Sleepless — Dutch Melrose
То, как Ёнджун подолгу пялился в одну точку и периодически спотыкался о собственные ступни, расхаживая от одного угла барной стойки к другой, несложно было заметить со стороны. И пускай у клиентов с прогрессируемым расфокусом зрения и притупленным вниманием это не вызывало вопросов, то вот Джису уже не на шутку разволновался, бегло интересуясь, всё ли у парня в порядке. Не произошло ли чего-то, что стоило обсудить после смены, разменяв на пару несколько шотов? И если поначалу Ёнджун героически отмахивался, стараясь прийти в чувства и взбодриться, вновь громко зазывая посетителей обновить пустые бокалы, то его наспех собранная раззадоренность сдувалась, стоило ему пропасть в собственных мыслях, которым не было конца и края. В голове сидел один навязчивый червяк-паразит с именем, которое произносить вслух начало получаться практически без скрипа. А думать о фотографишке стало традиционным ритуалом перед сном, ведь тот всё настойчивее просачивался в жизнь Ёнджуна, маячил перед глазами и вспыхивал в памяти, обдавая ушные раковины фантомным эхом басистого смеха. Бомгю присутствовал кое-где намного глубже, словно засевшая заноза, нарывающая и ноющая. Это все грёбанный Кан, который добавил в их давно сформированную беседу из троих ещё одного персонажа, который любил поболтать с Тэхёном и Субином, что так тепло его приняли. Обсудить сделанные фотографии и пересматривать видео со спот-парка, находя смешные моменты, их будущие локальные приколы, и что хуже всего — словесные перепалки двух неугомонных задир продолжились в текстовом формате, стоило одному из них зацепиться за сообщения другого:
Yawnzzn:
Только закрыли бар, еле выпроводили компашку.
Сейчас помру.
05:23
Soobunny🐰: Хён, кошмар, надеюсь ты хотя бы выспишься сегодня! 08:55 Soobunny🐰: Кстати, доброе утро всем и хорошего дня! 08:56
Yawnzzn: Я восстал, возрадуйтесь, малышня. 13:03
Bgye: Мда, удивительно, как ты дожил до своих лет. Поделишься секретом долголетия, старпёр? 13:11
Yawnzzn: Могу поделиться пиздюлями, приходи, тебя бесплатно угощу. 13:12
Soobunny🐰: Начинается... 13:13 Bgye: Это какая-то старческая панацея — злиться на молодых? Или это ты такой особенно агрессивный? 13:14
Yawnzzn: Если посмотришься в зеркало — увидишь причину,
почему я такой оСоБенНно аГрЕсСиВнЫй. 13:15
Bgye: Там только чертовски привлекательный парень. Не понимаю, о чём ты. 13:16
Yawnzzn:
Идиот, ты попутал зеркало с моим профилем.
Закрой его, вытащи руку из трусов, а то мне уже икается.
13:17
Soobunny🐰: О боже мой... 13:18 ✨Terry_K✨: Jesus, какие у вас тут темы пикантные пошли... Мне нравится, продолжайте 😏 13:23
Yawnzzn:
Да все, отбой, невинный малыш помер от стыда.
13:25
Bgye: Мне ещё рано. А вот за тебя страшно становится, часики-то тикают... 13:26
Yawnzzn:
Не переживай, дорогуша, через пару годиков
начнёшь бояться за себя.
13:28
Bgye: Посмотрим. Я даже позову тебя на свой первый юбилей, если ты, конечно, доживёшь... 13:29 Soobunny🐰: Ради такого Ёнджун-хёну придётся стать долгожителем. Как почётно! 13:30 ✨Terry_K✨: old but gold - это про тебя, Джуни 😂 13:31
Yawnzzn:
Чёрт, предатели, и вы туда же!
13:32
***
Самым страшным во всём этом продолжающемся хаосе текстового безумия было то, что Ёнджун постоянно давил шкодливую улыбку, пялился в телефон и ждал, пока Бомгю придумает очередной остроумный ход. Читал беседы, которые велись без него, зачем-то вчитываясь в беглые сообщения Бомгю, словно коллекционируя ненужные факты о парне, про которые сам бы не спросил. Так он узнал, что кожаная куртка, которую парень носил не снимая, принадлежала ушедшему деду. Стоило лишь Кану поинтересоваться в его старомодном выборе, выпаливая: «be honest, тебя кто-то заставляет это носить?», после моментально извиняясь за легкомысленную бестактность. Ещё узнал, что парень держал камеру в руках уже в десятилетнем возрасте, и разглядывал мир через её объектив, изучая и одновременно держа на расстоянии. Отсюда и отсутствие друзей, каких-либо элементарных знакомых, с которыми можно было поделиться личным — его спутником было искусство фотографии, которое молчаливо лечило в тоскливые дни одиночества и брошенности. И в самый тяжёлый период его жизни — после смерти дедушки. Он хоть и рассказывал это всё Субину глубокой ночью, пока Тэхён в очередной раз пропал в местном радужном клубе, периодически присылая фотографии с мест событий, Ёнджун был слишком погружён в чужой рассказ, чтобы по привычке дразнить Кана по поводу ориентации. Экстремальные ощущения, пограничные с расправой, которые ему так нравились, но прерывать откровения Бомгю не хотелось. Хотелось чего-то противоположного: поддержать словом, восхититься его не утерянной стойкостью и силой духа, которая не дала рукам после утраты опуститься. Ёнджун не был таким целеустремлённым, он никогда не горел чем-то настолько сильно, как Бомгю, и действительно... уважал его за страстную увлечённость. При всём своём нежелании признавать это. Но он так и не сумел написать чего-то стоящего, потому что по итогу прикинул: его слова вряд ли восприняли бы искренне, без штыков и скептицизма. Их уровень общения завис на «вечные подколки and nothing special», и никто из них не стремился наладить более близкий контакт. Воспринимать друг друга серьёзнее. Приставь Ёнджуну пушку к виску: даже так он не признается, как страшно завидовал Субину в тот вечер и желал оказаться на его месте. Быть тем плечом, на которое Бомгю мог бы опереться. Или быть Каном, который разделял его интересы так же живо и ярко, понимал с полуслова и близко притёрся к нему ещё с самой первой встречи. Ёнджуну хотелось быть хоть кем-то стоящим, а не засранцем, который только и мог разве что дразнить парня на пустом месте. Поэтому когда Кан написал ему и Субину втайне от их друга-фотографа о грядущей вечеринке в честь прошедшего дня рождения, которую он завуалировал для «просроченного именинника» под распроданную с фурором коллекцию ветровок — при этом даже не водя за нос, потому что оно так и было, — Ёнджун ответственно взялся за выбор подарка. Он не узнавал себя, своё дикое смущение, спрашивая модель объектива и камеры Бомгю у всезнайки Кана, который куда лучше старшего различал эти однотипные побрякушки. Не узнавал своё трепетное отношение к подбору профессионального футляра с несколькими отсеками и карманами под аксессуары из плотной, непромокаемой ткани, который стоил ему четверти зарплаты. Но он не придавал значения тому, чем будет питаться оставшиеся дни до получки, вместо этого подбирая защитный фильтр для объектива, который уже однажды был разбит. Ёнджун приложил к этому руку, даже всего себя, и старался заткнуть свою новорожденную совесть туда, откуда она настойчиво лезла. Защитить то, чем дорожил парень, казалось Ёнджуну так правильно. И как жаль, что Ёнджун из прошлого не понял этого раньше. «Ему же... понравится?», — в сотый раз спрашивал он в пустоту, осматривая неуклюже запакованный подарок в крафтовую бумагу с плюшевыми мишками, которые повсеместно окружали Бомгю. Он выглядел так неряшливо, что Ёнджун уже порывался плюнуть на это и отнести коробку с футляром под фотоаппарат в типографию, где подрабатывал Субин, потому что подобные деликатные работы давались ему куда лучше. Да и с бумагами любых мастей он был на «ты», и наверняка бы более презентабельнее упаковал подарок. Но трусость перед провоцирующими поддразниваниями со стороны друга за излишнюю заботливость и внимательность, которую Ёнджун и так старался не выказывать к Бомгю, он бы не пережил. Ему хватало Кана, который при любой возможности теперь стебал его за cramazing подарок, приговаривая, чтобы старший обязательно подписал к нему открытку дурацким:
«to darling ♡»
Он поймал себя на тревожной бессоннице, которая преследовала его одинокими выходными между сменами. Парень мог подолгу пялиться в потолок и думать ни о чём и обо всём сразу, рисовал в голове надвигающуюся тусовку, которую бесспорно ждал. Представлял, что скажет Бомгю, когда он протянет ему крафтовую коробку; как будет выглядеть лицо парня, так взволнованно и озадаченно. «Видишь? Я, к твоему сведению, отличный хён, и тоже купил тебе кое-что», — горделиво кичился он в своих мыслях, на деле думая, что Бомгю будет куда равнодушнее к его порыву. Ёнджуну повезёт, если тот и вовсе не решит запустить тяжёлую упаковку обратно в морду старшего за всё хорошее и нехорошее. Подобные мысли омрачали его предвкушение к вечеринке, к которой он готовился чересчур тщательно. Выпросил у Джису из бара кофейного ликёра до получки, закупился взбитыми сливками, подготовил пару термосов для крепкого кофе, который входил в состав Ирландского коктейля. Ёнджун каждую смену после закрытия готовил его, давая на пробу старшему бармену, спрашивая: «Становится ли он лучше?». Миксуя специи, пробуя разные кофейные и сливочные ликёры, терпкость алкоголя и зёрен, он экспериментировал, добавляя сначала молочный шоколад, затем заменяя его на горький, пытаясь достичь поставленной планки: «Крепость алкоголя, завуалированная под горькостью обжаренных зёрен, со сладкими, но не приторными оттенками сливочной шапки и шоколадной крошки». — Ну, я бы сказал, что для непьющего экстравагантного кофемана, которому хочется согреться — подойдёт, — после пары глотков подытожил коллега, игриво подмигивая. — Но в целом, количество виски можно будет увеличить, потому что кофе его здорово подавляет. Я даже не уверен, что именно тут крепче! — Это как раз то, что я хотел услышать, — хмыкнул Ёнджун, убирая использованную утварь на свои места. Бар после смен начал походить на настоящую лабораторию в научном центре. Даже небольшой блокнот с перечёркнутыми и вновь выведенными пропорциями и граммовками походил на записки сумасшедшего учёного. Джису исподтишка наблюдал за ним, мягко улыбаясь под нос: — Впервые вижу тебя таким кропотливым. Ты ведь не для себя это делаешь. И не для бара. Я прав? — Ёнджун взглянул на него, не понимая, к чему тот клонил. Почему не для бара, если свои знания он определённо применит на практике? И почему не для себя, если прямо сейчас он стоял и тешил своё эго получившимся по итогу авторским ирландским кофе? Правда, то, что его старания предназначались конкретному человеку, которому ещё предстояло дать старшему свой финальный вердикт, немного пугало своей навязчивостью, и он старался быть эгоистичнее, чтобы не причислять к Бомгю ещё одну причину своих поведенческих перемен. Джису был куда наблюдательнее, тихо продолжая: — Ёнджун-а, неужели в твоей жизни появился кто-то особенный? «Хуёбельный», — нервно подумал Ёнджун, резко прочистив горло. — «Такими особенными можно и вражеское войско пугать». — Ничего подобного, хённим, — отрешённо бросил он, переводя тему: — Я возьму Sheridan's из бара, как договаривались, верну с зарплаты. — Можешь не возвращать, бери безвозмездно, — кратко улыбнулся старший бармен, и игриво добавил: — Только обязательно расскажи потом, понравился ли ей твой «Ирландец». Ёнджун закатил глаза, после чего буркнул неловко: «Хорошо, спасибо», понимая, что загоревшемуся внезапным любопытством коллеге проще подыграть, чем переубедить в обратном. Уж лучше пусть думает, что Ёнджун наконец остепенился и нашёл свою даму сердца, а не занимался ребячеством, желая споить непьющего фотографа, который cкривил лицо от великолепного Алгонкина. Что хотел удивить его не только подарком на прошедший день рождения, но и кофейным коктейлем, по граммам выверенным специально под его предпочтения. Что и сам хотел увидеть направленную улыбку, возможно немного пьяную и игривую, адресованную ему, и стыдливое «хён», слетающее с губ в самые неподходящие для парня моменты. Но самые подходящие для Ёнджуна, для его ответных дразнилок, дурацких приколов и шкодливых заготовок, которые исчислялись тысячами в голове. Такие игры с фотографом начинали старшему нравиться. Бомгю в целом начинал ему нравиться, как бы тяжело это ни было признать. Чаши весов покачивались то в одну сторону, то в другую: от отторжения до принятия; от желания помахаться с Бомгю кулаками до желания самостоятельно убрать с его глаз мешающую отросшую чёлку. От язвительной шутки, задевающей за живое, до дружеских объятий, которые младший разделял при встрече со всеми, кроме него. Потому что Ёнджун не шёл навстречу до этого, зная, что и сам помог стене между ними воздвигнуться, укладывая кирпич за кирпичом. А теперь, стоя с кувалдой в руках, боялся, стоило ли её разбивать. — Покурим? — предложил Ёнджун уже на улице, когда Джису закрывал бар на ключ. Тот отчего-то проницательно-дружелюбно похлопал его плечо, будто видя раздутую от мыслей голову и его волнительный вид на протяжении этой недели, соглашаясь на предложение. Они стояли в ночной прохладной тишине улицы, в этот поздний час полностью безлюдной и приятно одинокой. В собственной черепной коробке было куда шумнее, чем в местном молодёжном клубе, и запутаннее, чем в драматическом подростковом сериале. Ёнджун поймал себя на мысли, что хотел поскорее разблокировать мобильник и вновь прочесть сообщения Бомгю, который снова вёл не с ним приятную беседу в общем чате. — Не переживай, ей наверняка понравится. И не только Ирландец, — приглушенно разбавил Джису повисшую тишину, выдыхая последнюю затяжку из лёгких, и очередной раз подмигнул устало вздохнувшему Ёнджуну. Но он уже ступил на этот путь, чтобы отнекиваться, мол, что воображаемой старшим барменом девушки не существовало. Была лишь «Дорогуша» с острейшим кадыком и басистым голосом, от которого и самому старшему становилось не по себе. Не по себе было также от мысли, что уже завтра была заготовленная вечеринка, к которой троица друзей готовилась под грифом: «Совершенно секретно». Сотрудники бара пожали руки на прощание, обмениваясь пожеланиями урвать остатки ночи для блаженного сна, и наконец разминулись, устало плетясь в свои квартирки-каморки. Ёнджун концентрировался на горьком послевкусии никотина, отгоняя от себя волнительный трепет. В последний раз подобное он ощущал лишь на первом свидании в младшей школе с милашкой-одноклассницей, после встречи с которой поскорее сбежал домой, досадно понимая, что девчачьи разговоры про блёстки и мармеладные конфетки безумно скучные. Бомгю же скучным не был: делился своими фотографиями, старыми или самыми свежими, искренне не понимая, где же Кан видел очевидный рост и прогресс. Ёнджун тоже видел его, в отличие от слепого котёнка, который без причин топил сам себя, говоря, что за всю жизнь сделал около двенадцати тысяч фотографий: Bgye: Картье-Брессон говорил, что первые десять тысяч снимков — худшие для фотографа. Но думаю, мне нужно утроить это количество, чтобы выйти на уровень «сносное», ха-ха 21:25 Увлечение парня стало чуть ли не единственной причиной, по поводу которой в мозгу Ёнджуна не рождалось ни единой подколки. Он не позволял своему остроумию выдать очередную изворотливую издёвку в адрес фотографишки, подкрепляя чужое чувство неполноценности и синдром самозванца, которым парень был неизлечимо болен. Ёнджуну, вместо токсичных комментариев в сторону младшего, хотелось лишь надавать тому пару тумаков за самобичевание и собственную неуверенность в деле, которому посвятил долгие годы. Его чувства горячо разделяли и Кан с Субином, охотно строча Бомгю, что придушат того при встрече, если тот снова посмеет заикнуться о своей несостоятельности и бесталантности. Они почти вторили внутреннему голосу старшего, отчего сам парень ничего так и не писал в такие моменты, оставаясь в стороне — уже по привычке. За него двое друзей говорили более красноречивее и увереннее, чем он смог бы. Потому что Бомгю их принял, а с Ёнджуном всё никак не складывалось. Отчего-то стало досадно за самого себя. Он будто отстал и был далеко позади, высматривая чужие несущиеся впереди макушки. Хотел ли он действительно дружить с Бомгю, стать его закадычным приятелем, заботиться о нём, как о Субине, и делить секреты, как с Каном? Начать общаться решительнее и открытее, выщипывая из кожи отросшие шипы? Хотел ли он стать ему опорой, дружеским плечом или жилеткой, в которую ревущий Бомгю уткнул свой сопливый нос и открылся бы перед ним, наконец отбрасывая привычное отчуждение и неприязнь? Ёнджун не знал ответов на собственные вездесущие вопросы, но определённо горел желанием стать причиной чужого заливистого смеха, притяжением его открытого взгляда и перестать видеть напряжённые плечи парня в своём близком присутствии. Он не грезил о втором шансе, потому что не воспользовался даже первым, с самого начала втаптывая его в землю. Но уже завтра он намеревался соскрести с шершавого гравия раздроблённые остатки надежды и рискнуть. И самое главное, как думал Ёнджун уже перед сном, не пожалеть о своём решении.
***
Бомгю вновь видел его в новом тревожном сне, благо контекст его не вызвал инородных реакций организма, как в прошлый раз, который парень упёрто пытался из себя изживить. Он судорожно дышал, силясь прийти в чувства после леденящего ужаса, что до сих пор стоял перед глазами кроваво-алым цветом — кажется, разбитый локоть Ёнджуна неделю назад чересчур впечатлил его. Как и его будничный, незаинтересованный в собственной травме ответ: «Я привык», что посещал мысли младшего повсеместно и каждый раз возмущал его своим существованием. Что значило это «привык»? Как много травм получал парень, сколько ещё кожи стёр о рельеф асфальта, и говорил ли он только про физические увечья? И почему сам Бомгю так остро нуждался в ответах на эти волнительные вопросы? Во сне Ёнджун был всё таким же невероятным, почти сказочным, сюрреалистически дружелюбным и приветливым, будто концентрированную сыворотку миролюбия Субина вкололи старшему под кожу: он не отлипал от Бомгю, вечно притягивая за плечи к себе и крепко сжимал в объятиях, приглушенно смеясь в его макушку от попытки раскрасневшегося младшего выпутаться из его цепких рук. Он мягче обычного дразнил его, часто называя по имени, и касался волос, словно его пальцы магнитило к ним против воли. Парни сидели на краю пула рядом, почти плечом к плечу, и их окружал всё тот же скейт-парк и вечерний оранжевый небосвод, как и неделю назад. Только были они лишь вдвоём, будто из параллельной вселенной. Потому что не только Ёнджун был своей «доброй версией» — сам Бомгю не был против чужой тактильности, отвечая на объятия и не отмахиваясь от пальцев, которые так упорно тянулись к его чёлке, аккуратно поправляя. Он доверительно прикрывал глаза и мягко улыбался под нос, пока Ёнджун укладывал каждую прядь с особой нежностью, будто перед ним хрустальное и тонкое изваяние. Бомгю отчего-то так себя и чувствовал перед таким старшим; даже во сне собственное ледяное сердце, изнурённое антарктическим морозом за годы одиночества, томительно таяло. Но после того, как чужая согревающая ладонь отпряла от лица, и Бомгю, наконец, открыл глаза, желая поскорее зацепиться ими за чужой игривый, как всегда, взгляд, вид перед ним изменился кардинально: тёплый вечер сменился хмурыми тучами и мелким дождём, который колко холодил раскрасневшиеся щёки каплями-иглами, а на месте Ёнджуна была лужа бурой крови, следом ведущая со склона пула в его глубь. Младшего лихорадочно затрясло, он медленно проследил кровавый путь до самого низа, поворачивая голову. На дне пула было тело больше походящее на разодранное в клочья месиво: разорванная одежда, обнажающая глубокие открытые раны; сочившаяся из них кровь, воспалённые участки кожи и искажённое болью лицо старшего, который корчился и кряхтел что-то нечленораздельное. Бомгю хотел сорваться с места, подорваться и, наплевав на крутой спуск, сигануть с высоты и поскорее прийти на помощь. Хотел разразиться криком, будто его голос мог держать парня в сознании, излечить его изувеченные конечности. Но тело окаменело и не двигалось, а рот вновь распахивался, не издавая ни звука. Бомгю лишь чувствовал наполняющиеся влагой глаза и собственное отчаянное желание спасти старшего, который истекал кровью под набирающим силу дождём. Ёнджун же будто услышал чужие отчаянные попытки достучаться до него, зов сквозь дробь дождя: он медленно перевёл на младшего болезненный взгляд, из последних сил выдавливая из себя натянутую улыбку. Обнажившиеся зубы были залиты кровью, как и часть разбитой головы, а некогда темные глаза посерели, став почти безжизненными. Ёнджун не говорил, но его голос звучал в голове Бомгю оглушительным приговором: «Я привык...», — хрипло вещало видение, всё так же натужно улыбаясь: — «Я ведь тоже... лузер».
***
Бомгю всё утро не мог отойти от увиденного ночью, постоянно пропадая в мыслях. Крутящееся на повторе «тоже лузер» отдавало каким-то тайным откровением, придуманное воспалённым мозгом. Может, ему просто хотелось верить, что они с Ёнджуном похожи хоть в чём-то, кроме острого языка и излишней негативной эмоциональности? Что Ёнджун — обыкновенный парень, который привык молчаливо терпеть боль; справляться с ней по-своему, потому что жизнь его тоже не щадила? Что у них больше точек соприкосновения, чем казалось на первый взгляд, и если бы Бомгю, наконец, пригляделся к старшему, то нашёл бы в нём то, за что мог намертво зацепиться. Правда, думалось парню, его взгляд и так то и дело цеплялся за старшего, подобно прилипшему репейнику, только слишком боязно и пугливо, ведь старший, являясь тем ещё шиповатым сорняком, мог вонзить в него свои колючки. Если раньше они не боялись утопить друг друга во взаимной неприязни, то теперь боялись, что ненависть, как единственная причина их соприкосновения, и вовсе исчезла. Иные пути никто из них не решался протаптывать, зная, что каждый шаг мог закончиться найденной миной. — Куда намылился? — любопытствовала мать, бесцеремонно вторгаясь в его комнату под предлогом субботней уборки, в которой надобности не было — Бомгю самостоятельно мог держать свои покои в порядке, вспоминая про существование пылесоса и вешалок в шкафу для раскиданной одежды, где-то раз в неделю, но далеко не из-за любви к чистоте, а для уменьшения причин матери прокрасться на его личную территорию. Той, правда, хватало фантазии придумать новые поводы, говоря, что та ежедневная пыль, что оседала на «пылесборниках» — его скромных фотоаксессуарах, книжных стеллажах и рабочем столе — следствие его безответственности и ребячества, которые она слепо сыну приписывала. — К друзьям, — буркнул Бомгю, поправляя волосы перед зеркалом. Сегодня на нём была бесформенная футболка под вязанной безрукавкой, и несменные чёрные джинсы, драные на коленях. Он нацепил металлический пин с мишкой на грудь, чтобы хоть как-то скрасить монотонный образ, наперёд зная, что Кан надаёт ему тумаков за негармоничность. Или, в крайнем случае, переоденет во что-то своё, на ходу осыпая его иностранными комплиментами. От одной мысли о друге Бомгю начинал нетерпеливо посматривать на время, которое ещё было далеко до заветного часа, которого он так ждал на протяжении последних двух дней. ✨Terry_K✨: Full sold out! Guys, последняя ветровка отправилась к своему владельцу, это определённо нужно отметить! 🎉🎉🎉 19:40 Он был безмерно рад слышать подобное, как и быть частью деятельности, которая справедливо Тэхёну окупалась. Он делился восторженными отзывами, фотографиями клиентов в облачении его кастомных вещей и слал бесчисленные голосовые сообщения, из-за которых Бомгю приходилось приглушать громкость динамиков и вбивать в переводчик новый услышанный иностранный сленг. А ещё хихикать в кулак от чужой неприкрытой эмоциональности и сдерживаться, чтобы не сорваться с места и побежать к Кану уже в тот момент. Но было кое-что, что заставляло его трусливо колебаться — Ёнджун, что по пятам преследовал его даже не по собственной воле. Судьба переплетала их пути, каждый раз сводя дороги в петлю, утыкая парней лицом друг к другу. Но они продолжали упорно разворачиваться в противоположных направлениях, отступать от тропинки в густые дебри, надеясь, что за ними они не пересекутся. Вот только сколько бы они ни блуждали в отдалении, они вновь находились друг напротив друга, всё с меньшим желанием противиться ведущему их направлению. Хоть парни и продолжали делать вид, будто оставались чужаками, но в Бомгю теплилась вера, что собственное сопротивление вскоре исчезнет и он примет Ёнджуна, наконец назвав его своим... другом? Парню надоело точить лезвие вражды, которое больше не хотелось использовать. Он так глубоко погряз в своих раздумьях, что перестал замечать притаившуюся в углу комнаты мать, которая какое-то время открыто на него пялилась с полуулыбкой. И когда Бомгю перевёл на неё взгляд, наконец вспоминая, что та всё ещё находилась в пределах его личного пространства, угрюмо заворчал: — Ну чего? — ему казалось, что мать заготовила для него очередной допрос по поводу и без: о неизвестных ей друзьях, о том, где он начал время от времени пропадать, почему стал пялиться в телефон чаще обычного и иногда прыскать вслух от смеха, совершенно не к месту. Она частенько могла ткнуть его в это, вновь таинственно улыбаясь, но Бомгю расценивал её родительское любопытство, лишь как попытку вскрыть его скрытую от материнских глаз жизнь. Потому что он привык так поступать, интерпретируя её действия именно в этом ключе. — Ничего-ничего. Телефон при себе держи на этот раз, чтобы я не беспокоилась, — натянуто-укоризненно ответила мама, любовно вытирая влажной тряпкой очередную стеллажную полку. Бомгю незаметно закатил глаза и пробурчал нечто похожее на согласие, удовлетворяя этим материнскую просьбу. Та, на удивление, больше никаких вопросов не задавала, оставляя парня в лёгком смятении, с которым он покинул пределы дома раньше положенного. Для этого была причина, которая мельтешила в голове ещё неделю назад. Стоило увидеть разбитый локоть Ёнджуна вживую, та стала набирать силы и настойчивости, приживаясь в мозгу навязчивой, но крайне глупой идеей. И сокрушила, наконец, сопротивляющегося Бомгю увиденным во сне, провоцируя младшего свернуть по пути к коттеджу Кана в сторону магазина спортивного питания и экипировки, наперёд зная, что приобретёт там. То, что подарит Ёнджуну, наперекор всему сковывающему стыду; то, что позволит действительно смягчить удар от очередного падения и сотрёт существование силком натянутой улыбки. Потому что никто не должен привыкать к собственной боли.
***
Бомгю не мог совладать с разогнавшимся сердцебиением, и далеко не потому, что остаток пути почти бежал до места назначения. И даже не потому, что был в предвкушении от вечеринки, участия в которых никогда не принимал, имея лишь смутное представление из телевизионных подростковых комедий, которые слабо интересовали его. Бомгю хоть и повёлся на собственный порыв купить старшему пару нейлоновых налокотников, но теперь был растерян, не представляя, как всунет беспричинный подарок в его руки. Как сдержится и не врежет ему, если тот посмеет отпустить ехидную издёвку про «заботливую дорогушу», ведь тот определённо распустит свой змеиный язык. Как найти нужный момент, набраться решимости и мужества, чтобы не плюнуть на спонтанную идею и не выкинуть непригодившуюся экипировку в ближайшую мусорку? С каждым шагом Бомгю лишь хотел рвануть назад, сбежать домой, но упорно двигался к белоснежному особняку вдалеке, ощущая наливающиеся краской щёки. Кованные ворота были приглашающе приоткрыты, но Бомгю всё равно ощущал себя, словно вторгающимся на чужую территорию без приглашения. Он скромно ступил во двор высокого коттеджа, направляясь по известному ещё с первого посещения пути — ровная каменная дорожка вела его за дом, к украшенному пёстрой гирляндой навесу и спуску в подвал. За дверью слышались знакомые, приглушённые рвущей колонки музыкой, голоса, и Бомгю, воюя с собственными трясущимися коленями, которые норовили подкоситься ещё на лестнице и впечатать его лицом в дверь, кратко постучал. Звуки внутри внезапно стихли, отдаваясь лишь торопливым шуршанием, непонятным шиканьем, совсем рядом щелчком замка и отдаляющимся топтанием, наконец полностью замолкая. Бомгю растерянно хлопал глазами и всё слепо ждал, когда ему откроют, но весёлый голос, который принадлежал Кану, неожиданно позвал его изнутри подвала: — DOOR IS OPEN, MATE, COME IN! Бомгю хоть и почувствовал неладное, но послушно отпер дверь и встретился с кромешной темнотой подвального помещения. Но лишь на мгновение. Потому что в следующую секунду, когда дверь медленно прикрылась за ним, яркий неоновый свет залил всё вокруг, почти ослепляя его, как в первый раз. Его еле сфокусированный взгляд зацепился за стоящих у противоположной стенки парней, что были наготове всё это время выкрикнуть хором: — Surprise! — Сюрпри-и-из! — Сюрприз... Вышло, конечно, не так слаженно, как надеялся Кан, но вот хлопушки в руках самых старших из присутствующих почти синхронно бахнули, заставляя ошалело выпучившего на них глаза Бомгю испуганно дёрнуться. Разноцветное конфетти медленно оседало на пол и волосы фотографа, который продолжал хлопать ресницами и вытягивать лицо от удивления, перемещая взгляд от одного довольного лица к другому. Таких было всего два, ведь морда самого старшего лишь куксилась из-за затянувшегося молчания Бомгю, который, видимо, был рыбой не только по гороскопу, но и перенял повадки своего знака — немо распахивал рот буквой «О» и продолжал пялиться, как тупой болванчик. — Ч-что... — просипел он, рассматривая крупные флажки над головами парней, которые выстраивались по буквам в надпись: «С прошедшим 23-летием, Чхве Бомгю!»; рассматривал наполненные гелием шарики, которыми битком был заполнен подвал, на подготовленный журнальный столик у дивана, на котором стоял... фотоаппарат с воткнутой в него горящей свечкой. Его кондитерское происхождение выдавали мягкие очертания мастики и лёгкие нотки шоколадного бисквита и кофе, витающего в воздухе. Кан, проследив за чужим взглядом, наконец подорвался с места, схватил торт на подносе со стола и засеменил к столбом стоящему Бомгю, всё шире улыбаясь по мере приближения. — Happy Belated Birthday, mate! — его глаза сияли ярче, чем глянцевое конфетти на полу, сверкая пламенем свечи и собственной радостью от подготовленного сюрприза. Субин поравнялся следом, укладывая крупную ладонь Бомгю на плечо, чтобы вывести его из состояния ступора, но поневоле вновь его туда ввёл, когда мягко улыбнулся и произнёс: — Загадывай желание, Бомгю-я! — парень мог лишь судорожно вздохнуть, когда его плечо мягко огладили в попытке приободрить, и его глаза внезапно показались опасно влажными. Он проморгался, стараясь унять предательское пощипывание, и совсем несмело улыбнулся, всё ещё сомневаясь в реальности происходящего. Ещё больше сомневаясь в ней, когда и Ёнджун, будто неохотно, поравнялся к остальным парням, непринуждённо держа руки в карманах. Он впечатался в него взглядом, сохраняя непроницаемое выражение лица. Непроницаемое, пока не увидел влажные уголки глаз и поджимающиеся губы, старательно вытягиваемые в мягкой улыбке благодарности. Но чувств помимо этого было с избытком, это видели и остальные, раздосадовано заламывая брови, будто сделали непоправимое: надавили, сокрушили напором и испугали чувствительного друга, который не просил этого. И когда Кан уже хотел открыть рот и извиниться за необдуманный сговор, Ёнджун опередил его, невыносимо хмурясь: — Так, плакса, только посмей снова разреветься — и этот день рождения будет твоим последним, — его строгий тон звучал не так грозно, как должен был: потому что смотреть на растроганного фотографа было невыносимо, сердце заныло под рёбрами, прося выхода наружу, бесперебойно стуча изнутри. Но... Бомгю внезапно искренне рассмеялся с первыми упавшими каплями слёз, которые торопливо собрал пальцами по лицу. Субин уже крепче приобнял его за плечо, мягко тормоша и поджимая к себе, а Тэхён трепетно протянул: «Don't cry, sweety-y-y!», хотя и сам был близок присоединиться. — И правда, хён, я слишком часто реву при тебе, — голос Бомгю дрожал от эмоциональности, а сам он был до чёртиков честный и открытый. Обезоруженный в кругу друзей. — Спасибо... спасибо вам, это было неожиданно, вот я и-... простите. Кан шмыгнул носом, с трудом сдерживая себя от порыва сжать парня в своих объятиях, но торт в руках недвусмысленно намекал, что пока такое вряд ли возможно. Поэтому он решительно поторопил его закончить детский ритуал, кивая на догорающую свечу, которая уже успела залить верхушку торта коркой воска. В этот раз Бомгю действительно не знал, что загадывать, а повторяться и вновь просить у вселенной снисхождения на весенней фотовыставке не хотелось. Он обвёл компанию друзей взглядом, выискивая подсказку, наконец останавливаясь на лице Ёнджуна, что не смог вовремя отвернуться. Не смог найти причины для этого, ведь глаза парня продолжали влажно поблёскивать от колыхающегося огонька, а сам он так трогательно прикусывал губы, что ладонь так и норовила вынырнуть из кармана и стереть остаток влаги с щеки парня. Но она так и осталась недвижимой, подавленная собственной неуверенностью и той возведённой стеной, строителями которой являлись они оба. Бомгю тоже думал об этом в этот миг, находя наконец подходящее желание. — Придумал... — сказал он перед тем, как мягко задуть уже догорающую свечу. Посылая в космос свою отчаянную просьбу, чтобы преграда между ним и Ёнджуном поскорее исчезла. Чтобы хватило смелости назвать парня сокровенным «друг» и не услышать при этом в ответ брезгливое: «Размечтался, дорогуша».
***
Музыка в подвале вновь обдавала стены со всех сторон, когда парни расселись вокруг небольшого столика. Бомгю всё ещё оставался в лёгкой растерянности, поджимая к себе ноги, но Субин, разделивший с ним место на маленьком диванчике, вновь мягко приобнял его за плечо, мнимо прося расслабиться и перестать так заметно нервничать. Его ямочкам на щеках бесспорно хотелось довериться, и Бомгю мягко улыбался под нос, чувствуя тепло чужой руки. Такие позабытые ощущения близости, почти непривычные и новые — ему вновь хотелось зареветь, лишь от того, как доброжелательно его принимали. Кажется, впервые после смерти дедушки он чувствовал себя так умиротворённо и счастливо, позволяя себе уткнуться виском в крепкое плечо Субина, который несдержанно назвал его «милашкой» и приглушенно посмеялся, укладывая голову на патлатую макушку. — ...У меня рука не поднимется разрезать это произведение искусства, — скромно протараторил Бомгю, кивая на стоящий в центре торт, пока повисла небольшая заминка. Кан, чертыхаясь от нетерпения, пошёл встречать курьера с коробками пиццы и жаренной курицы, а Ёнджун вытягивал из миниатюрного холодильника алкогольные запасы, сиропы, лёд и баллоны взбитых сливок, старательно пытаясь не коситься на двух поджимающихся друг к другу парней. Правда, видя расслабленного Бомгю в компании Субина, старший лишь раздражённо пыхтел под нос, выдавая свою нервозность чрезмерно громким захлопыванием холодильника. Парни подорвались от резкого звука и вгляделись в натянутый профиль Ёнджуна. Тот лишь делал вид, что не вёл себя донельзя странно, начиная подготавливать две порции олд фешенед и один чистый виски со льдом для себя любимого. Чтобы справиться с внезапным волнением и жгучей завистью, ему нужно что-то отрезвляюще крепкое, как бы иронично это ни звучало. — Холодильник свободен, — подметил Субин, возвращаясь к разговору. — Можем пока поставить торт туда, а как прикончим пиццу с курицей и вусмерть напьёмся, сможешь уже смело разрезать его! — Я же не пью, — скривился Бомгю, вспоминая кислый коктейль с прошлого раза, что не пришёлся ему по душе. Он лучше бы тянул кофе весь вечер, но вместо этого набирался решимости попросить Ёнджуна налить ему простого сока. Последний, ко всему прочему, внезапно подал голос, подходя ближе и ставя перед Субином его готовую порцию. — Не сегодня, дорогуша, — Бомгю уже хотел воспротивиться, резко нахмурившись, как тут же осёкся, заглядываясь на чужую таинственную улыбку. Послышался звук спускающегося по лестнице Кана, и под открывающуюся входную дверь, старший тихо добавил: — Сегодня у тебя особое барменское меню... — Dig in, guys! — ворвавшийся Кан сбросил на стол принесённую стопку из коробок пицц и пакет с курицей, радостно пискнув, когда старший передал в его освобождённую руку прохладный бокал, тут же поднимая его в воздух: — Сегодня столько причин нажраться в сопли, поехали!-... — Не гони лошадей, Terry, я ещё не закончил, — прихватывая его руку на полпути к губам, хихикнул Ёнджун, предлагая ему усесться и наблюдать за представлением. И пока он сгребал нужные ингредиенты и барменскую утварь, оставшиеся парни быстро подготовили стол, разбирая порции жареной курочки и кусочки пиццы, готовясь к зрелищу. Ёнджун мысленно повторял граммовки, как заученную мантру, пытаясь унять волнительную дрожь пальцев, когда сел напротив Бомгю со всем принесённым с собой. Тот был, к удивлению, притихшим, с любопытством наблюдая, как старший вертел в пальцах джиггер, отмеряя сорок миллиграммов крепкого виски и смешивая его с девяносто миллиграмм всё ещё горячего кофе, которым запасся аж на три термоса. — Только не говори мне, что... — начал уже Бомгю заворожённо, следя за умелыми движениями, как вдруг вспомнил про авторский напиток из бара, доставшийся ему бесплатно. Ёнджун загадочно взглянул на него, пытаясь стереть шкодливую улыбку, лезущую из-за чужого наивного любопытства: — Просто смотри, — он разбил его теорию про уже знакомый напиток, когда засыпал натёртый горький шоколад в бокал перед тем, как влить в него смешанный кофе с алкоголем и медленно накрыть тонким, пятнадцати граммовым слоем сливочного Sheridan's, пропуская ликёр по барной ложке. Бомгю ловил каждое его движение, неотрывно впитывая сконцентрированного парня перед собой. Старший умело укладывал верхний слой и заливал взбитыми сливками, под конец осыпая воздушную шапку дополнительной порцией шоколада. Готовый коктейль выглядел и пах так притягательно, что Бомгю не успел отказаться от его дегустации, когда Ёнджун подвинул к нему бокал. — Мой авторский «Ирландец». Можешь пробовать, — хрипло бросил Ёнджун, стараясь скрыть волнение, выдаваемое метающимся взглядом. Он следил за каждой сменяющейся эмоцией на лице младшего; как тот, сомневаясь, уже что-то собирался сказать, определённо точно вспоминая первый ананасовый Алгонкин. Рот Ёнджуна работал на опережение, и пока Бомгю колебался в отказе или принятии, старший заговорил так вкрадчиво и хрипло: — ...Хотя бы один глоток, darling. Кан сжал рот, стараясь поглотить рвущийся девчачий писк от услышанного, и переглянулся с Субином, который тоже округлил глаза и почти замер, боясь вторгнуться в чужие взаимодействия. В такие редкие, почти интимные — ведь обычно оба парня пререкались между собой, пытаясь передразнить друг друга. А сейчас Бомгю заметно краснел, пока Ёнджун, прокашлявшись от собственной опрометчивости, прикинулся, будто не говорил ничего подобного. Правда, реакция на слетевшее с губ трансформированное прозвище была бесподобна — зардевшийся Бомгю уткнул взгляд в коктейль и обхватил его задрожавшими руками, просипев краткое: «Н-ну ладно...». Ёнджун уже не жалел, что попался на уловку Кана, который подложил ему пищу для мозга ещё тогда, неделю назад, навязывая быть более дружелюбным. Почему-то обронить ещё пару раз это ласковое «darling» в чужой адрес захотелось охотнее. Бомгю прильнул к тёплому бокалу губами, делая нерешительный глоток. Он наперёд знал, что ему вряд ли понравится, ведь видел количество влитого алкоголя, вкус которого никогда не был по душе. И отчего-то прошлый опыт подсказывал, что и в этот раз ничего не изменится. Но то, с каким погромом он облажался, заставило его выпучить глаза и уставиться на старшего, который, затаив дыхание, наблюдал за ним, отчаянно прикусывая подушечку большого пальца. Бомгю медленно облизнул губы, собираясь с мыслями и чувствуя на языке приятный, чёрт побери, сливочный вкус. Он боролся с собственным поражением, не выдавая рвущееся: «Боже, это ахуенно!», и лишь заткнул себя ещё одним глотком, делая ситуацию только хуже. Потому что Ёнджун знал, что никто не стал бы делать вторую пробу после неудачной первой. Бомгю дал второй шанс для его коктейля, и старший желал получить второй и для себя. Бомгю молча допил всё до дна, медленно сгребая остатки взбитых сливок из бокала пальцем и устремляя их в рот, боясь даже смотреть на старшего. Потому что пропал бы, увидев его широкую ехидную улыбку и хитрый прищур, будто в ожидании положительного вердикта. И даже если бы младший притворился, что коктейль ничем его не зацепил, воротя нос и вредно фыркая, никто бы не поверил. Его действия были красноречивее любых слов, поэтому когда он так же молча протянул бокал Ёнджуну, и кивнул в сторону стоящих термосов с бутылкой виски, последний уже знал, что делать. Ликующий старший смешал ещё один ирландский кофе, сдерживаясь от дразнящего вопроса: «Что, дорогуша, понравилось?», не желая разрушать чужой наигранно-надменный образ. Но как бы Бомгю ни сопротивлялся собственным убеждениям в алкогольной непереносимости, авторский Ирландец стал его исключением, очевидно, приятным открытием для самого себя. Да и старший был тем ещё открытием. — Вот теперь можем начинать, — почти промурлыкал довольный Ёнджун, отдавая в протянутые руки бокал. Троица весело заулюлюкала в честь Бомгю, зазывая его чокнуться со всеми вместе и, наконец, влить в свои тела порции алкоголя. Так и не найдя в себе сил отказать друзьям в грандиозной попойке, тем более сам желая вновь пригубить кофейно-сливочный коктейль, Бомгю вытянул руку, стартуя первый стеклянный звон в подвале под басистые завывания.
***
— ...Так, значит, никакого солд-аута? — вдруг спросил Бомгю, доедая кусочек грибной пиццы. Компания медленно осушила приготовленные Ёнджуном коктейли и с аппетитом лопала доставленную еду, вдоволь наедаясь. Кан, чувствуя себя достаточно сытым и уже слегка пьяным, подорвался с места и подкрутил громкость музыки в колонках, приглушая свет в подвале. Он опустил его до уровня «клубно-тусовочный», оставляя единственным источником бесчисленные неоновые вывески и диодные ленты. Пританцовывая в такт динамичной песне, он вернулся на своё место, отвечая на ходу: — Ну почему же? Полный солд-аут, придётся теперь шить на заказ, потому что покупатели не убывают, — рассмеялся он, горделиво выпячивая грудь. — Я даже не могу взяться за новую коллекцию, столько клиентов мне пишут! — А ты уже начал что-то новое? — поинтересовался Субин, сжёвывая хрустящую панировку с курочки. Ведь если да, в этот раз он хотел поучаствовать в свежем проекте, жалея, что не смог быть на прошлом. Но в этом были и свои плюсы: его личные, которые он так и не удосужился озвучить вслух кому-то, кроме Тэхёна; и второстепенные, потому что Бомгю работал с Ёнджуном дольше, чем должен был. Почему-то любые их взаимодействия, отличные от вечных ругательств, теплили надежду, что те, наконец, сойдутся и станут отличными друзьями. Ведь парни и так были в шаге от этого, трусливо топчась на одном месте всё это время. — Fuck yeah, its absolutely gorgeous, you'll see, — интригующе взвыл Кан, отправляя в рот кусочек куриного стрипса. — Но позже, сейчас я хотел бы... — он показательно прокашлялся, пробуя переключить на себя именниника, — So, mate!-... Mate?-... Бомгю-я, прости, я понимаю, Джун безумно обворожительный, но не мог бы ты обратить на меня своё внимание... Кан тихо посмеивался с того, как Бомгю, с затаившимся дыханием, следил за готовящим для него очередного Ирландца Ёнджуном, определённо точно выдавая его с головой. Хотя Ёнджун соврал бы, сказав, что не чувствовал его пытливый взгляд и сам не заглядывался на подрумяненные от алкоголя щёки парня. Странно было чувствовать нечто подобное при его-то опыте бармена — столько людей осыпали его коктейли громогласными комплиментами, но молчаливый Бомгю говорил больше всех их вместе взятых, в очередной раз принимая бокал в свои руки. Или же для Ёнджуна это значило гораздо больше, чем все те растекающиеся дамочки перед ним, которые просили не только коктейлей. Он пытался заглянуть в убегающие глаза Бомгю, чтобы найти ответы, но количество вопросов лишь плодилось подобно раковым клеткам: Почему Бомгю хотелось назвать «очаровательным», когда тот нетерпеливо поджимал пухлые губы в ожидании «Ирландца»? Почему всё смотрел исподтишка, затем делая вид, что Ёнджуна и не существовало вовсе? Почему хотелось подсесть ближе и коснуться раскрасневшейся скулы, чтобы убедиться в её обжигающем жаре? Вероятно, алкоголь в крови старшего начал свою работу, подкидывая не совсем здравые мысли в плывущую голову. Рядом с этим парнем он становился сам не свой ещё с первой их встречи. Слишком взвинченным, эмоционально-обнажённым и нетерпимым, слишком зависимым. Бомгю был для него ежедневной дозой неразборчивых чувств, которыми он злоупотреблял, вчитываясь в его сообщения на протяжении недели. А сейчас он старательно цеплял его взгляд, играя в «перегляделки», в которых Бомгю беспомощно проигрывал. Когда Кан, наконец, удостоверился в чужом абсолютном внимании, он вытянул из-под журнального столика свой аккуратно упакованный подарок, передавая его через стол в руки имениннику. Тот восторженно осмотрел крупный свёрток и развязал бантик из жгута, раскрывая слои подарочной бумаги. Внутри был... кастомный шопер из искусственного короткого меха молочно-шоколадного оттенка. Он был украшен брелоком плюшевого мишки, держащего фотоаппарат, и декоративными пинами с надписями «Nikon lover» и «Best photographer». Бомгю шумно втянул воздух в лёгкие, разглядывая подарок во все глаза: — Чёрт, Тэхённи, это... — он примерил шопер, натягивая ручку на плечо, и благодарно вскинул взгляд на друга, заламывая брови. — Непередаваемо ахуенно, спасибо! — Of course, it is! — возбуждённо вскинул руки Кан, удовлетворённый такой реакцией. — This special gift only belongs to you, mate! — Бомгю нетерпеливо подорвался с места и, обойдя столик, вжался в Кана всем телом, сгребая в свои объятия. Они были также отчаянно взаимны, потому что друг почти приподнял его в воздух, отрывая от земли пискнувшего от неожиданности именинника. Ёнджун не понимал себя: почему так тяжело смотреть на эти прелестные картины, в которых Бомгю был так счастлив. Почему хотелось по привычке рявкнуть что-то вроде: «Да отлепитесь уже друг от друга», вновь давясь жёлчью, что сгущалась в горле. Он запил вставший ком новой порцией виски, стараясь унять нависшую над ним зависть, истоки которой парню были неизвестны. Он не знал, чему именно он завидовал и почему вообще испытывал это, цепляясь взглядом за расплывшегося в улыбке Бомгю на плече Тэхёна. — Я тоже хотел бы подарить тебе кое-что, Бомгю-я, — мягко начал Субин, желая вручить заготовленный подарок. Он кое с кем советовался для окончательного выбора, и после одобрения идеи без колебаний упаковал подарок в праздничный конверт, надеясь, что Бомгю он понравится. Именинник выпутался из объятий Кана и был весь во внимании, когда Субин протянул ему скромный, по виду, подарок. — Если тебе вдруг захочется обновить портфолио и сшить его в плотный переплёт, я буду рад выполнить это для тебя. — Портфолио?.. — младший принял конверт, нетерпеливо раскрывая его, чтобы поскорее утолить своё любопытство. Внутри был платиновый сертификат на круглую сумму на услуги типографии, в которой работал Субин. Он бы покрыл расходы не только на портфолио, но и печати десятка фотографий в размере сорок на шестьдесят, рамок для них, а так же личные визитки, о которых Бомгю всегда мечтал. В его детстве дедушка брал стопку своих на светские мероприятия, которые посещал и обменивался при новом знакомстве с очередным арт-директором, фотографом-амбассадором или популярными деятелями искусства, показывая потом внуку различные цветные карточки. «Когда будешь известным, тебе тоже такое пригодится!», — мягко улыбался дед, похлопывая внука по плечу. Глаза Бомгю вновь были на мокром месте от накативших воспоминаний, но он лишь шире улыбнулся, не позволяя им затопить его. Решительно встав с дивана, Субин поспешил укрыть его в своём плече и крепко обнять под спину. Возможно, даже слишком крепко, потому что Бомгю высоко засипел: — Раздавишь, хён... — Субин ослабил хватку, чувствуя, что парень всё равно продолжал жаться к нему самостоятельно, укладывая руки на лопатки. — Спасибо... это многое для меня значит, правда, спасибо... Они вернулись обратно на диван, всё ещё обмениваясь тёплыми улыбками, на которые Ёнджуну смотреть становилось тошно. Он не мог разделять всеобщей радости, хотя все поводы для этого были: Бомгю нескончаемо улыбался, был крайне чувственным, доводя всех до сердечного приступа, и удивительно тактильным, возможно из-за небольшой дозы алкоголя в крови. А, возможно, парень на самом деле и был таким, под панцирем своего твердолобия и холодного упрямства, что так и норовил выпустить шипы при любом посягательстве на личное и сокровенное. Ёнджун уже нарушил однажды один постулат, избегая кары, но сейчас страшно боялся, что не будет удостоен чужого снисхождения. Смотря, как Бомгю с лёгкостью обжимался сначала с Каном, потом душевно с Субином, представить себя на их месте не было возможным. Желание влить в себя полбутылки виски за раз возвелось в абсолют, но Ёнджун лишь нервозно зашерудил по карманам в поиске пачки сигарет. Никотин всегда притуплял его оголённые чувства, которые почти искрились внутри, покалывая нутро взвинченным раздражением. — Джуни тоже приготовил для тебя кое-что, — игриво протянул Кан, подмигивая старшему. Тот цокнул на чужой энтузиазм, ведь он уже был одной ногой на жизненно необходимом сейчас перекуре, а теперь стал эпицентром притяжения трёх пар глаз. Бомгю удивлённо вскинул брови, невинно спрашивая: — Правда? Ёнджун несдерживаемо прыснул, закипая. Сколько ещё Бомгю будет сомневаться и отталкивать его? Наверно, пока и сам Ёнджун не перестанет давать для этого причины. Но он не мог изменить себя в одночасье, мог лишь рывком опустошить бокал с виски и встать с места, намереваясь вновь добавить один кирпич в воздвигнутую стену: — Я не такой конченый, как ты думаешь, — холодно отчеканил он, избегая чужого взгляда. Ёнджун с остервенением зажал в зубах сигарету и вытянул из-под стола крупную крафтовую коробку, небрежно ставя её перед Бомгю. Улыбка с лица последнего совсем исчезла и он нахмурился от чужой беспричинной резкости, от которой уже успел отвыкнуть. А теперь, смотря на коробку перед собой, боялся найти там семейство крыс или змеиный клубок. Ёнджун напоследок бросил: — Это тебе. А я на перекур, — и скрылся за дверьми подвала, оставляя повисшую, гнетущую атмосферу. Кан встрепенулся первым, разбавляя витающее напряжение: — Не обращай внимания, пусть проветрится, — он широко улыбнулся, вынуждая Бомгю расслабить плечи, и кивнул на подарок в крафтовой упаковке: — Hurry, open up! Тот нерешительно потянулся к краю заклеенной бумаги и медленно начал отрывать уголок, обнажая внутренности фирменной коробки. По мере понимания, глаза Бомгю округлялись, а дыхание спирало: он неверяще пялился на фотоаппаратный чехол в своих руках, прекрасно зная, что обожаемый никон уложится в нём, как влитой. Потому что и сам уже давно присматривал нечто подобное, чтобы больше не тратиться на ремонт объектива, а заранее защитить его от внезапных увечий. Или несущихся на пути скейтеров. И он рассматривал чехол именно той фирмы, что держал в руках, потому что материал прекрасно амортизировал механические воздействия, защищал от влаги и имел кучу дополнительных отсеков для карт памяти, которые Бомгю уже не знал, куда складывать. А вот что знал прекрасно — так это стоимость чехла, потому что собственных средств не было, чтобы приобрести хотя бы аналог. — Тут ещё что-то, — отозвался Субин, заглядывая в отставленную коробку. Бомгю заторможено проследил за его взглядом, находя на дне незамеченную упаковку с защитным светофильтром для объектива его модели. И парень полностью выпал, не представляя, как Ёнджун, именно тот Ёнджун, которого он знал, так внимательно отнёсся к выбору и был так щедр к нему. Была ли это вина за испорченный тогда на набережной фотоаппарат или симпатия, которую тот всё упрямо ныкал, вуалируя её под слоем язвительности и дерзости, — неизвестно. Но Бомгю хотел узнать это прямо сейчас, когда, поддаваясь эмоциям, вскочил с места. На ходу выхватывая из шопера купленные налокотники, парень, чуть ли не споткнувшись, вылетел из подвала, оставляя двоих за столом в полном недоумении. — Ух, что-то будет, Субинни, доставай попкорн, — весело хохотнул Кан, чувствуя трепет от происходящего. — Думаешь, опять подерутся? — Субин растеряно крутил в руках свой бокал, желая скорее осушить его содержимое. Кан неосознанно поддерживал его порыв и, протянув свой олд фешенед, звонко чокнулся с ним, зазывая на тост. — Вовсе нет. Я уверен... — Тэхён махом допил свой коктейль, и распластался по креслу в ожидании возвращения двух друзей: — Уверен, что им самим это всё уже надоело.
***
Ёнджун подпирал стену особняка, пуская в небо сизый дым — нервозность хоть и притуплялась, но вот только собственная трусость оставалась с ним. Как и страх, что Бомгю никогда не доверится ему, не подпустит ближе и не разглядит те нескончаемые запасы заботы, которыми он щедро делился со своими друзьями. Которыми, скрепя сердце, поделился бы и с фотографом. Вот только тот наверняка уже поставил на нём штамп «неугодный» и откинул в дальний ящик, не желая вчитываться в суть. «Заслужено», — думал Ёнджун, невыносимо хмурясь, ведь сам подвёл к этому, не имея представления, почему судьба развернулась к нему задницей и предложила парню лишь один эвакуационный выход. «Всё через жопу», — ругнулся он про себя, понимая, как неуместно и глупо поступил, сбегая в такой момент. Как очередной раз дал Бомгю причину себя остерегаться и отталкивать, несмотря на то, что хотел совершенно другого. Чего именно — тоже не было до конца понятно, но воображаемый свежеуложенный кирпич маячил перед глазами, как доказательство его оплошности. Ему нужно разобраться в самом себе для начала, чтобы выстраивать с Бомгю новые совместные тропы. Из измывающихся мыслей его вырвал громкий хлопок двери и шустрый топот по лестнице, и почему-то Ёнджун уже подумал, что выпивший Кан бежал разделить с ним пару сигарет. Вот только из-за угла появилась патлатая макушка, которая крутилась из стороны в сторону, пытаясь найти пропажу. Запах сигарет засвербел в носу и Бомгю, поморщившись, перевёл на него взгляд, скромно подходя ближе, будто боялся, что старший на него кинулся бы с кулаками. Тот и не собирался, заглядываясь на перекинутый через плечо подарок — чёрный футляр подходил его образу, словно сделан по его подобию. Ёнджун заметил нечто, что взволнованно теребили в руках и резко спрятали за спину, стоило Бомгю проследить чужой изучающий взгляд. Старший вскинул бровь, но продолжил молча курить, смотря на топчущегося парня рядом, что всё никак не находил слов и причин, по которым был сейчас перед ним. Хотя за миг до этого в его голове было полно подходящих признаний и откровений; желания скорее ими поделиться и расставить, наконец, разбросанные книги по полкам в нужной последовательности. Они начали с неудачной ноты, чтобы закрыть глаза и пожать руки в примирении; оба были упёртыми, с титановыми пластинами во лбу, и не уступали друг другу, пытаясь выиграть в идиотской игре в дразнилки, в которой никогда не будет победителя. Только два проигравших в вечном круговороте цикличной тупости. — Хорошо смотрится, — глухо отозвался Ёнджун, кивая на футляр и выдыхая глубокую затяжку. Наедине с Бомгю молчать было сродни пытке, ему казалось, что его рот уже на автомате открывался, чтобы плюнуть какую-нибудь гадость в его адрес. Но он боролся с этой приобретённой привычкой, затыкая себя ещё одной затяжкой и выжидая нападки со стороны оппонента, который, очевидно, что-то припас для него. Других причин для появления парня он слепо не видел. Но Бомгю мягко улыбнулся, опуская взгляд, и подпёр стену рядом, оставляя между собой и Ёнджуном невыносимое пространство. Безопасное расстояние, которое необходимо, чтобы набраться решимости перед тем, как вкрадчиво заговорить: — Я... не считаю тебя конченым, — Бомгю мялся от растерянности и до хруста сжимал пластиковую упаковку налокотников за спиной. Рядом нехорошо хмыкнули и скептически вытянули бровь в неверии: — Да ну? — его голос сквозил колким морозом и раздражением, вновь набирающем обороты. Острая тема была поднята не в самый подходящий, для ментального состояния, момент, и Ёнджун, заведомо ощетиниваясь, пытался подловить того на очевидной для него лжи: — Я же разбил твой объектив, дорогуша, ты должен меня ненавидеть. Бомгю тяжело выдохнул, думая, каким непробиваемым бараном старший был. Но его противодействия лишь подстёгивали говорить дальше: — Да, идиот, ты разбил мой объектив. Не извинился, придумал мне придурошную кличку, которую я на дух не переношу, въебал мне при встрече и до сих пор огрызаешься на меня, как злая псина... — он бил намеренно, но без злобы, потому что её давно не осталось. Воспоминания проносились перед глазами, отдавая лёгкой ностальгией, и парень невольно улыбнулся тому краткому пути, через который им пришлось пройти. Это было частью их: не самым удачным, но пройденным этапом, и Бомгю искренне хотелось, чтобы старший тоже относился к этому подобным образом. Он продолжил. — А ещё... ещё ты не прошёл мимо, когда я ревел на набережной, укрыл меня курткой от проливного дождя и ни разу меня не упрекнул в том, что я тогда сгоряча наговорил. Ты приготовил один из лучших кофе в моей жизни, отдавая бесплатно, хотя я бы все деньги за него отдал, разбил из-за меня локоть в спот-парке... Хотя, иди-ка нахер, сам виноват, понятно?.. Вот, кстати... — он, наконец, протянул трясущейся, из-за кипящего волнения, рукой упаковку налокотников, скользя искоса по лицу старшего, боясь, что он мог пропустить его откровенную тираду мимо ушей. Но по истлевшей до середины сигарете, к которой тот не мог даже притронуться, потому что неотрывно пялился на Бомгю, последний понял, что был чересчур искренним и моментально стушевавшись, отвёл взгляд. У Ёнджуна же была звенящая тишина в голове, в которой раздалось это неуверенное «...что?», оставленное без ответа. Хотя скорее заваленное ими, поскольку слова Бомгю раздавливали всё его раздутое разочарование в самом себе и накопленную досаду. Он зачарованно вытянул из чужой руки новые запакованные в пластик налокотники и всмотрелся в них, не понимая, сон ли это или происходящая действительность. Он порывался ущипнуть себя за руку, чтобы развеять наваждение в виде сюрреалистичного Бомгю, который ну никак не мог быть настоящим, вскрывая самое потаённое. И в себе, и в Ёнджуне одновременно. Пока старший пытался прийти в чувства, что было крайне проблематично, Бомгю вновь заговорил: — Я и правда ненавидел тебя всем, сука, сердцем. Ненавидел, пока не понял, какой ты на самом деле. Знаешь, ты из кожи вон лезешь, желая казаться хуже, чем есть, но... Ты далеко не такой, хён. Далеко не такой... — он судорожно набрал в грудь воздуха, чувствуя дрожь во всём теле из-за чужого прожигающего взгляда. Его слышали, значит, он достучался. — Не думай, что я простил тебя за объектив, придурок, но... если обещаешь носить налокотники и больше не терпеть боль, то, так уж и быть, я закрою на это глаза. Ёнджун несдержанно хохотнул, стряхивая пепел с полностью истлевшей сигареты, и уткнул непригодные остатки в почву под ногами. Никотин внезапно перестал быть необходимым. Новая зависимость от профиля Бомгю, что так и не смел поднять на него глаза, преобладала куда сильнее. — ...И вообще, на случай, если даже налокотники не помогут и боль будет невыносимая, ты можешь обратиться ко мне. Я всегда готов... выслушать, — финальные слова давались ему особенно тяжело, потому что говорил он далеко не о физической боли, а о чём-то глубоком и душевном, что раскрывали не каждому. И если Ёнджун когда-то приоткроет для него встречные пути, раскроет душу и посвятит в свои погребённые тайны — Бомгю будет искренне рад быть с ним в эти минуты. Как друг, который всегда поддержит и подставит своё плечо — вот что он вкладывал в свои завуалированные слова, молясь, чтобы Ёнджун понял его. — Зачем это тебе? — тихо спросил старший, ощущая себя раздроблённым и сложенным по кусочкам заново, во что-то новое и обновлённое. Расстояние между ними невыносимо мучило его, желание коснуться парня теперь было почти осязаемым и Ёнджун не противился ему, лишь прикусывая губу в ожидании ответа, после которого сможет, наконец, разрушить возведённую стену занесённой кувалдой над головой. Бомгю зажмурился, говоря последние слова так тихо, потому что голос отдавал жалостью и норовил дать сбой: — А для чего ещё н-нужны... друзья? Он боялся услышать ехидный смешок, опровержение своим словам или вовсе остаться без ответа, но он не знал, что перед глазами старшего разлеталась разгромленная от удара кирпичная кладка. — А чего так неуверенно? — Ёнджун внезапно уткнулся в его плечо своим, и склонил голову ближе, стараясь установить визуальный контакт, такой необходимый сейчас. Потому что щёки младшего нещадно горели, как и сердца обоих парней, которые впервые пересекли разлетевшийся в щепки рубеж. Кирпичная стена хрустела под ногами бетонной крошкой и Ёнджун потянулся к чужим свисающим на глаза прядям, чтобы скорее убрать ещё одну мешающую грань. Он больше не боялся этого, смело поправляя чёлку парня, что так доверчиво прикрыл глаза и позволил ему это сделать. Их взгляды, наконец, встретились и Бомгю не узнал его: этой лёгкой улыбки и мягкого прищура, которым парень его одаривал. Фотограф почти задыхался от избытка старшего, его сносящей с ног безмятежности и умиротворённости, безнадёжно засматриваясь в ответ. Ёнджун вытянул мизинец и по-доброму ухмыльнулся: — Так что, мир? — Мир, — кивнул Бомгю, заразительно улыбаясь и скрепляя их обоюдное соглашение своим мизинцем. Они какое-то время так и стояли, пока Ёнджун не хохотнул своим мыслям, которые сразу же озвучил: — Только не думай, что я перестану звать тебя «дорогушей», — он игриво хмыкнул, забавляясь насупившимся младшим. — Блять, так и думал, что будет подвох! — в сердцах выпалил тот, выдёргивая свою руку, которую тут же перехватили за запястье и... потянули. Утянули. В объятия. В крепкие, отчаянные объятия, в которых Ёнджун так давно нуждался, по-чёрному завидуя Субину и Кану, что у тех были права на подобное. Но теперь оно есть и у него, и он не хотел ждать другого случая, как осуществить задуманное: он стиснул парня в руках, желая наверстать так досадно упущенное время, и рассказать ему то, чего не решился сказать вслух. Зато Бомгю решился, получая взамен самое красноречивое подтверждение их дружбы, в которую оба ранее с трудом верили. Бомгю боялся вновь расчувствоваться, вжимаясь носом в чужое плечо и вдыхая уже знакомый пряно-вишнёвый одеколон с примесью выкуренной сигареты. Пальцы лишь крепче сжимались на лопатках старшего в ответ, стараясь запомнить в памяти каждое мгновение. Каждый удар чужого сердца, что был слышен из-за плотного соприкосновения. Каждое горячее дыхание, что обжигало часть шеи, и сжимающиеся на спине руки. Они стояли так достаточно долго, чтобы стало неловко от повисшей тишины и странной атмосферы, так внезапно окутавшей их. Ёнджун задумался о том, что в последний раз зажимал так девчонку в лифте, перед тем как отодрать её в своей квартире, а Бомгю думал, что ни с кем так не обнимался в принципе, потому что ощущения были кардинально иные. Ни с Каном, ни с Субином их дружеские объятия не напоминали ему того, что он испытывал сейчас, чувствуя, как коленки предательски тряслись, а голову вело далеко не из-за выпитых Ирландцев. Может быть причины крылись в долгом противостоянии, которое закончилось таким приятным финалом? Или в опьяняющем одеколоне старшего? Его внезапном, неожиданном порыве, на который, казалось, он не был способен в отношении к Бомгю. А, может, тепле его тела, которым он поневоле делился, его тихом дыхании, пускающем по чувствительной коже волнительные мурашки, или... Или, может, дело в самом Ёнджуне? Бомгю задыхался от собственных догадок, не желая копаться в заполонивших голову мыслях. Он нехотя отстранился, почти через силу, чувствуя, что и его с трудом выпустили из объятий, недовольно хмурясь. Скулы Ёнджуна покрылись лёгким румянцем и Бомгю бесстыдно засмотрелся, привирая причину, по которой брал временную передышку: — Что-то я уже протрезвел, — пролепетал он, намекая, что пора возвращаться. — Пошли, исправим это недоразумение, — хмыкнул Ёнджун, надеясь, что ещё украдёт у парня не одно объятие этим вечером.
***
TOO DRUNK — Grey
Когда они вернулись в подвал, настрой оставленных парней был уже на десяток градусов выше, судя по громкой разрывной музыке, под которую активно пританцовывал Кан, ожидая, пока Субин неловко смешивал для них очередной олд фешенед, пытаясь вспомнить, как старший делал его до этого. Хоть знаний и навыков ему не хватало, Тэхён, да и сам парень, был уже в той кондиции, когда что бы они ни смешали в бокалах — им покажется это всевышним наслаждением. — Всё, закончили со своими argy–bargy, наконец? Хочу выпить вместе! — Тэхён пьяно качнулся на месте, ватно оседая в своё кресло, и жестом пригласил друзей присоединиться к ним. То, как рука Ёнджуна легко подтолкнула Бомгю под спину, не встречая сопротивления, и то, как оба парня сели куда ближе, чем до этого, не скрылось от любопытных глаз друзей. Те переглянулись и улыбнулись, каждый своим мыслям, не желая нарушать эту непривычную, но такую долгожданную идиллию. Ирландец был уже в руке Бомгю, когда Ёнджун спеша сделал порцию и для себя, вытягивая бокал к заждавшимся галдящим и поторапливающим его друзьям. Звяканье почти заглушалось громкой музыкой, которой Ёнджун одними губами вторил, пока не прильнул к бокалу и не осушил его, тут же наливая ещё, будто желая наверстать подрумяненных друзей. Бомгю всё заглядывался исподтишка, чувствуя, словно наконец-то имел полное право делать это, хотя со стороны наверняка выглядел странно — ему хотелось рассмотреть хищника, что больше не выпускал свои острые когти. — Можешь... побольше виски мне добавить? — прикусив губу, попросил Бомгю, думая, что хотел рискнуть. День был полон безумных открытий, вскрытых тайн и откровений, и парень не намеревался останавливаться, желая и дальше сходить с ума. Тем более, когда и собственное тело мягко следовало биту музыки и раскачивало парня из стороны в сторону. — Сию секунду, — по-рабочему кокетливо отозвался старший, подмигивая парню. Он удвоил количество виски, надеясь, что кофе достаточно терпкий, чтобы перебить крепость алкоголя, и добавил чуть больше сливочного ликёра для перестраховки. Но то, с каким вкусом Бомгю продолжил потягивать Ирландца, говорило, что все пропорции сработались. Или же Бомгю достаточно разогрелся, чтобы перестать замечать привкус виски. Или перестать замечать, что заглядывался на запрокинутую голову Ёнджуна и его открытую шею, когда он махом опустошал очередной бокал под зазывания Субина и Кана. Перестал замечать свои раскрасневшиеся щёки, которые всегда хотелось скорее остудить. Но рядом с Ёнджуном было так обжигающе горячо, что щёки больше не казались проблемой. Бомгю сгорал от градуса в крови, что был впервые в нём, от гибких body wave Ёнджуна, который мягко следовал за мелодией, сидя на полу, и головокружительной атмосферы в подвале, что действительно больше походил на миниатюрный клуб. — By the way! — взорвался внезапно Кан, вскакивая с места. — Новая коллекция, сейчас покажу вам! — он нетвёрдым шагом засеменил к своему рабочему столу, сгребая разбросанные наброски и зарисовки, над которыми корпел в последние пару дней. Возвращаясь, он прокрался между Субином и Бомгю, плюхаясь рядом — так его работы могли видеть все сразу. Он поочерёдно показывал крафтовые оверсайз рубашки, которые он скетчил в порыве вдохновения: сшитые между собой распоротые части, драные рукава, нанизанные крупными булавками, грубые мазки, складывающиеся в панковские принты на плечах и спине — от новой коллекции веяло лихими 90-ми в монохромной гамме с редкими яркими акцентами красного и оранжевого. Каждый набросок он полюбовно расписывал, зачем-то уточняя, что будет использовать нити со спандексом, чтобы добавить изделиям эластичности, и металлические бляшки, сделанные под заказ, как указатель его личного бренда. — Я вшивал тканевые этикетки на изнанку, но для этой коллекции решил шикануть. Хочу больше металла! — воодушевлённо вещал он под чужие одобрительные кивки, пока в его руках не оказалась следующая работа: — А, ой, это не сюда... — Стой-стой! — Субин вперился в очередной набросок, рассматривая безликого, патлатого манекена, который причёской напоминал ему кого-то. На нём красовался строгий чёрный пиджак, чуть приталенный к низу, и в тон зауженные брюки с высокой посадкой. Это был далеко не офисный, строгий костюм, ведь под пиджаком не было классической белой рубашки или водолазки — грудь манекена была оголена, от шеи до самого пояса тело было окольцовано тонкими цепочками со свисающими с них камнями. В любом случае, то витиеватое месиво Субин понял именно так, верно подмечая свою догадку: — ...Чем-то Бомгю напоминает! — И правда, — поддакнул Ёнджун, тоже подмечая сходство. Кан неловко прокашлялся, чувствуя неясно откуда взявшуюся неловкость. Наверно, из-за того, что Бомгю пялился на набросок во все глаза и невольно приоткрыл рот, наконец озвучивая свои мысли: — Вау, это выглядит потрясно! Это же... прямо на голое тело, да? — он жестами обвёл свой торс, не находя подходящего слова для названия того, что видел в сложно сплетённых карандашных штрихах. Кан, искря глазами, помог ему: — Инкрустационное металлическое боди, да. Я просто... — он неловко посмеялся, чувствуя себя раскрытым воришкой, — ...вдохновлялся теми фотографиями, что ты в последнее время скидывал в чат. Все эти ретро вайбы, размытости и мрачная дымка, ах... Мне захотелось какого-то «drug and sexy glamour», get it? — Секси — вряд ли про меня, тогда уж, — Бомгю дразнящее ткнул в нарисованную патлатую макушку, прямо намекая, что уже понял, что являлось источником вдохновения. — ...Мне кажется, Ёнджун-хёну подошло бы больше? — He is too straight for it, — хихикнул Кан, видя, что только Ёнджун его и понял. — А Бомгю что, по-твоему, радужных кровей, как и ты? — старший отчего-то нахмурился, желая защитить чужую честь от абсурдной клеветы. Но Тэхён улыбнулся так, будто знал что-то, чего не знал Ёнджун, и это невероятно злило. Потому что ему ещё предстояло столько нагнать, чтобы младший начал раскрывать всё то, что перед остальными было уже выложено, как на ладони. — Пусть сам и скажет, — Тэхён вздёрнул брови, дерзко прищуриваясь и вплотную приближаясь к ничего не понимающему Бомгю, из которого собирались выпытать что-то крайне личное: — Girls or boys, mate? Or both? — Эм... я-... — замялся Бомгю, чувствуя на себе прожигающие взгляды со всех сторон. — Я... конечно я-... натурал. Я — натурал... — See? — хихикнул Тэхён во второй раз, обращаясь к раздражённому Ёнджуну. Оба вели какую-то свою личную битву. — Sounds a little bit uncertain, isn't it? — Тебе просто не хватает компании, чтобы ходить по своим гей-блядушникам, вот ты и тянешь Бомгю на свою голубую сторону, засранец, — Ёнджун даже уложил собственную руку на бедро младшего, будто стараясь оттеснить его от упёртого Кана в своих мутных догадках. Тот оттопырил нижнюю губу и показушно обиделся: — Что плохого в том, чтобы оттянуться с другом в клубе? У нас там, между прочим, довольно весело и вполне безопасно для ваших девственных задниц — никто без согласия не полезет! — он внезапно хохотнул и приподнял руку, напрягая мощный бицепс. — Тем более, пока я рядом, за сохранность вашей чести не стоит переживать! — Это пока ты не выпьешь... — внезапно отозвался Субин, обрушая за сказанным волну смеха всей компании. Тэхён, кряхтя от негодования и хохота одновременно, протянул: «Fuck you, asshole!», и внезапно это стало очередным тостом, без смысла и морали. Все махом выпили по новой порции алкоголя, и пока остатки смеха продолжали раздаваться в подвале, Бомгю вновь зацепился за отложенный макет: — Так ты... собираешься заняться пошивом этого? — полюбопытствовал парень, вновь срывая и без того выведенные из строя тормоза Кана. Тот подорвался с места и, ухватив растерянного Бомгю, потащил его в сторону многочисленных вешалок, которые почти сливались от набитости между собой в однородное дикое месиво. Его «Hell yeah!» было понятно и без перевода, особенно когда из многообразия одежды он вытянул закрытый чехол и громогласно скомандовал: — Раздевайся! — Кан качнулся на месте из-за выпитого, что ударило в голову так неожиданно после подрыва с места, но остался твёрд в своём намерении, расстёгивая молнию на чехле. Внутри был почти готовый пиджак с распоротым воротом, большое полотно ткани и крупная связка металлических цепей, стеклянных бусин и кристаллов. Кан, расплываясь в улыбке, поторопил застывшего перед ним парня: — Chop-chop, mate, тебе некого стесняться! — Э-... — прохрипел Бомгю, машинально оглядываясь на оставшихся на диване парней. В особенности на Ёнджуна, который внезапно навострил уши и с интересом наблюдал со стороны. — Или всё-таки... есть кого? — прошептал около уха Кан, тихо посмеиваясь с зардевшего в миг друга, который заплетающимся языком поспешил защититься: — Н-нет, с чего бы... — Бомгю от накатившего смущения резко захотелось выпить ещё одного Ирландца с двойной дозой виски в составе, чтобы перестать чувствовать остатки трезвой растерянности. И чтобы перестать выглядеть такой трусливой заикой. Он резво стянул с себя вязанную безрукавку вместе с футболкой, натягивая вместо одежды защитную невозмутимость. Правда, протянутое «Ого!» со стороны с узнаваемой гнусавостью почти точно раскрошила его попытки не дать крови вновь прильнуть к лицу. Как и чужому изучающему взгляду, который гадюкой скользил по его коже. — Не знал, что тихони-зануды могут быть такими подтянутыми, — усмехнулся Ёнджун и, подхватив свой бокал, направился в эпицентр разворачивающегося представления. Настроение было шкодливое, тело — разморено-пьяное, а вид перед ним отчего-то довольно любопытным. Бомгю, обнажённый по пояс, внезапно завоевал всё его внимание, совершенно идя вразрез о его изначальных представлениях — под мешковатыми слоями одежды он ожидал увидеть более тощее и слабое тело. Особенно из-за ежедневного рациона парня, в который, по ощущениям, входил один лишь кофе. — Посмотрел бы я на тебя, если бы ты с детства из рук фотоаппарат не выпускал, они же не лёгкие, — Бомгю в подтверждение словам поднял кисти в воздух, имитируя щелчок затвора, и на оголённых предплечьях и запястьях разом натянулись крепкие мышцы. Ключица заострилась от телодвижений и Ёнджун вдруг излишне засмотрелся, впервые не придумывая колкую шутку в ответ. В голове было пусто, эхом от черепной коробки отскакивало навязчивое: «А он недурен...», которое старший поспешил запить глотком крепкого виски. — Я переживал, что тебе будет велико в плечах и рукавах, но боюсь, придётся распарывать, — неловко посмеялся Кан, понимая, что и сам недооценил своего друга. Он протянул ему пиджак и махнул рукой, предложив примерить то, что было на данном этапе: чёрный приталенный пиджак из замши чуть ниже бёдер хорошо сел на Бомгю, хоть и был сделан по выкройкам на глаз. В предплечьях немного давило, Кан подметил это, когда просил парня поднять руки, чтобы убедиться во второй раз, что распарывать его всё же придётся. Но несмотря на это, даже сейчас на голом торсе распахнутый пиджак смотрелся великолепно, на контрасте подчёркивая бледную кожу парня и тонкую шею в обрамлении отросших прядей. Бомгю поспешил застегнуть единственную пуговицу, пытаясь поскорее скрыться от пытливых взглядов, но та и вовсе оказалась лишь ложным декором. — Нет-нет, silly, это носится именно так! — Кан шлёпнул его по ладоням, которые пытались придерживать края пиджака, и расправил на плечах ткань, как можно больше оголяя торс и грудь смущённого парня. — Ведь это далеко не всё... Тэхён распутал клубок скрученных цепей и начал поочерёдно прикладывать их к груди парня, вырывая из него еле слышимый вдох от контраста температур. Бомгю пылал всем телом, пока увлечённый дизайнер велел стоять смирно, буквально заковывая его металлическими цепями и скрепляя между собой пластиковыми закрепками. «Потом заменю на стальные кольца», — пояснил Кан, спуская от ключицы до самого паха ажурные волны. Ёнджун без приглашения решил помочь, придерживая очередную цепь, пока Тэхён кропотливо крепил её закрепкой. Выходило сумбурно и хаотично, но последний уверял, что финальный вид боди будет куда эстетичнее, чем та импровизация, что украшала тело затаившего дыхание Бомгю. Металл всё ещё холодил кожу, но пальцы Ёнджуна, которые поневоле прижимались к его груди и талии, отвлекали куда сильнее. Как и его прикованный к нему взгляд, такой по-собственнически гуляющий по натянутому от прикосновений животу. — Done! — подытожил свои манипуляции Кан, завершая металлическое боди. Субин тоже поддался любопытству и пьяно подполз к компании, окружившей Бомгю, впериваясь в того взглядом: — Выглядит очень горячо! — выпалил тот, смешно округляя глаза. — Literally! Burntastic, get it? — вторил Кан, восхищённый собственной работой, которая в жизни оправдала все его ожидания, если не больше. Под острой ключицей парня переливался ажурный металл, узкая талия была окольцована цепью, с которой интимно свисали гранённые камни на подвесках, и даже взгляд парня был подобен драгоценности, влажно поблёскивая из-под подрагивающих от смущения ресниц. — Всё равно... не уверен, что я подхожу для того, — Бомгю всё ещё цеплялся пальцами за края пиджака, пытаясь скрыть своё тело, потому что не привык быть притяжением такого количества внимания. Особенно Ёнджуна, который напряжённо молчал и потягивал виски, пока остальные двое крутили Бомгю из стороны в сторону и просили немного попозировать для фотографии на память. — Come on, mate, всего пару снимков! — слёзно просил Кан, подталкивая его в свой импровизированный фотоуголок. И стоило Бомгю вновь воспротивиться настойчивому другу, замедлив шаг в нерешительности, как его резко привели в чувства лёгким шлепком по заднице: — Прекрати тушеваться и покажи мне свой sassy bitch vibe. Бомгю немного опешил, потирая место дружеского шлепка и внезапно расплылся в улыбке, чувствуя, как естественно захотелось дать сдачи в подобном ключе. Видимо, их отношения с Каном уже были на том уровне, при котором подобные посягательства на его сокровенное не вызывало привычного отторжения. Скорее шкодливость, с которой он увернулся от очередного поторапливающего его шлепка, пьяно ворча на распускающиеся руки. Ёнджуна привычно воротило от чужих взаимодействий, которые вновь были куда плотнее и притёртей, чем его с Бомгю собственные, только новообретённые. Почему-то отвлечённого Бомгю, который был поглощён возбуждённым от восхищения своим творчеством Каном, старший хотел как можно быстрее вернуть себе под бок и предложить выпить вместе. Найти хотя бы одну причину, чтобы по-дружески закинуть ему руку на плечо и выслушать его пьяные откровения, которыми он бы поделился. Если бы захотел. Ёнджун вновь беспричинно злился: на Кана, который окружал Бомгю собой и без смущения касался его, дразня шлепками; на себя, не находя оправданий кипящей внутри неясной зависти; и на самого Бомгю, который и вовсе забыл про его существование, всецело погружаясь в дурашливое позирование перед Тэхёном. — Детский сад какой-то, — закатил глаза Ёнджун, подходя ближе в тот момент, когда Бомгю показушно оттопырил бедро и приложил палец к вытянутым, подобно уточке, губам. Кан давился смехом, но продолжал снимать пьяные выходки друга на свой айфон, точно зная, что завтра фотограф разорвёт его в клочья, если вспомнит про их существование. Видя, что его голос остался незамеченным, старший вновь заговорил: — Эй, дорогуша, — Ёнджун скрестил руки на груди, стараясь победно не улыбаться. Ведь Бомгю, наконец, направил на него свой взгляд, хоть и скуксив от услышанного прозвища лицо. — После стольких придирок к моему моделингу, это всё, на что ты способен? Парень закатил глаза на выпад и, уперев руки по бокам пиджака, дерзко бросил в ответ: — В отличие от тебя, у меня достаточно теоретических знаний по выгодной подаче именно одежды, а не себя любимого, хён. — Jesus, опять вы... — не успел возмутиться Кан, как его резко прервали. — Ну тогда, — Ёнджун подошёл ближе, желая как можно дольше держать выстроенный визуальный контакт с парнем, и с вызовом бросил: — Что насчёт мастер-класса, умник? Тот на удивление расправился в плечах, и поправив волосы, ухмыльнулся. Будто в его голове родилась гениальная идея: — Тогда присоединяйся, будет тебе мастер-класс на практике, но сначала... — его раздутая дерзость вдруг стухла, приобретая более скромные черты. Он мягче улыбнулся, отчего-то потирая тонкую шею, и продолжил: — Сделаешь мне ещё Ирландца? С двойным виски... Пожалуйста? «Очаровательный», — вновь ворвалось в пьяную голову старшего звонкой пощёчиной. Она отрезвила бы его, определённо стирая улыбку с лица, такую же ответную на чужую, но не с тем количеством выпитого, которое и без того приумножалось. Ёнджун не мог сопротивляться такому Бомгю. Как и не мог ответить на подобное каким-либо иным образом, кроме как: — Sure, darling.
***
Ёнджун не узнавал в себе той почти детской радости и трепета, с которой мог, наконец, вновь приклеиться к младшему и быть на более комфортном расстоянии — почти вплотную, таком привычном для них обоих. Бомгю строго, насколько позволяло это ему его пьяное заикание, вертел старшим, ставя в базовые позиции, и сам присоединялся, приговаривая, чтобы Субин тоже мотал на ус. Тот, правда, уже сидя у ног Кана в позе лотоса в обнимку с бутылкой, мало, что мог уловить, лишь с улыбкой счастливого алкоголика наблюдал за взаимодействиями двух других парней. — Хён, кто из нас девственник, ты или я? Ну же, прижмись ближе, — простодушно заворчал Бомгю, заставляя Ёнджуна почти вжаться в себя сзади. Тот резко толкнулся в его бедро своим тазом, явно не желая уступать в новом противостоянии. Бомгю пошатнулся из-за неустойчивых ног и разгорячённого Ёнджуна, который испепелял не только своим близким присутствием, но и взглядом, жадно прожигая парня глазами. «Выкусил, мелкий?» — буквально верещало всё напыщенное естество старшего, который не тушевался от слова совсем. Потому что нельзя было даже из-за двусмысленных поз, в которых он находил интимный подтекст. А невинный Бомгю их в упор не замечал, говоря, что они «коммерчески-выгодные». Если бы какая-нибудь красотка была на месте младшего, у Ёнджуна давно бы уже колом стояло и просило горизонтальной поверхности, но младший занудно уверял, что это самые ходовые позы для моделинга. Он стоял впереди, чуть облокачиваясь одним плечом на Ёнджуна, пока тот подпирал его чуть сбоку и пытался не шататься так очевидно из-за выпитого виски. Правда со штормующим Бомгю выходило плохо, и после пары кадров они оба чуть ли не завалились на пол, обрушая друг друга ругательствами вперемешку с хохотом. — Всё, старпёр, ноги совсем не держат, да? — шутливо тянул Бомгю, когда помогал глухо ржущему Ёнджуну подняться обратно на ноги. — Доживи до моих лет, дорогуша, не только ноги отказывать начнут, — не сопротивляясь чужой помощи, Ёнджун ухватился за запястье парня и махом поднялся, чуть ли не заваливаясь на самого Бомгю. Тот машинально обвил его талию руками и крепко сжал, не давая маятнику-старшему снова очутиться на полу. — Д-держу, — запнулся Бомгю, смешно вздёргивая брови от удивления. Они почти столкнулись нос к носу впервые не для драки. Но из-за привычного для них расстояния никто не тушевался, Ёнджун лишь пьяно расплылся в довольной улыбке, понимая, что зависшие руки в воздухе жуть как хочется опустить на спину парня и в ответ прижать к себе покрепче. Но рядом было слишком много любопытных глаз, чтобы оголять свою нежную сторону, которая весенними почками набухала и цвела при виде Бомгю. Старший позволил себе дурашливо навалиться на парня всем телом и повиснуть, с намеренным давлением укладывая подбородок на плечо: — Подержи ещё немного, силач Бомгю, — кряхтя, младший отставил одну стопу назад и почти прогнулся под чужим весом, глухо ругаясь про несносного парня отчаянным: «Блять, хён, тяжело же, твою мать!». — Jesus, вы такие милые, я сейчас растекусь, — искренне умилился Кан, не сдерживая своего порыва. Правда, его слова сработали, как хлыст для Ёнджуна, который, кажется, заигрался. Тот вслух цыкнул и наконец отпрял от парня, ловя себя на желании вновь отлучиться на перекур, желательно в компании Бомгю. Только его одного. Потому что Кан слишком пытливо следил, почти высматривая каждую мелочь, чтобы уцепиться и ткнуть пальцем — «ага, попался, латентный!» — и наконец затащить упирающегося старшего в свой гейский гадюшник. «Фантазии свои в жопу засунь», — посылал он ему невербально взглядом, пока Кан профессионально прятал хитрый прищур за айфоном. — ...Так, ещё есть позы у стены, — растерянно пролепетал Бомгю, стараясь переключить Ёнджуна от напряжённых гляделок с Тэхёном. Он искренне не понимал, отчего старшего так задевают чужие озвученные наблюдения, насколько бы двусмысленными они ни были. Сам Бомгю готов был согласиться, что да, сейчас они максимально милые: не махаются кулаками, не огрызаются, не скалят зубы и не желают перегрызть друг другу глотки. Ёнджуна если и хочется подколоть, то только по-дружески, чтобы разделить один смех на двоих. Стиснуть в объятиях и тоже повиснуть в его руках, как тряпичная кукла. Разве для Ёнджуна это было отвратительно и мерзко? Разве не он часом ранее зажимал его на улице, даря безвозмездное тепло собственного тела? Потребность в тактильном контакте с Ёнджуном воспринималась Бомгю совсем естественно, но, кажется, только им. И парень вдруг испугался своей рвущейся инициативы, которая наверняка оттолкнёт от себя Ёнджуна, волком смотрящего на любого, кто упрекнёт его в голубом подтоне. Что если он станет интерпретировать его действия в ином, неправильном ключе? Начнёт держаться на расстоянии вытянутой руки и не подпустит ближе? Бомгю считал своё навязчивое желание приклеиться к старшему вполне оправданным, даже несмотря на то, что Ёнджун был единственным, к которому он подобное испытывал. — М-м, позы у стены, мои любимые... — пошло протянул Кан, следуя объективом телефона за двумя парнями. — Согласен, всегда выигрышно смотрятся! — наивно поддакнул Бомгю, не понимая, почему все, за исключением его самого, зашлись внезапным хохотом. Ёнджун растирал лицо от заливающей его краски и позволял ворчащему в непонимании младшему подвести его к стене. Бомгю подпёр её спиной и скрестил руки на груди, выжидая, когда Ёнджун, наконец, будет готов к продолжению мастер-класса. — Этот радужный извращенец говорит далеко не про моделинг, Бомгю-я, — улыбка Ёнджуна выглядела отчасти виноватой, ему по-старшинству хотелось восполнить пробелы в чужой неопытности, чтобы Бомгю перестал выглядеть таким девственно-робким. Но тот явно не нуждался в подробных объяснениях глубокого юмора: он закатил глаза и, прочистив горло, поспешил вернуться к изначальной теме: — ...Итак, позиция, показывающая крой одежды в профиль. Хён, давай... — Бомгю чуть сполз лопатками по стене вниз и прогнулся в пояснице, оставляя руки повисшими вертикально. Пиджак полностью свис с его плеч, оголяя и без того интимный вид на торс, и пока Ёнджун затаил без ясных причин дыхание, Бомгю поторопил его вернуться на землю. — Упрись одной рукой в стену над моей головой. Теперь нагнись ко мне ближе. И держи спину ровной, старпёр, я понимаю, в твоём возрасте это даётся с трудом, но-... Слова застряли в горле, потому что лицо Ёнджуна нависло над ним опасно близко. Настолько, что Бомгю чувствовал его горячее дыхание на своей коже и мог сосчитать количество ресниц с удивительной точностью. Настолько, что собственное сердце забарабанило в ушах, спеша покинуть место дислокации любыми путями. Ёнджун хитро прищурился, и Бомгю точно проследил по три молодых морщинки в уголках его глаз, лишаясь дыхания. — Вот так, дорогуша? — наверняка старший брал его на понт, приближаясь намеренно ближе положенного. Но Бомгю, хоть и не понимал всех этих пошлых шуток и поневоле заливался румянцем, был далеко не из робкого десятка. Ведь уступать по смелости ему было не положено — Ёнджун вырывался в победители и парень не мог позволить этому случиться. — Подойдёт, — сухо прошелестел он, будто не тушевался от нехватки расстояния. От переизбытка старшего в своих личных, без конца нарушаемых им, границах. Но Ёнджун продолжал разгуливать на давно завоёванной территории, медленно облизывая пухлые губы по своей идиотской привычке, которая всегда выбивала Бомгю из колеи. Собственные глаза так и норовили опуститься и проследить траекторию его движения, но парень упорно боролся с приобретённой слабостью. Ведь не смотреть на такого Ёнджуна было мучением. — Отлично, так и стойте! — отчего-то выше обычного протараторил Кан и засуетился, пытаясь со всех ракурсов запечатлеть двух стоящих вплотную парней. — Jesus christ, jesus fucking christ!.. Бомгю не уловил, в какой момент перестал дышать и попал в ловушку чужих тёмных глаз. Затёкшая спина и подрагивающие колени отошли на второй план, уступая место затягивающей его бездне в виде старшего. Последний, не переставая, давил довольную ухмылку и бессовестно разгуливал взглядом по чужому лицу, рассматривая детали: складки век, пушистые ресницы, шоколадную радужку с влажными, неоновыми бликами. Высокие зарумяненные скулы, узкий подбородок, ямочки по уголкам губ — почти кукольных, чуть приоткрытых и естественно дымчато-розовых. С небольшими кровавыми трещинками, которые парень определённо любил прикусывать зубами из-за нервов или волнения. Прямо как делал это сейчас. — Что, понравился? — хрипло шепнул Бомгю, пытаясь стойко вытерпеть чужие разглядывания. Ёнджун криво усмехнулся и скривился, будто наелся приторной лакрицы: — Ну, если бы на твоём месте была бы какая-нибудь красотка, вместо мастер-класса у меня был бы секс-марафон, — он пошло облизнулся, будто перед глазами в действительно вырисовывался аппетитный женский силуэт. Правда, отчего-то черты Бомгю не перебивались никакими фантазиями, да и если честно, образ шёл ему куда больше, чем надуманной женщине. От прямого ответа Бомгю рвано выдохнул, пытаясь собраться с мыслями. Ему не стоило прокручивать сказанное в голове, представляя старшего за озвученным действом. Взмокшего, разгорячённого и активно долбящего какую-то девчонку около стены. Бомгю растерянно проморгался, силясь развеять извращённое наваждение, и ворчливо протянул: — Не понимаю я этих «поз у стен», разве не удобнее на... к-кровати?, — он сглотнул, понимая, что Ёнджуну откровенно нравились такие темы. В любом случае, он загадочно улыбался и вздёргивал брови под каждое озвученное Бомгю слово. — У меня вот уже поясница затекла... — Удобнее — не удобнее, к каждой леди нужен свой подход, каждой нравится что-то своё. Кому-то лёжа, кому-то сверху, — его проникновенный шёпот с хрипотцой ушёл ниже на пол-октавы. — Хочешь расскажу, что ещё нравится девчонкам, раз уж мы делимся опытом? Он явно его испытывал или проверял, или чёрт пойми что — Бомгю не понимал его настойчивости и такой развязной откровенности. Да и если честно, его не интересовали подобные темы от слова совсем, потому что применять эти знания было не к кому. Младший был так далёк от любовных романов и не заинтересован в поиске спутницы, что отказать Ёнджуну было бы правильнее. Вот только как бы он тогда выглядел в его глазах? Собрав свою ярлыком навешенную натуральность в кулак, он как можно твёрже ответил: — В-валяй. Алкоголь в крови раздразнил фантазию, делая её такой красочной и осязаемой. А обнажённый образ Ёнджуна так и не покинул его мысли, как бы он от них ни отмахивался. И стоило старшему нагнуться ближе и опалить дыханием его ушную раковину, как Бомгю, покрываясь мурашками, пожалел о собственном согласии на медленную, мучительную расправу. Она была жестока и беспощадна, Ёнджун невесомо провёл пальцем по внутренней части бедра младшего, начиная томный рассказ: — Вот здесь самые чувствительные места для поцелуев... и тут, — он переместил ладонь выше, обводя подушечкой тазовую косточку и кромку джинс, заставляя младшего забыть про необходимость дышать. Все его чувства, кроме осязания и слуха, отключились, потому что близкий шёпот Ёнджуна хоть и продолжал держать его в сознании, но оно мутнело, стоило глазам зацепиться за чужую, вольно разгуливающую по его телу, руку. Старший продолжал наступление, прокрадываясь по металлическим цепочкам выше: — А здесь... — он мягко прощупал ребро под соском парня, — подходящее место для засоса — особенно тонкая и нежная кожа у женщин, — Ёнджун глухо хмыкнул, видя заторможено кивающего Бомгю, который делал вид, что не сходил с ума от прикосновений. От новых, непонятных ему ощущений. Внутри была настоящая катастрофа: тектонические толчки, подземные вибрации и десятибалльное землетрясение — парень дрожал от горячих следов, которые оставляли пальцы Ёнджуна почти мимолётно, но так ощутимо для Бомгю, который не знал теперь как их стереть. Рука старшего поднялась ещё выше, к заострившейся ключице, и коснулась её выступающих изгибов по контуру: — Банально, но действенно: шея — самая распространённая эрогенная зона, что бы ты ни использовал: язык или поцелуи, или... — Ёнджун окольцевал пальцами его горло без нажима, вместо этого озвучивая: — ...аккуратное удушье — всё это определённо понравится твоей партнёрше. Правда, последнее лучше с ней обсудить заранее, на всякий случай, ха-ха. Бомгю бы с радостью прыснул со смеха подобно старшему, поблагодарил за краткий экскурс в любовные прелюдии и предложил бы выпить вместе, подытожив собственный мастер-класс. Но он не мог пошевелиться, цепенея в чужом безвылазном плену, как и произнести хотя бы одно слово, чтобы перестать выглядеть, как тупой истукан. Ёнджун был прав — шея у многих действительно достаточно чувствительна, чтобы невесомые касания ощущались на ней троекратными разрядами тока. А у Бомгю она была сплошным комком обнажённых нервов, с тонкой изнеженной кожей, которая испускала вольты от лёгких прикосновений чужих пальцев. Парень сухо сглотнул, чувствуя, как перекатывающийся кадык упёрся в горячую ладонь старшего и тот, тоже внезапно отвисая, уже начал убирать руку, забирая обжигающее тепло. Как вдруг... уже сам Бомгю вернул её на место, вжимая чужую ладонь собственной, чуть вздрагивая от ударившей в голову крови. А так как она была смешана с высокоградусным алкоголем и бодрящим кофе, рот развязался быстрее, чем Бомгю успел подумать: — Покажи... — хрипло шепнул он, наспех придумывая причину, по которой так и не смог отпустить Ёнджуна. Соскребая ошмётки былой дерзости с пола и втирая её себе под кожу, он смог состроить самое незаинтересованное лицо, на которое только был способен: — Хочу знать, сколько силы положено применять. А то одна теория, никакой практики, скучно уже, хё-.. ахгх-... — Так понятнее? — в глазах Ёнджуна скакал табун демонов, а на губах растекалась несходящая похабная улыбка. Растущий пульс Бомгю барабанил в впившийся в сонную артерию палец старшего, что без стеснений крепко сжал свою ладонь вокруг предоставленного горла. — Б-более чем... — глухо прошелестел Бомгю, удерживая визуальный контакт. Старший любовался зрелищем: губы парня единожды распахнулись в глухом стоне, силясь вдохнуть перекрытый кислород, брови свелись к переносице, продолжая подрагивать, как и всё тело, которое прошибло мелкой дрожью. Ёнджун закусил губу, чтобы держаться в здравии, потому что голову повело совсем не из-за высокой концентрации виски в крови. Бомгю, кажется, одурманил его чем-то, околдовал или подмешал в бокал какой-то дури: иного объяснения появившемуся в одночасье порыву не было. Ёнджун остро почувствовал, как захотел прижать его к стене всем телом, придушить посильнее и заглушить очередной сиплый полувздох-полустон жарким поце... Стоп. О чём он только что... — Бинни, как думаешь, «drunk&flirty hetero's» подойдет для названия профиля на онлифанс? — вкрадчиво зашептал Кан на ухо другу, боясь даже моргнуть, чтобы пропустить фэнтезийное зрелище. Продолжая снимать уже на видео двоих парней, которые явно были увлечены друг другом больше, чем пресловутым мастер-классом, он уже осел рядом с Субином, затаивая дыхание. Но молчать долго не получалось, и даже сжимающая рот рука не заглушила высокий писк от интимного удушья, который был не следствием рождающейся потасовки или ссоры, а чего-то другого, что разливалось бурлящей магмой и раскаляло кислород, обжигая лёгкие и подгоняя покинуть место апокалипсиса. Чтобы двое остались лишь вдвоём, поглощаемые лавовым извержением, и сгорели заживо в пламени друг друга. Зрелище было настолько преступным и откровенным, что Субин стыдливо прикрыл лицо ладонями и смотрел исподтишка, сквозь пальцы, отказываясь верить в действительность. Это точно тот Ёнджун, которого он знал? Определённо да, он всегда был кокетлив и прямолинеен, не стеснялся быть тактильным и мог вогнать в краску самых стойких, но... загвоздка в том, что применял он свои таланты искусного совратителя исключительно к противоположному полу. Потому что лишь он представлял для старшего интерес: и как средство утоления его жадных инстинктов, и как перезагрузка после тяжёлых рабочих смен. Антистресс, после которого не хотелось продолжения в виде серьёзного романа на пару лет. Или хотя бы пару месяцев, недель, да даже дней — у Ёнджуна было так много девушек в постели, но ни одной в сердце, словно тот так и не находил это заветное «что-то», про которое снимают любовные мелодрамы и воспевают в романтических пьесах. А теперь Субин смотрел на старшего, и, кажется, впервые увидел это «что-то». Он был заворожён, любопытен и игрив; в присутствии Бомгю он иррационален и жаден до его внимания, а в его недостатке раздражён и взвинчен, сам не замечая этих поверхностных изменений. Субин увидел в Ёнджуне себя парой месяцев назад, и невольно сравнил со своим собственным этапом принятия. Он прошёл его в одиночестве, осмысливая медленно проникающую в его мысли тягу к новому приятелю, который улыбнулся ему при встрече так ярко, что Субин до сих пор видел солнечных зайчиков перед глазами, стоило им встретиться. Или же это головокружение и слабость из-за влюблённости? Отчаянного очарования? Неозвученных, томящихся в сердце, чувств? Субин не хотел, чтобы и старший пришёл к этому адскому круговороту, из которого и он сам не мог по сей день выйти. Ёнджун мог и вовсе соскочить на стадии принятия, потому что убеждён в своей стойкой ориентации и сексуальных предпочтениях. В своей непоколебимой натуральности, которая медленно осыпалась с него сухой крошкой. Потому что Бомгю, вторгнувшийся в его замкнутый мир, разорвал все шаблоны и выведенные годами аксиомы; ворвался, ломая к чертям систему, которая до этого хоть и работала, но безрезультатно и бессмысленно. Сейчас же новый Ёнджун медленно перезапускал отключённые механизмы и пробовал снова что-то понять. Что-то осмыслить, услышать заветный щелчок в мозговом процессоре и блаженно выдохнуть, понимая, что всё работает исправно. Но в голове было пусто, а перед глазами раскрасневшийся парень, который секундой ранее скользнул взглядом по его губам и крупно вздрогнул, но далеко не из-за чужого отчаянного вопля со стороны: — JESUS FUCKING CHRIST, ДА ЗАСОСИТЕСЬ УЖЕ! Механизм, надрывно запищав, запустил процесс возвращения на землю. Ёнджун медленно отстранился от почему-то облегчённо выдохнувшего Бомгю, и уже по привычке закатил глаза: — Заткнись, Terry, я учу Бомгю первоклассному пикапу. Чтобы он проводил вечера в компании прекрасной куколки, а не твоих размалёванных дружков из гей-клубов. — Yeah-yeah-yeah, whatever you say, buzzkill, пойдёмте выпьем уже, а то у меня из-за вас в горле пересохло! — Кан нетвёрдо поднялся на ноги и, пошатываясь, поволокся к столику, прицеливаясь, что бы в себя влить следующим. Бомгю шустро поплёлся следом, боясь остаться с Ёнджуном поблизости ещё хотя бы мгновение. Потому что головокружение так и не проходило, как и остаточное ощущение на своей коже, запах пряного парфюма, его испытывающий взгляд. Старший тоже поспешил проветриться, приглашая Субина на перекур, и тот был как раз в той кондиции, чтобы не отказать. А ещё ему нужен был хоть кто-то поблизости, вырывающий его из лап всепоглощающих мыслей, которые взрастил в нём Бомгю своими приоткрытыми губами и глухим стоном. «Это всё алкоголь», — активно отбивался он от атакующего его кризиса ориентации. Ожидая, пока Субин с особым усилием поднимался на ноги, он старался не пялиться на младшего. Кан уже переодевал его обратно в широкую футболку и жилетку. И хоть фотограф вновь выглядел как пубертатный подросток, сбежавший из дома с этими наэлектризованными из-за вязаного ворота патлами — иными словами нелепо и неприметно — Ёнджун так и не смог отвести глаз от двух хихикающих друзей, пока Субин пьяно не позвал его на выход. Тэхён щипал и щекотал отбивающегося Бомгю, который басисто ругался и уворачивался, широко улыбаясь, и старший уже чувствовал нехватку чужого внимания. С каких пор он стал им так одержим? — Хён, ещё налюбуешься, пошли, — добродушно пробормотал Субин, хлопая старшего по плечу. Ноги Ёнджуна послушно двинулись прочь из подвала на прохладный воздух, но сам парень не понимал, чего хотел больше — получить желанную дозу никотина или еще одну дозу Бомгю, на которую так жадно подсел.
***
Парни курили в приятном молчании, осязая прохладное дуновение на своих загривках. Это почти отрезвляло, возвращая обратно в реальность, в которую Ёнджун всё никак не спешил верить. Он, наконец, выбрался из иллюзорного вакуума, начиная медленно осознавать, что только что произошло. А произошло нечто, что не поддавалось ни одному логическому объяснению и притянутому за уши опьянению: внутри старшего зародилось инородное чувство, которое хотелось выявить и выкорчевать из себя, отрезая от любой с ней взаимосвязи. Той странной тяге, что он испытывал к Бомгю, хотелось дать рациональное объяснение, оправдать себя, и со спокойной душой закрыть глаза на звучащие бойкой трелью звоночки в голове. «У меня давно не было секса», — подытожил парень, понимая, что в последнее время слишком много работал. Слишком был поглощён предстоящей вечеринкой, выбором подарка и собственными мыслями о... Бомгю. Круг замкнулся, и старший так и не нашёл из него выхода. — Рад, что вы помирились, — нарушил молчание Субин с мягкой полуулыбкой. Он видел, как друг грузно выдыхал сизый дым из раза в раз и продолжал проваливаться в пучину самокопания, словно приходя в себя. И это было плохим знаком. Он старался аккуратно подбирать слова, чтобы не подорваться на напичканном минами поле: — Ты наконец-то перестал вести себя, как мудак. — Вот уж спасибо, дружище, — хмыкнул Ёнджун, кривя губы. Правда в том, что хоть он и перестал себя так вести, но быть таковым — нет. Именно поэтому он до сих пор испытывал эту странную ревность к любому, кто налаживал с Бомгю более близкий контакт. Его будто опережали на спортивных гонках, вырываясь вперёд, в то время как сам парень всё ещё тормозил на техническом обслуживании. Желание вдавить по газам в пол пугало его своей навязчивостью: отсюда и близкая тактильность, интимные разговоры, смелые прикосновения, которым не удавалось дать нормального объяснения. Может, Ёнджун просто скорее хотел залезть под чужую кожу и пригреться там, чтобы Бомгю его как можно скорее принял? Или боялся, что места в большом сердце парня для него не осталось, ведь оно уже было занято бойким, пробивным Каном, который поглотил его с первой встречи, и добродушным Субином, что делил с ним часы за беседами в общем чате и всегда находил нужные слова? Что Ёнджун мог противопоставить этому, когда его скудная артиллерия состояла из одних лишь идиотских шуток и неумелых попыток наладить контакт? Что Ёнджун мог дать ему, как друг? Старший вдруг тяжело выдохнул в небо, подпирая затылком стену особняка. Он чувствовал себя заведомо проигравшим в середине горячей гонки. Субин не разделял его душевных метаний, но невербально понимал терзающие чувства друга. Поэтому слова поддержки, нужные в этот миг, пришли на ум словно по щелчку: — Знаешь... только между нами, ладно? Бомгю, на самом деле, часто говорит о тебе, когда мы переписываемся. Вне общего чата, — Ёнджун моментально перевёл на него взгляд и нахмурился, будто его безбожно дурили. А ещё потому, что о наличии личных переписок между Бомгю и своими друзьями он не задумывался, вновь ловя себя на ощущении отставания. Как много ему предстояло наверстать, чтобы поравняться с ними? Как много шагов впереди, сколько времени должно пройти, чтобы Ёнджун смог без предрассудков и сомнений написать пресловутое: «Привет, Бомгю-я», набрать его номер, заменив полюбившееся «Дорогуша» на его имя? — ...И что говорит? Красочно описывает мой долбоебизм? — усмехнулся Ёнджун, понимая, что сигарета в руке досадно истлела раньше, чем порция никотина проникла в кровь. Но Субин добродушно всучил ему оставшуюся половину своей, чтобы тот заткнул себя ею и внимательно послушал: — Если такое и было, то только в начале. Но с каждой вашей новой встречей его тогдашнее «уёбок» начало мутировать в «Ёнджун-хён», а вещи, которыми он стал интересоваться, всё меньше касались меня. Истории из детства, музыкальные предпочтения, отношения с родителями, первая влюблённость, почему ты работаешь в баре, и сколько травм ты получил, катаясь на скейтборде, — его интересует всё это. Но я сказал, что лучше всего ему это поведаешь именно ты, но кажется, он до сих пор не набрался смелости тебе написать, трусишка, — Субин тихо посмеивался от комично вылупившегося лица Ёнджуна, с зажатой в зубах сигаретой. Та также медленно тлела, потому что парень не мог ни вдохнуть, ни состроить непроницаемую мину, менее красноречивую, чем сейчас. Но Субин искусно расплетал спутанные клубки сомнений и отягощающих мыслей, будто видел их наяву и знал точно, что следовало сделать и сказать. Он мягко похлопал парня по плечу и добил его финальным: — ...Вы ведь уже давно притёрлись, но всё никак не могли свыкнуться с мыслью, что больше не нужно брызжать ядом при встрече. Вы подружились гораздо раньше, чем сегодняшним днём, но слишком сомневались в этой невероятной, казалось бы, возможности. Мне кажется... может, хватит уже сомневаться, хён? — Разве я в чём-то сомневаюсь? — прикусив губу, уточнил старший, чувствуя, как Субин подходил к чему-то потаённому. То, о чём Ёнджун думал только наедине с собой, зачитываясь беседами в чатах и сообщениями Бомгю, не адресованными ему. То, что чувствовал, стоило младшему отлепиться от него и выйти из зоны досягаемости, пересечь рубеж, за которым нашёлся кто-то ещё, кто стал причиной его громкого хохота, выслушал и подставил своё плечо при необходимости. Кто забрал это право у Ёнджуна и исполнил его первокласснее, чем он сам. — Если бы это было не так, ты уже давно прервал бы меня, чем-то вроде: «Да хуйня это всё, дружище, не неси чушь», но ты ведь... слушаешь. А значит, я всё понимаю верно, — настолько верно, что на опережение парень добавил, обгоняя застрявшее в горле старшего негодование: — Да, вы не похожи на закадычных приятелей, типа нас с тобой, или подхватывающих друг друга соулмейтов, каким Тэхённи стал для Бомгю, но обстоятельства, при которых вы познакомились, не были лучшей почвой для строительства крепкой связи. Но сейчас я вижу стойкий фундамент и прочные балки, которые вы самостоятельно, хоть и неординарно, выстроили, пока без конца пререкались между собой и пресыщались этим. Только вы с Бомгю знаете, какой вам подобрать каркас для будущих стен, как правильнее проложить утеплитель и выложить внешнюю отделку. Как взаимодействовать между собой, потому что ваши отношения действительно... особенные. И поэтому, то, что ты хочешь сделать, и то, что ты... чувствуешь, тоже правильно, хён. Ёнджун прыснул со смеху, потешаясь над строительными ассоциациями. Хоть и сам до этого воображал перед собой лишь кирпичную стену, возведённую и разбитую собственными руками. Неужели Субин предугадал даже это? — ...Поэтому... просто дерзай. Хочешь, сгреби Бомгю в охапку и присвой себе, тебя никто не осудит. Кан немного повизжит, но ты же знаешь его, он у нас король драмы межгалактических масштабов. А ещё он тоже переживает за вас, как и я. — Чёрт, почему это всё звучит так, словно ты тоже пытаешься свести нас вместе, ха-ха, — прыснул Ёнджун, приканчивая остатки сигареты. На выдохе он подумал, что отлегло не только из-за привкуса табака на языке, но и из-за пьяных душевных разговоров, что разогнали все назойливые мысли из головы. Все сомнения, что Субин разглядел и рассеял. — Я просто хочу, чтобы у вас было всё в порядке, — абстрактно отозвался Субин, боясь признаться, как Ёнджун был на самом деле прав. Просто его методы были куда виртуознее, чем у настойчивого Кана, которому явно не стоило подаваться в шпионы или тайных агентов. Старшего пугала такая прямая атака экзистенциальными вопросами и семенами сомнений, поэтому Субин выбрал более галантный способ, чтобы маленькими шажками проложить дальнейший путь. Взгляд Ёнджуна смягчился и он добродушно растрепал волосы на чужой макушке, так и оставляя руку после на плече: — ...Спасибо. Ты — лучший, дружище. — Всегда пожалуйста, — кивнул Субин, светя появившимся из-за улыбки ямочками. — Ты всегда можешь ко мне обратиться в случае чего, ты же знаешь. — Знаю, — поддакнул Ёнджун, внезапно меняясь в лице: он хитро прищурился и вкрадчиво заговорил: — Ты, вообще-то, тоже можешь всегда мне всё рассказать. Это я так, напоминаю, вдруг ты забыл. Иной причины, почему я до сих пор не знаю хотя бы имени этой прелестной красотки, которая тебя охмурила, я не вижу. Субин мелко вздрогнул и сухо прокашлялся, ощущая себя под дулом винтовки. Даже алый прицел прожигал его лоб, или это были бордовые щёки — Субин так и не понял, торопясь вернуться в подвал: — Я-... обязательно расскажу позже. Пока всё сложно. Без обид? — парень потянул старшего за рукав, меняя тему. — По звукам воя из подвала — они прикончили виски и уже танцуют, присоединимся? Ёнджун, пошатываясь, поволокся следом, не чувствуя остатка растерянности и смущения. Он больше не находил странностей в своих навязчивых действиях, и если друг сказал ему «дерзай», то он с удовольствием примет эту обстановку и отпустит себя, без страха быть осуждённым самим собой. Субин был прав во многом, в особенности в том, что он сам выбирал, как поступать правильней. Сейчас в пьяном мозгу Ёнджуна самым правильным было влить в себя ещё пару бокалов виски и танцевать с ватным Бомгю до самого рассвета, дразня его очередными касаниями и фразами, вновь любуясь его румяными щеками. Потому что он очаровательный, когда смущался. Потому что «очаровательный» в соотношении с Бомгю — самое правильное, что могло только быть.
