Хочу тебя на прокат

22

Глава 22
данил
Выруливаю на затемнённый участок дороги. Судя по данным GPS, до Люськи остаётся совсем немного. Я скорее чувствую быстрее, чем вижу и слышу, как происходит автомобильная авария.
Массивный внедорожник толкает машину Люськи. Лёгкий кроссовер разворачивает, закручивает на дороге. Вся жизнь проносится перед глазами.
Страх за жизнь Тимура перекрывает все остальные мысли.
Впереди — столкнувшиеся машины.
Вижу, как из джипа вылезает мужик, оглядывается по сторонам. Заметив меня, несущегося прямиком на них, запрыгивает обратно в машину. Но уехать не успевает.
Я выпрыгиваю из своей машины и рывком распахиваю дверь, вытаскивая за шиворот.
— Кто?! Кто тебя послал?!
Отказывается говорить. Прикладываю его головой о стекло несколько раз и прижимаю острое лезвие к глотке, нажимая. Распарываю кожу и от паники противник начинает говорить:
— Коваль! — выплёвывает вместе с кровью. — Это К-к-к-коваль дал задание. Твою бабу и сына… Схватить. Она сама… на связь вышла. Хотела что-то рассказать. При личной встрече. Но Коваль не стал сам мараться… — сжимается и дышит часто, как загнанная собака. — Это Коваль. Я лишь исполнитель… Кажется, твоя жена заподозрила что-то, выходить не стала, задёргалась и потому пришлось бросаться за ней в погоню.
— Звони Ковалю. Скажи, что всё сделал. Но возникли сложности. Пришлось на дно залечь… Скажи, что отдашь пленников через сутки и попроси денег побольше.
— Это же блеф! Он не купится!
— Купится. Скажи, что пришлось импровизировать и удирать от погони. Даже не соврёшь в чём-то!
Мужчина вытаскивает дрожащими пальцами телефон и говорит всё в точности так, как я и сказал.
Прислушиваюсь к ответам Коваля. Он зол, но спустя две минуты прений по телефону соглашается подождать. Но только за риск отказывается платить требуемую цену.
Торгуется.
Может, это и к лучшему, так правдоподобнее.
— Теперь что? — спрашивает наёмник, когда разговор кончился.
— Теперь ты ляжешь на дно. Дальше я сам. И помни, если пикнешь хоть слово Ковалю, предупредишь его, ты труп. Но перед этим я над тобой потружусь, и ты будешь жалеть, что родился. Очень долго и мучительно жалеть…
— Я понял, — выдаёт испуганно и убирается прочь.
После этого я подхожу к покорёженной машине Люськи. Тимур пристёгнут к детскому кресла и ревёт громко, взахлёб.
На лбу сынишки выскочила огромная шишка. В остальном он, кажется, цел. Я осматриваю его осторожно и крепко прижимаю к груди. Тимур в ответ хватается за меня ручонками и захлёбывается в истошном рёве.
Сердце сто раз сжимается за секунду, так хочется унять его боль и забрать страх.
С лёгким стоном Люська приходит в себя. Ей повезло меньше — всё лицо в лепёшку разбито. Но мне кажется этого мало.
Хочется её прямиком здесь, на стройке, в мусорной яме живьём закопать за то, что хотела предать и подвергла жизнь сына опасности!
Сажусь за руль, чтобы отвезти Тимура в больницу, на обследование.
— Дань … — жалобно начинает Люська.
— Заткнись. Я знаю, что ты за моей спиной с Ковалем хотела сговориться. О чём?!
— Я…
— Головка от часов Заря. Говори! Иначе я тебя в бетон закатаю. Никто не найдёт…
— Я хотела Ковалю рассказать, где ты живёшь и что ты интрижку с Гаврилиной замутил… — икает от страха.
— Дура тупая! Чего добилась?! Сын пострадал! А за предательство… ответить придётся. Как только Тимура осмотрят, я с тобой разберусь, падла, — говорю спокойным, тихим тоном, чтобы сына ещё больше криками не напугать.
Но видит бог, мне сдерживаться тяжело!
Поэтому сосредотачиваюсь на дороге и отвожу Тимура в больницу, передав на руки врачей, чтобы осмотрели и сделали все необходимые снимки. Люська маячит в коридоре, беспрестанно ходя из одного конца в другой.
Меня раздражает её мельтешение, отворачиваюсь в сторону, чтобы не раззадоривать себя ещё больше. Отвлекаюсь на другие проблемы. Сначала звоню, чтобы за юлей хорошенько присмотрели.
Мне докладывают, что она уехала из моей квартиры, почти сразу же за мной и вернулась в дом отца. Но эта новость не стала неожиданностью, я предполагал, что юля так поступит.
Приказываю выставить охрану кругом, пусть наблюдают за ней. На всякий случай. Пока я с Ковалем не разобрался.
На этот раз уже игры окончены, и переговоров не будет. Набираю номер Бекетова, зная, что он ещё в городе.
— Есть работа по твоей специальности. Убрать человека.
— Кого? — спрашивает лениво.
— Коваля.
— Принято. Как сделать? Шумно или тихо?
— Пусть никто не узнает, что за этим стою я. Пусть выглядит как несчастный случай.
— Я подумаю, что можно сделать.
— Не думай, а сделай как можно быстрее.
— Есть срочность?
— Есть. Он хотел моего сына выкрасть! Я обставил всё так, словно ему это удалось. Двое суток относительной тишины есть. За это время ты должен убрать его.
— За срочность придётся хорошо доплатить.
— Деньги значения не имеют! Уберёшь его за сутки, я тебе сверх требуемой суммы заплачу.
За покушением стоит Коваль. Он не побоялся попробовать свести счёты единожды, значит, он будет пытаться снова и снова.
Снова возникает угроза для жизни юли. Я хотел решить вопрос без пролития лишней крови, но не получилось…
Теперь Ковалю недолго ходить в живых.
* * *
Спустя несколько часов врач вызывает меня на разговор, о состоянии Тимура.
Мне не нравится выражение лица врача, ведь если бы проблем не было, они сразу же отпустили Тимура и не было нужды в дополнительных беседах.
Шестое чувство подсказывает, что речь пойдёт не о простых рекомендациях, но о гораздо более серьёзных вещах.
Я не ошибся.
Слова врача повергли меня в шок. При обследовании Тимура у него в мозгу нашли небольшое затемнение.
Подозрение на опухоль.
Я дал согласие на множество дополнительных обследований.
Это означало лишь то, что до выяснения всех обстоятельств Тимур останется в больнице.
* * *
Двое суток проходят в режиме ожидания. Гипнотизирую взглядом телефон, жду звонка от врача и боюсь услышать плохой диагноз.
Сигареты исчезают со скоростью света. Не успеваю начать одну пачку, как вскоре она оказывается опустошённой и смятой, выброшенной в урну. На её место приходит другая и так по кругу.
Нет ничего хуже, чем ждать и догонять. Я эпично проваливаюсь в обоих случаях. Терпение даёт трещину, не нахожу себе места, тревожась за сына.
Дети меняют людей.
До появления Тимурки в моей жизни я и подозревал, как много места в моём сердце. Но потом я почувствовал прикосновение крохотных пальчиков к своему здоровенному кулаку, вдохнул сладкий, родной запах и ощутил желание жить, выкарабкиваться из любых проблем.
Ради сына я был готов сдвигать горы…
В какой-то период Тимур стал смыслом моей жизни, осью, за которую я держался мысленно. Теперь ему грозит опасность, а я ничего не могу поделать.
Только ждать…
Звонок врача заставляет подскочить с места и мчаться в больницу.
За мной слышится перестук каблуков. Супруга старается поспеть за моим размашистым шагом. Прошедшие двое суток Люська провела в доме, стараясь не выходить из комнаты и не попадаться мне на глаза.
Я первым достигаю кабинета, едва не сбиваю врача с ног напором и требовательным взглядом. К его чести, он остаётся стоять на месте, даже не шелохнувшись. Вроде сухой мужичок, но духом крепкий.
— Что с сыном? Что с моим Тимуром? — спрашиваю, даже забыв поздороваться.
— Я просмотрел все снимки и анализы, проконсультировался с ведущими специалистами. Мы пришли к выводу, что крохотное затемнение — это доброкачественное образование. Операбельное.
— Вы пришли к выводу. Проконсультировались. Это уже конкретно? — морщусь.
— Не хочется быть циничным, но автомобильная авария в данном, конкретном случае была только к счастью. Потому что мы вовремя обнаружили изъян и сможем без проблем прооперировать вашего сына. Если вы дадите согласие на операцию.
— Это рак? Рак мозга? — словно просыпается Люська, вставляя свои несколько слов.
— Нет. Это не рак. И никогда им не станет, если вовремя принять меры. Повторюсь, в наше время редко удаётся обнаружить подобные образования на ранних стадиях и ликвидировать их без последствий. Обычно пациенты приходят уже с симптомами, а это означает запущенную стадию.
— Значит, рака не будет? Вы гарантируете? Вы, между прочим, за жизнь нашего сына головой отвечаете! Дань, скажи ему! — грозит Люська.
— Извините. Она нервничает… Поговорим в кабинете?
Врач согласно кивает.
— А ты посиди, возьми себе кофе в автомате. Я сам всё решу, — бросаю Люське, лишь бы она мне перед глазами не мелькала.
— Я не пью кофе. Там кофеин и от кофе зубы желтеют! — морщится Люся. — Это не автомат кофе, это убогое недоразумение! Варит дешёвую бурду.
— А раньше ты едва ли чифирила, — бросаю вскользь. — Ладно, не хочешь пить кофе? Не пей. Здесь будь!
Вхожу в кабинет за врачом и ещё раз выслушиваю его речь: он повторяет диагноз, показывает снимки, в которых я ни черта не смыслю. Из всех слов, что говорил врач, до меня дошло лишь одно: болезнь минует сына, если вовремя принять меры.
Согласно киваю.
— Да, давайте. Что можете сказать конкретного по срокам и требованиям?
— Необходимо только ваше согласие. Сегодня начнём готовить вашего сына к операции — лёгкая диета и покой. Завтра приступим. К нашим услугам высококлассные специалисты и развитое медицинское оборудование.
— Последствия?
— Ваш сын будет здоров. Думаю, это хорошее последствие, правда?
Снова киваю. Да я бы сейчас на всё кивнул, лишь бы Тимурку вылечить. Ведь он кроха совсем, но ему уже грозит операционный стол.
Наверное, сомнение отображаются на моём лице. Врач берёт слово и рассказывает в кратких подробностях, как будет проходить операция.
Снова думаю о том, что дурацкий поступок Люськи позволил обнаружить скрытую болезнь до того, как она начала развиваться. Это хорошо. Может, не стоит сильно на неё наседать? Потом решу…
Телефон в кармане начинает мерно вибрировать. От одного имени на экране «юля» сердце начинает биться в десятки раз быстрее.
Палец зависает над экраном. Я решаю ответить, чтобы не заставлять ждать напрасно.
— Алло.
— Привет, дань. Как дела? Может быть, я слишком рано звоню? Но я… — задерживает дыхание, а потом признаётся, словно нехотя. — Я переживаю за тебя.
— Со мной всё в полном порядке.
— Не прикидывайся, будто не понимаешь! — злится юля. — Ты пропал на несколько дней! Ни звонка, ни сообщения. Зато охраны вокруг моего дома, как у президента. Именно от них я и узнала, что твой… сын попал в аварию. Я знаю, что ты за него переживаешь, и беспокоюсь. За тебя и твоё состояние.
Откидываюсь на стул, растираю ноющую переносицу.
— С сыном всё в порядке. Царапины и пара синяков. Он родился в рубашке, можно сказать.
— Значит, его скоро выпишут? — невзначай интересуется.
За этим вопросом кроется другой. Прекрасно понимаю, к чему юля клонит. К тому, чтобы я брал то, что потребовал от неё, и отпустил в итоге. А я… не могу. Не хочу отпускать.
Я понимаю, что сам себя загнал в ловушку. Она сжимается всё теснее и теснее. Хочется изнутри взорвать к чертям границы и стены.
— юль, мой сын ещё какое-то время побудет в больнице. Так необходимо.
— Перестраховываешься?
— Нет. Увы. Но есть причины.
— Проблемы со здоровьем Тимура?
Мне кажется, что в голосе юля проскальзывает нотки искренней тревоги и беспокойства.
Я стараюсь не думать об этом, потому что знаю, как юля смотрит на мой брак и сына — это препятствие, что встало между нами.
Моя юля — гордячка и принцесса, живущая по девизу «всё или ничего». Она никогда не примет меня с тем багажом, что есть у меня сейчас.
И даже если мысленно сбросить часть багажа, если предположить развод… То сын всё равно останется. Я буду его навещать, воспитывать, принимать активное участие в его жизни. А юля… юля будет этого мало. Я не знаю, сможет ли она принять это.
Ей хочется занять меня целиком — и мысли, и сердце. Моя маленькая сердцеедка не захочет делить меня ни с кем, тем более, с ребёнком врага в виде Людмилы.
Всё сложно и легче ничуть не становится.
— юль, я сейчас в больнице и не могу говорить. У меня дела. Я позвоню. Не жди меня сегодня.
— А завтра? — спрашивает с вызовом и снова колет в самое сердце своей отравой. — Скинь мне расписание на оставшиеся ночи, господин Милохин.
Отключается. Стараюсь дышать и чтобы сердечный мотор работал, как прежде.
юля не знает о проблеме со здоровьем Тимура. Я и не хочу её в это впутывать. Ей неприятно, знаю. Пусть лучше будет больнее мне.
Я прячу телефон и смотрю на доктора.
— Вы согласны на операцию?
— Согласен. Надеюсь, что всё пройдёт без проблем.
— Мы приложим все усилия. Так же предупреждаю, что иногда может потребоваться помощь и биологических родителей.
— Не понял, — хмурюсь.
— С этим у вас проблем не возникнет, Людмила же здесь, в городе? И в случае необходимости, мы воспользуемся…
— Нет-нет, постойте. К чему эти намёки и акценты на слова про биологических родителей?!
— Как к чему? — удивляется врач. — Я думал, вы просто воспитываете Тимура.
— Я его отец.
— Да, конечно, я всё понимаю: воспитание накладывает ответственность, но…
— Нет, это вы должны понять. Я и Людмила — родители Тимура! — упорно твержу своё.
— Хм… Сейчас подниму результаты анализов и проверю, — смущённо говорит врач, запуская на компьютере программу.
Минута проходит в могильной тишине. Реально замогильной. Дурнота на меня накатывает волнами.
Я понимаю, к чему клонит врач. Умом понимаю, а сердцем принять не могу.
— Нет, я не ошибся. Когда Тимур поступил в наше отделение с подозрением на опухоль, мы провели ряд анализов, в том числе, взяли пробы и у родителей, чтобы проследить наследственность и исключить различного рода факторы. Судя по анализам, Людмила — биологическая мать Тимура, а вот вы его биологическим отцом не являетесь.
Если бы словами можно было убить, я бы точно сдох.
В голове не укладывается.
Тимур — не мой сын?! Но как?! Как, юлять?!
Были проведены все анализы. Все! Даже на отцовство. Подлог, что ли?! Но как?!
Ручка треснула пополам в кулаке.
Хочется схватить за шиворот Люську и тряхнуть, как следует. Но сейчас главное — Тимурке провести операцию, спасти его жизнь и не допустить развития опухоли.
Всё остальное — потом.
— Сейчас меня интересует только одно, — говорю и удивляюсь, какой спокойный у меня голос. Словно ничего не произошло. — Людмилы будет достаточно?
«Или нужно искать её ёбаря?» — добавляю мысленно.
— С Людмилой у Тимура полная совместимость.
— Тогда давайте свои бумажки, буду подписывать согласие на операцию.