передовое. За те деньги, что здесь отваливают, врачи каждый чих обследуют… Нет, Люся. Ошибки быть не может. Кроме той, что я совершил три года назад. Решил быть благородным и жениться, ведь своих детей не бросают.
В пекло. Я свою жизнь просрал и упустил счастье. Сделал больно той девочке, за которую и умереть был готов.
Три года назад уничтожил нашу любовь и сейчас тоже травлю светлое, что есть между нами, потому что зацепился за идею семьи.
Семьи, которой у меня никогда, оказывается, не было по-настоящему.
— Дань, послушай… Я же… я же люблю тебя! — выпаливает Люся. — Всё ради того, чтобы быть с тобой. А сын… ну посмотри, какой Тим хорошенький, а? Ты его настоящий папа. Самый…
Никогда женщин не бил, но сейчас отвешиваю гадине пощёчине, от которой голова Люськи резко дёргается вверх и назад.
— Ты… меня ударил! Ты чудовище. Ты монстр…
— Рот закрой. Домой не поедешь. Нет у тебя теперь дома. Он мой, а ты из него свалишь, как только Тиму операцию сделают. Развод. Больше я тебя в своей жизни видеть не желаю.
— Всё из-за этой суки паршивой. Гадины мелкой… юли. — плюётся ядом Люся. — Да?! Только эта тварь во всём виновата. А я… Я… Я тоже счастливой быть хотела! Думаешь, мне было приятно быть лишь постельной грелкой?! Я тоже хочу мужика, и дом большой, и по заграницам ездить отдыхать! Хочу жить красиво и спать с нормальным мужиком.
— Ну и будь счастливой. Подальше от меня. Ты… настолько падаль гнилая, Люся, что я об тебя мараться даже не стану. Противно.
— Противно?! А думаешь… Мне легко было терпеть и ждать, пока ты на меня внимание обратишь?! Часики тикали, а я для своего женского счастья никаких средств и сил не пожалела.
— Мне неинтересно. Вернись в больницу. Шагнёшь в сторону — я тебя к батарее пристегну, чтобы убежать не вздумала.
— Да как ты смеешь! Думаешь, с тобой легко?! Или думаешь, я хотела… так?! Я старалась! Хотела нормального, счастливого брака, а лучший способ сделать семью — это завести ребёнка. С твоей тягой к сексу, было бы всего проще немного постараться, а ты… как назло, был заговорённый! Ни резинка продырявленная, ни сперма собранная — ничего не помогало.
— Значит, ты давно пыталась меня заарканить подлым образом…
Мне по большому счёту, плевать на процесс. Итог — вот что главное.
В семье, в которой не было любви и в помине, я бы мог ещё жить, ради сына. Но то единственное, что меня в ней держало и радовало, оказалось основанным на лжи. Я не могу больше и дня прожить, будучи связанным с Люськой.
Завтра же разведусь с этой гнилью, выброшу из дома всё, что её касалось. По-хорошему, надо бы ещё и шамана пустить, чтобы прошёл с дымной чашкой и вывел остатки дерьмовой ауры Люськи из моего дома.
Но как быть с мелким? Я же Тимура полюбил крепко, всем сердцем. Он для меня — родной. Лучик света. Надежда. Когда не то чтобы вставать, даже жить не хотелось, я о нём думал, о его улыбке и маленьких ручонках, умеющих обнимать так крепко и искренне. Тимур, без преувеличения, стал моим стимулом жить и расти.
А теперь — что?
Как быть с ним?! Как я смогу без него?
Люська ещё что-то говорит и говорит, плюётся злостью: она меня ненавидит за нелюбовь! Но насильно мил не будешь.
— Помолчи, а? — прошу устало.
На удивление, она замолкает, тяжело дыша и нервно промокает платочком пот со лба.
Всё выяснилось так внезапно. Неожиданно для Люськи. Она не успели ни одного оправдания придумать, зато говна с неё вылилось целое море!
В прошлом я понимал, что результаты тестов на беременность можно подделать, подвести под нужную дату. Да и что такое две полоски и тест ХГЧ? Лишь подтверждение беременности!
Именно поэтому в прошлом я и потащил Люську на дополнительный тест ДНК на отцовство, как только сроки беременности стали позволять проведение этой экспертизы.
Когда результаты показали, что я — отец ребёнка Люськи, это стало словно контрольный выстрел в голову.
Окончательно. Бесповоротно.
Выходит, что это был подлог? Но как?!
— Я уверен, что врач не солгал. Но могу провести и дополнительный тест на отцовство. Мы оба знаем, что он покажет. Да, Люся?
Она молчит, нервно сжимая и разжимая пальцы на ремешке дорогой сумочки.
— Мне только одно непонятно: как ты в прошлом смогла фокус с тестом ДНК провернуть? — спрашиваю.
Люся крепко-крепко поджимает губы, в одну линию.
— Стоишь на своём? Так уже поздно. Я до правды докопаюсь. Но ты мне можешь сэкономить время, а себе — деньги.
— Не поняла, — хмурится Люся. — Какие деньги?!
— После операции Тимуру мы разведёмся. Без всяких «но» и имущественных претензий в мою сторону. Уйдёшь, с чем пришла. Однако если ты мне сейчас кое-что прояснишь, я разрешу тебе забрать все свои шмотки и украшения, которые ты на мои деньги покупала. Ты много себе приобрела за три года — и дорогого барахла, и цацок. Ты и сама понимаешь, что одни серёжки, что на тебе сейчас надеты, на соточку тянут, даже если в ломбард по самой бросовой цене отдашь.
— Дань … — говорит жалобно.
— Или так. Или с голой жопой вылетишь. Я не шучу. Кто помог тебе с подлогом тестом на отцовство? У тебя ни денег, ни связей среди окружения…
Люся колеблется, но потом выдыхает:
— У меня таких связей нет! Но зато у тебя есть!
— Не понял.
— Какой ты благородный и слепой, дань! Кому было выгодно, чтобы ты в семейные отношения залез с головой и не рвался из них прочь? — спрашивает с ядом.
Я уже догадываюсь. Только боюсь свои подозрения вслух озвучить.
— Отец Юли Гаврилиной! — победно улыбается Люська. — Наверное, он про вас пронюхал что-то и позвонил мне…
— Когда это было?
— Как раз сразу после чудесного воскрешения Клима гаврилина. Обо мне он знал, видимо, и не хотел, чтобы его дочурка с бугаём вроде тебя жизнь связала. Он мне и предложил… помощь. У меня овуляция была в тот день, когда я пошла с подругой в кафе, потом в клуб… Я была на тебя зла, познакомилась с мужчиной и переспала с ним. На следующее утро ты со мной расстался, а через некоторое время я поняла, что беременна! Я хотела сделать аборт, между прочим! Из клиники как раз выходила, со всеми анализами на руках, решив, что от такого плода нужно избавиться. Ты же не дурак и потом бы проверил всё досконально. Держать всё под контролем — твоя фишка! Так что в одиночку я бы не осмелилась попытаться тебя с этим залётом надурить. А тут… как чудо — звонок от Клима. Представившись, он обещал хорошо заплатить и уладить вопрос. Сначала я подумала, что он меня дурит! Но Самарский сказал, что костьми ляжет, лишь бы не дать юле с тобой жизнь свою загубить. Я засомневалась, но Клим пообещал всё уладить: анализы, обследования… Нужно было только о беременности соврать! А мне, к слову и врать не пришлось. Я-то в залёте. Но не от тебя. Клим пообещал и это утрясти. Закинул мне денег на карту и оставил свой номер телефона. На случай, если понадобится где-то анализы подтасовать. Когда ты решил тест на отцовство провести, я сразу позвонила Климу. Он уточнил, где будет проходить экспертиза, в какой день. Сказал, идти смело и ни о чём не переживать. Тест покажет, что ты отец Тимура.
Каждое слово — как удар отравленным клинком.
Больнее всего бьют те, кому мы доверяем сильнее.
Я считал Клима другом, настоящим другом. Даже после размолвки с юлей мы поддерживали связь.
Поначалу я думал, что он меня знать не захочет, но Клим сам со мной на связь вышел. Извинился, что вспылил. Оказывается, он решил и дальше общаться, чтобы держать меня на коротком поводке и знать, как у меня идут дела?
Как он мог поступить так коварно и расчётливо?!
Тру ладонями лицо, вспоминая его голос и искреннее изумление, когда я сообщил ему, что вынужден отступить из-за беременности Люськи. Он был так растерян, потом искренне поздравлял с рождением сына…
Улыбался и лгал мне в лицо.
Как Клим сказал:
— Я пойду на всё, дань, чтобы не допустить сближения с моей принцессой… — так и сделал.
Друг нанёс удар кинжалом мне в спину, а любимую дочку ранил в самое сердце ранил. Своим предательством Клим отравил наши жизни, развёл на несколько лет по разные стороны.
Сколько боли и зла, сколько обид, глупых поступков и ненависти…
Всё из-за одного предательства.
Мне больше нечего говорить. Возвращаюсь в больницу и просто падаю камнем на диван в коридоре. Опустошенный, выпотрошенный, погрязший во лжи.
* * *
Прошло больше трёх суток с момента нашего разговора. Тимура прооперировали, удалили доброкачественное образование. Он пришёл в себя и находится в палате.
Люська уже навещала сына, но без няни, разумеется, обойтись не смогла. Притащила Женю, а сама сидела рядом.
Я к Тимуру ещё не заходил, всё время шатаюсь по больнице, как привидение. Не ел, не спал толком, даже в душ не ходил. Оброс, выгляжу как мертвец.
До сих пор в груди болит. Меня предали или я сам себя предал, когда решил быть благородным, поступить правильно… Это было ошибкой. Меня обвели вокруг пальца, а я был настолько слеп, что не разглядел подставы, но что хуже всего, даже не подумал о предательстве близких людей…
— С сыном всё хорошо, — заискивающе говорит Люська. — Это же так хорошо, дань. Правда?
— Я безумно рад, что операция прошла успешно. Тимур здоров — и это главное.
— Ты к нему пойдёшь? — интересуется Люся.
Я бросаю на неё равнодушный взгляд и отхожу в сторону. Покурить. Снова.
— Тимур тебя звал. Ты зайдёшь к нему? — снова семенит за мной.
— Пусть к Тимуру его настоящий папаня сходит. Ты хотя бы знаешь имя того трахаря?
— Нет, — отвечает тихо. — Прости. Мне жаль. Я тогда так сильно на тебя разозлилась, что напилась в клубе и не помню, как, с кем…
— Заткнись, ради всего святого.
Сам думаю лишь о том — смогу ли я оставить Тимура?
Прикипеть к Тимуру легко получилось. Я видел в нём своего, хоть злые языки шептали: не похож на тебя, совсем не похож. Я цеплялся за мысль, что не всегда дети идут в отцов, мой — в мамку пошёл.
Оказывается, я там вообще просто мимо пробегал.
Пойду ли я к Тимуру? Да, без вопросов пойду. Чуть позже…
Пока решить пытаюсь, как дальше — без него.
Я попросил заново результаты проверить, для себя. Тимур — не мой сын.
Теперь я точно это знаю, но мысленно отрубить его от себя не получается.
В голове сразу коротит и картинками частит: его первые шаги, его первый, звонкий смех, первое «па-па-па…»
Как это можно вычеркнуть? Как выставить за порог чужого, но такого родного…
— Дань, прости меня. Мне жаль, что у нас так плохо всё вышло, — всхлипывает Люся.
— Врёшь ты. Тебе жаль лишь себя. Жаль, что не вышло сесть на шею на всю жизнь. Жаль, что ложь всплыла, а ведь она всё равно когда-нибудь бы всплыла. И что тогда? На что ты надеялась?
Поворачиваюсь к ней лицом и смотрю ей в глаза — змеиные и холодные, с толикой злобой. Да, не жаль ей наших несостоявшихся отношений, по хорошей жизни уже скучает, нули в голове подсчитывает.
— Я думала, что у нас всё получится. Что ты меня полюбишь, что второй ребёнок появится, и тогда…
— И тогда ты с меня уже не слезешь. Вот хер тебе, а не сладкие мечты.
Двигаю её плечом, снова направляясь к зданию больницы.
— К сыну сходишь? Или о девке своей думаешь?! Уже наверное мысленно её во всех позах имеешь?! — шипит злобно вслед.
— Нет, Люська. Мысленно я у неё прошу прощения. За всё дерьмо, что произошло не по её вине. И, знаешь, я вроде не кретин, а у меня слов нужных не находится. Тебе я могу тысячу слов сказать — ни одного хорошего, а ей — и «прости» выдавить будет сложно.
— Будешь мне о любви к ней рассказывать?! Ты?! Не смеши! Тебе 30 почти, а ей… ей… сколько лет?! Тебе нужна взрослая и опытная, женщина твоего возраста, примерно, чтобы на жизнь одинаково смотреть, а…
— Заткнись, Люся. Мне нужна та, рядом с которой жить хочется. Готова к встрече с юристом?
— Значит, развод?
— Окончательно, да. С прислугой созвонился. Все твои вещи уже упаковали. Вещи Тимура…
— Вот с этим повремени! — бросает с внезапной ожесточённостью мне в лицо и тычет пальцем в грудь.
— Не понял.
— Вещи Тимура.
Люся пыхтит злобно, словно носорог перед атакой. Я начинаю беспокоиться, как бы её нос, отреставрированный хирургом, по швам не разошёлся.
— Вещи Тимура к моим не присоединять! Я их не заберу.
— Новые купишь? Твоё дело. Только не забывай после выписки рекомендации врачей соблюдать и не…
— Я вообще об этом беспокоиться не стану. Не моя забота! — трясёт головой, ерошит свою укладку. — Ты хочешь со мной развестись и выставить из своей жизни, как кошку бездомную?! Хорошо! Только кошки гуляют сами по себе, без выводка беспомощных котят. Я напишу отказную от Тимура и родительских прав на него!
— Ты хочешь бросить своего сына?! — хватаю за плечи, встряхивая. — Ты ёбнулась головой?
— Тимур. Мне. Не нужен. Ясно?! Мне этот ребёнок был нужен только в браке. В семье! Неужели ты думаешь, что я его одна стану тянуть и нянчить?! Нет! К тому же неизвестно… что с ним будет дальше! Сегодня — доброкачественная опухоль, завтра — злокачественная, затем рак и космические суммы на лечение. А ещё знаешь, что означает для меня ребёнок?! Мать-одиночка! Без шансов встретить нормального мужика, с которым я могу быть счастлива. Так что нет, дорогой почти бывший муж… Я этого ребёнка себе оставлять не буду. Пишу отказную.
— Он… твой сын, Людмила. Не тупи. Ты что творишь, кукушка ебанутая?!
— Я говорю тебе правду. Я его не заберу. Всё. Точка. А ты, если так сильно любишь Тимура, оставишь его себе. А я посмотрю, как ты станешь с ним счастлив, — расплывается в мерзкой улыбке. — Твоя любимая соплячка юля посмотрит на почти 30ти летнего мужика с чужим ребёнком на руках и плюнет. В твою сторону. Совет да любовь, как говорится. Ну, что?! Когда приедет твой юрист? Я прямо сейчас готова подпись поставить, там, где надо!
ВЫ ЧИТАЕТЕ
Хочу тебя на прокат
RomanceНо я готова принять Тимура только с одним условием. - С каким же? - Ты сделаешь мне ребёночка. Своего! Нашего... - И не одного, - обещаю, найдя, наконец, где же расстёгиваются дурацкие и тугие кнопки на комбинезоне. - И будешь любить ничуть не меньш...