Шрамы раненных душ

4

2 месяца спустя

Мэддок

Я ненавидел все это. Живя в вечном страхе, с маленьким братом ,вжимающимся
в твой бок от ужаса, и понимая, что единственная его защита - ты, жутко, особенно у когда сам являешься ребёнком, который не знает этого мира, наполненного ложью, критикой и ужасом. Я смотрю на жизнь со своей призмы, я не видел ничего, кроме страха.

Возможно от того, я и был жесток, ну, вправду говоря, я хотел таким казаться и у меня получилось. Общество. Оно видит картинку, которую я им показываю. Жестокий, холодный, молчаливый и задумчивый. Кто бы, что ни говорил, социум такое любит. Они обожают страдания и греховные поступки. Жестокость этого мира уже ничего не изменит.

–Чувак, я готов сдохнуть, от таких частых перелётов, пообещай, что больше мы на зéмли чертовой Америки ни ногой, - Данте был ребёнком.

Ребёнком, заточенным в тело взрослого, двадцатитрёхлетнего парня, который, по меркам наших традиций уже должен задумываться о браке с подходящей девушкой.

–Мы летим только два часа, а ты уже задал этот вопрос раз десять. Не прилитим мы больше туда, доволен?

Данте, улыбнувшись как Чеширский кот отвернулся в сторону иллюминатора и замолк. Он не заслуживает того, что с нами произошло. Мы стали жертвой женщины, которую любили, он так точно был привязан к ней. Мягкой, бесхребетной и зависящей от мужа, она казалась такой.

*  *  *

Я стоял у огромной цветочной арке, которая была импровизированным алтарём. Церемония бракосочетания проходила не в церкви, как это должно быть, а не далеко от леса. Почему? Всё просто, то, что мне однажды сказали, отпечаталось в моём сознании на долго. Отец всегда говорил:"Не веришь в Бога, это нормально, но никогда не оскверняй религию верующих ", поэтому мы с братом не появлялись в церквях. И я, и он понимали, что темнота внутри слишком огромна, она отравляет то, что вокруг. А убивать души верующих - самое страшное, что ты можешь сделать. Если бы мы появились в стенах освещённых, то точно осквернили их своим присутствием.

Я повернул свою голову и увидел до жути красивую девушку. Аида в белоснежном плать на бретельках , клешонное к низу с какими-то оборочками на подоле. Она была на каблуках чёрного цвета, а на руках полупрозрачные перчатки до локтя, подстать туфлям. Я ждал её так давно. Её вёл брат, не отец. Двигалась она, как королева. Плавно, даже плывя по воздуху.