Gracie Abrams — I miss you, I'm sorry
Ещё светлое, умиротворённое небо томительно затягивало серыми тучами, намекая на очередной провал метеорологических прогнозов. Бомгю не горевал из-за отсутствия зонтика в своём вместительном новом шопере, а лишь выцеплял синеву на горизонте городского рельефа, не отрывая камеры от лица. Кан знал наперёд, что ему придётся по душе подобное место, и позвал его чистосердечно поговорить, провести время вместе, чтобы Бомгю перестал прятаться в четырёх стенах и ссыхаться. И пока друга, что пригласил его сюда, не было, он наслаждался порывами прохладного ветра, что приятно студили румяные щёки и гудящую голову, которая работала на износ последние дни. Ведь его жалкого: Bgye: Как ты себя чувствуешь? 18:22 ...Спустя сутки после последней их со старшим встречи, очевидно, было мало, чтобы завязать разговор. Единственно нужный разговор, а не будничный и не примечательный, что закончился без продолжения на простом ответе: Yawnzzn: Уже лучше. 18:30 Но даже этому он радовался, как маленький ребёнок, налопавшийся сладостями втайне от родителей. Он всё думал, как заставить себя пойти дальше, напролом, печатая следом: «Мы можем поговорить?», «Давай увидимся?» и скулящее «Пожалуйста?», но всё это стыдливо стиралось и откладывалось до лучшего момента. Пока в его голове была каша, он вряд ли бы смог адекватно воспроизводить не то, что собственные мысли, но и членораздельные звуки, потому что рядом с Ёнджуном мозговой аппарат выходил из строя, отдавая правление яростно рвущемуся в бой сердцу. А оно вряд ли способно помочь ему сгладить заострившиеся углы, смягчить последствия противоречивых действий и вернуть то, что и так с трудом было достигнуто. И как бы Ёнджун ни воспламенял в нём новое желание поцеловать его вновь, плюя на запреты и здравомыслие, как бы жарко собственное тело ни реагировало на очередной влажный сон с его участием, и сколько бы отчаянных надежд в себе парень ни взращивал, — дружба была логичным вариантом развития их отношений, становясь и кульминацией, и развязкой, и финишной прямой одновременно. Это неизменно, и он был бы рад хотя бы тому, что мог, как и раньше, видеть его на пороге своего дома в качестве старшего хёна и близкого друга. Осталось лишь объясниться с Ёнджуном и идти дальше, но... Бомгю продолжал тянуть, прокручивая их разговор в голове, пробуя подобрать нужные слова и объяснения, визуализируя их встречу и желанное примирение перед сном. Но всё это так и оставалось в пределах подсознания, потому что наяву был всё тот же трусливый лузер, упорно дающий себе ещё один штрафной день. И ещё один. И ещё один... Возможно, если бы Кан не позвал его с собой на крышу, он бы уже написал Ёнджуну обо всём. Возможно. Но даже эту причину своей нерешительности он возвёл в нерушимый аргумент, что оправдывал его перед самим собой. Вот только легче не становилось, сколько ни закрывай глаза на сквозные раны. Бомгю глубоко вздохнул, стараясь унять вновь закипающую голову. Ведь он тут далеко не за этим. С крыши многоэтажки, которую оставили открытой без надзора, вид был чудесным и завораживающим, напоминая ему самый первый снимок Ёнджуна до их знакомства. И ему хотелось хотя бы на мгновение почувствовать себя легче и невесомее, поддаться желанию откинуть голову и постоять с закрытыми глазами, позволяя ветру забрать все отягощающие мысли. Прикинуться парящим облаком, уплывая вдаль от мучительной реальности, в которой был холодный и молчаливый Ёнджун, с которым не хватало храбрости по-человечески заговорить. Звука гнусавого голоса, что даже сейчас продолжал фантомно преследовать его, как бы он ни вслушивался в далёкий шум городских улиц и кружащихся вокруг потоков прохладного воздуха. Даже сейчас он будто чувствовал его присутствие совсем рядом, находясь на расстоянии в несколько километров. Каковы масштабы его тоски по старшему? Мог ли человек так бесконечно скучать?.. — ...Эй, у тебя снова со слухом проблемы, дорогуша? По ушам резануло так внезапно, что Бомгю вздрогнул, оборачиваясь на ужасающе правдоподобную звуковую галлюцинацию. Либо Тэхён внезапно обучился пародировать старшего с восхитительной точностью, подкрадываясь сзади, либо пора было вставать на учёт в психдиспансер и лечить расшатанные нервы. Но... перед ним был не кто иной, как сам Ёнджун, зеркально шокированный внезапной встречей. — Говорю, что ты тут делаешь? — проморгавшись, повторил старший ранее прозвучавший в пустоту вопрос. Ноги ведомо вышагивали по направлению к застывшему с фотоаппаратом парню, что по-кукольному хлопал своими округлившимися глазами и до сих пор не мог различить реальность от навеянных фантазий. По какой такой случайности они оказались вдвоём прямо тут, на одной из многочисленных крыш их города? А по случайности ли? — Я-... жду Тэхённи, он позвал меня сюда... А ты почему тут? Ёнджун нахмурился, смутно осмысливая происходящее. То, что Субин написал часом ранее о важном разговоре про Бомгю, который требовал личного присутствия старшего и его внимательно слушающих ушей, сорвал парня с места в единственный выходной. Собственную мотивацию понять было сложно, но всё, что было связано с младшим, имело высшую приоритетность. Особенно в этот период, когда его так остро не хватало. — Субин сказал прийти, поговорить, но... — он оглянулся по сторонам, будто убеждаясь в отсутствии упомянутого, — ...кажется, его тут нет?.. Как и Terry. Бомгю медленно кивнул, туго соображая из-за переплетающихся между собой мыслей и подозрений. Ведь педантичного Кана действительно всё ещё не было, как и весточки о его опоздании, которое не было ему свойственным. И то, что оба друга выбрали для встречи с ними одно и то же место никак не могло уложиться в голове — настолько ли мир тесен? Настолько ли мал их городок, чтобы судьба продолжала их так упёрто сталкивать между собой? А только ли судьба? За спиной Ёнджуна послышался шумный металлический скрежет с внутренней стороны технической двери. По звукам кто-то шустро прокрутил ключом в замочной скважине и скрылся, отдаваясь на лестничной площадке торопливым бегом. Жуликов, что провели обоих парней вокруг пальца, не трудно было идентифицировать: в щёлку под дверью подложили два стикера:
«Silence propagates itself, dummies!»
«Не выпустим пока не помиритесь~ ꒰ ˶• ༝ •˶꒱♡»
Ёнджун покрутил их в пальцах, несдерживаемо ухмыляясь. «Вот же придурки», — фыркнул он в закрытую наглухо дверь, ручка которой, очевидно, не поддалась на его жалкие попытки выбраться с крыши. Ошарашенный Бомгю стоял всё так же позади, наблюдая за Ёнджуном, что со страдальческим выдохом оставил идею покинуть это место уже сейчас, когда всё прояснилось. Что разговор, на который Субин звал, связан с ним лишь косвенно; всё, чего двое друзей добивались, — неожиданно свести их вместе, отрезая пути к отступлению. А ведь они были так необходимы сейчас: Бомгю неловко топтался на месте и часто моргал, пытаясь сфокусироваться на лице Ёнджуна и понять, что происходило. Дружеский ли пранк это, что сейчас растворится с распахнутыми через миг дверьми и весёлым: «Мы провели вас!», развеявшее бы натянутую атмосферу, или они взаправду не собирались отпирать их, пока всё не уляжется. Каким таким чудом это должно произойти и как ему элементарно начать изъясняться — не ясно. Он не был готов к такому повороту, как и его опустошённый словарный запас, что иссяк, стоило Ёнджуну ткнуть ему в лицо протянутые стикеры: — В курсе, что происходит? — тот подозрительно прищурился, пробуя подловить неумеющего врать парня на лжи. Но тот был чист, как природный источник, активно мотая головой в стороны. — Я тут не при чём! — выпалил он, цепляясь взглядом за надписи на стикерах. Те отражали последствия их недавнего разговора и то обязательство, которое возложил на него Субин. Бомгю знал, что тянуть с ним нельзя, но и рубить с плеча у него не хватало духу. Даже сейчас он продолжал сопротивляться до последнего и верить, что это лишь несмешная шутка. Он сам рванул к запертым дверям и забарабанил кулаком по ним, взвинчено взывая: — Если мы тут сгинем — это будет на вашей совести! Ответа с той стороны не было, лишь судорожная мольба об освобождении разносилась эхом по стенам технического этажа. Но на помощь никто не пришёл, как бы он ни прислушивался к тишине за дверью, приложив ухо. Дыхание сбилось, Бомгю окатило ледяным пониманием, что он загнан в тупик — ни выхода, ни единого спасительного укрытия нет. Они с Ёнджуном наедине под нависшим, подобно подкрадывающейся многотонной туче, напряжением из-за нерешенных вопросов. Между ними один поцелуй, полторы недели молчания и миллион неозвученных слов, которые требовали выхода, но... «Я не готов», — стыдливо думал Бомгю, закусывая губу перед тем, как нерешительно обернуться к Ёнджуну. Тот смотрел на стремительно сереющее небо и кутал открытую шею в воротник куртки, выглядя удивительно успокоившимся. Будто смирился — чего нельзя было сказать о Бомгю, который снова захотел вжаться спиной в дверь и нащупать пальцами щеколду, прокручивая её дважды. Вновь сбежать, сверкая пятками, потому что сердце медленно, но верно стремилось пробиться наружу от приближающегося шторма. И не в погоде дело. — Кажется, реально сгинем — скоро ливанёт, — Ёнджун кивнул на активно надвигающиеся хмурые облака, прикусывая зубами фильтр вытянутой сигареты. Внешне он выглядел спокойным и непроницаемым, но на душе были подобные погодные метаморфозы: он чувствовал слишком многое, вновь видел страх в глазах Бомгю и сам поддавался ему, но в то же время хотел, наконец, схватить его за руку и остановить, приковать к себе и клещами вытянуть всё то, что тот бережно скрывал. Но он подавил бурное желание действовать напролом, пробуя вести себя непринуждённо и мирно. Правда, в прошлый раз эта тактика также оказалась провальной. Но он готов был пробовать столько раз, сколько нужно. Ёнджун подошёл к краю крыши, облокачиваясь локтями на парапет, и чиркнул зажигалкой, наконец, блаженно подкуривая. На выдохе вкупе с первой никотиновой дозой говорить выходило куда складнее: — Ну что, может присоединишься? — он кивнул головой на пустое место рядом с собой, намекая его заполнить и отлипнуть от запертой двери. Стоящий в ступоре Бомгю впился пальцами в фотоаппаратный ремешок и нерешительно побрёл к парапету, на ходу обдумывая тысячи отвлечённых тем для разговора. Тысячи уловок, которые скрыли бы предательски трясущиеся руки, и тысячи причин, почему сейчас не лучший момент для поиска ответов. Но стоило ему поравняться к чужому плечу, как голова моментально опустела. Произошло именно то, чего он так сильно боялся, — он просто не знал, как начать говорить и что именно стоит сказать в свою защиту. С чего начать рассказ о бушующем внутри потоке, в котором он захлёбывался и барахтался, пробуя нащупать дно пальцами ног. Всё тщетно и безнадёжно, он продолжал тонуть в засасывающем водовороте цвета ёнджуновых глаз, и проклинал себя за собственную беспомощность перед ним. Старший медленно тянул никотин в лёгкие и выдыхал сизый дым, смешивая его со сгущающейся пасмурностью. Его взгляд периодически проскальзывал по притаившемуся рядом парню, что смешно морщил нос от едкого запаха табака, и мягко улыбался из-за этой картины. А затем совершенно внезапно и спонтанно заговорил, словно делился будничными новостями: — Родители сказали, что приедут на этой неделе, — тихо хмыкнул он, отводя взгляд в сторону. — И я... впервые не смог их переубедить не делать этого. Отец решительно настроен вклиниться в мой личный бизнес, которого отродясь не было. Бомгю слушал его вкрадчивый голос, чувствуя, наконец, восполнение укоренившейся за полторы недели жажды. Несмотря на контекст, он радовался даже тому, что парень продолжал делиться с ним сокровенным. — И... что ты собираешься теперь делать? — будто пробуя активировать свои связки, сипло спросил Бомгю, решительнее цепляясь за парня глазами. Тот обнажал собственное лицо от натянутого силком хладнокровия, а затем поднёс трясущиеся пальцы ко рту и судорожно затянулся, нервно поджимая сухие губы. — Я-... Я не знаю, — в его голосе отдалась хриплость и он глухо прокашлялся в кулак, а после паузы добавил, вытягивая губы в кривой усмешке: — ...Как думаешь, Terry согласится одолжить мне свой особняк? Хах... — Думаю, Тэхённи согласится на всё что угодно, чтобы помочь тебе, — Бомгю нерешительно, но всё же опустил свою ладонь на его лопатку и невесомо огладил. Он хотел быть поддерживающим, несмотря на те переломные факты, что до этого преграждали путь. — Уверен, он даже подыграет тебе, перевоплотится в богатенького клиента твоей фирмы или наоборот, в профессионального ассистента. Ему по душе такие безумные авантюры... — Боже упаси, — по-доброму хохотнул Ёнджун, представляя подобный спектакль перед родителями, которые, очевидно, не оценят выступление начинающего актёрского кружка. — Думаю, справлюсь самостоятельно. Как-нибудь. Очередное кино одного актёра... — он тяжко выдохнул, болезненно хмурясь. — Я так... так, блять, устал от этого дерьма. Бомгю поджимал его сбоку плотнее с каждым словом, будто мог впитать в себя часть ментального отягощения и отчаяния, которым сквозили тихие откровения. Каждый раз, когда Ёнджун был таким уязвимо открытым перед ним, в Бомгю цвела решимость сделать хоть что-то, чтобы старший перестал так угрюмо сводить брови и позволять паразитирующим мыслям плодиться внутри черепной коробки. Он не сводил с него глаз, следя за каждой искривлённой эмоцией на лице, желая стереть каждую из них саморучно. Но пока лишь давал парню возможность продолжить выговорить накопленное, молча оглаживая его спину. — Каждый раз, когда приходится играть в их любимого сына, чувствую себя настоящим отбросом. Даже не потому, что очевидно лгу в угоду им, лишь бы они убедились в своей правоте и подходе тоталитарного воспитания, а потому что от раздутого образа успешного восходящего бизнесмена меня до блевоты воротит, — он нервно затягивался вновь, сбивчиво продолжая: — Все эти выглаженные брюки, дорогие портмоне и безвкусные разговоры о банковских счетах и финансах... я сыт этим по горло ещё с детства. У родителей была лишь единственная мотивация: деньги, деньги, деньги... Больше, выше, дороже, все их советы сводились к сбережениям и способу их заработка, убеждениям, что только с набитым кошельком я обеспечу себе счастливую жизнь. Как бы я... хотел переубедить их, но до сих пор продолжаю играть в эти игры с переодеванием. У Бомгю сжималось сердце с каждым хриплым вздохом старшего, с каждым с трудом подобранным словом и гнетущей паузой между предложениями. То, насколько тяжёлая и болезненная поднятая тема чувствовалось сквозь пару слоёв одежды и кожу — Ёнджун испускал леденящий холод похлеще свистящего на крыше ветра, и Бомгю пытался согреть его сгорбленную спину своей тонкой рукой, явно не справляясь. Ёнджун вдруг расправился и обернулся к Бомгю всем корпусом, с отчаянием ища в его лице хотя бы один ответ: — Неужели такой лузер, как я, не достоин хотя бы капли обычной родительской любви? Младший судорожно вздохнул, оглушённый ритмом собственного сердца. То, казалось, было готово излить всю скопленную концентрацию нежности, ласки и заботы, лавиной накрывая криво улыбающегося Ёнджуна. Как бы он ни тянул губы, стараясь завуалировать потребность в понимании и любви в непримечательный, сорвавшийся по случайности, вопрос, Бомгю всё видел по его бесконечно печальному взгляду. Видел и не мог сдержать собственные ладони, обхватившие чужое лицо: — Достоин! — жарко выпалил он, не контролируя расстояния между их лицами. — Ещё как достоин, хён! Бомгю переместил свои руки на плечи старшего, сам тушуясь из-за эмоционального порыва, и выровняв внезапно сбившееся дыхание, тихо продолжил: — ...Но ты не даёшь им возможности полюбить тебя настоящего, потому что ты с ними никогда таким не был. Не противился, шёл на уступки и позволял себя контролировать. Даже давно повзрослев и съехав, ты позволяешь им это делать. Они никогда не узнают, какой их сын на самом деле, пока ты не начнёшь говорить об этом. Заявлять о себе и о том, как хочешь жить. — Как ты думаешь, почему я не делаю этого? — с горькой ухмылкой прошелестел Ёнджун, совершенно демотивированный. — Я знаю наперёд, что будет. Они никогда этого не примут и не поймут. По ушам Бомгю резануло идентичными с мыслями фразы. Ведь не так давно он сам себе подобное повторял, откладывая разговор про поцелуй в долгий ящик. Так же, как и старший, он боялся попробовать открыть истинное лицо из-за пресловутого страха, раздутого до межгалактических масштабов. Страха потерять близких, важных звеньев системы, без которых та, как казалось, с крахом рухнула бы. Бомгю боялся потерять Ёнджуна, а тот в свою очередь боялся потерять родителей — так до смешного просто. Они оба были неисправимыми лузерами. Заметив, как со стороны выглядит эта сторона медали и собственные отражающиеся соображения, Бомгю сиротливо улыбнулся, вспоминая напутствия друзей: «Не узнаешь, пока не попробуешь!» — позитивный лозунг, который совершенно не подпитывал решимость. До этого момента, пока собственный рот не открылся дать ответ: — Ты не можешь знать наверняка, ты же не провидец, — Бомгю заглянул в его опущенные глаза, подбадривающе оглаживая напряжённые плечи. — Даже если ты окажешься прав — ты освободишься от собственного страха и наконец станешь собой. Без всяких этих дорогих импортных костюмов и образа золотого медалиста. Дай себе и своим родителям шанс. — Что если я пожалею? — Ёнджун нерешительно зацепился за его прямой взгляд, будто ведомый слепой по протоптанной дороге. Будто парень действительно мог дать ему необходимый ответ. — О собственном выборе. — У тебя не будет времени на это. Ты будешь наслаждаться новой жизнью за пределами своего дурацкого драмкружка, — Бомгю улыбнулся, чуть обнажая зубы. — Но если будет совсем худо, ты всегда можешь прийти ко мне. Я найду, как тебя утешить, ха-ха. Ёнджун хрипло засмеялся, перед тем как игриво подразнить: — Что, будешь снова целовать меня до умопомрачения? — он поиграл бровями, не догадываясь, что мозг Бомгю с оглушающим писком вырубился ещё на четвёртом слове. Он впал в ледяной ступор и вытаращился на старшего во все глаза, заливаясь ото лба до подбородка бордовым румянцем. Ёнджун замялся, понимая, что сболтнул лишнего сгоряча. Он не придал поначалу значения проскользнувшей изо рта фразе, потому что Бомгю вновь был рядом и разговаривал с ним, будто они не просто огласили временное перемирие, а словно давно забыли про гнетущие дни молчания. Но вспоротая так резко острая тема отражалась гранями битого стекла в глазах парня, вынуждая Ёнджуна прикусить язык. Вот только защитные механизмы Бомгю слетели с катушек вместе с его черепной коробкой, и тот нервно посмеялся, внезапно с выпадом отвечая: — А может и буду! — он будто выстреливал на поражение каждым словом, смешно выпучивая глаза, мол: "выкусил, старпёр? Как поживает твоё больное трухлявое сердечко?". Ведь у Ёнджуна оно заколотилось как бешеное, будто аплодируя внезапно проснувшемуся чувству юмора. Бомгю же действовал под сконцентрированной дозой адреналина, ударившей потоком в кровь, и продолжал ломать спектакль, развеселившись: — Что-то я не заметил, чтобы ты сопротивлялся в прошлый раз, хён! Так что если собираешься прийти ко мне слезливо жаловаться на родителей, бойся моих поцелуйных атак! Ёнджун громко засмеялся, откидывая голову назад. — Что ещё, блять, за поцелуйные атаки такие? — Вот такие! — обезумевший от смелости Бомгю вытянул губы уточкой, комично сожмурив глаза, и потянулся к Ёнджуну за невинным поцелуем, игриво причмокивая. Всего лишь детская шалость. Проказничество. Дабы завуалировать свой дрожащий голос и подкатывающую панику. Но стало лишь хуже, когда Бомгю вслепую почувствовал на своих губах жаркое дыхание и внезапное вторжение в личные границы. Хотя когда дело касалось старшего, всё «личное» парня становилось «общим», поделённое надвое с Ёнджуном. Бомгю резко распахнул глаза, машинально попятившись назад, ведь перед его лицом была неописуемая сцена: лицо старшего в критической близости, его блестящие глаза, скошенные на вытянутые губы, и оттопыренные собственные, подыгрывающие идиотской сценке. Он что... собирался тоже его подразнить? Подобным образом? — Чт-... — заикнулся Бомгю, делая шаг назад. — Думал, меня это напугает? — лукаво заулыбался старший, решительно приближаясь. — Дорогуша, мой арсенал куда шире. Боюсь, ты в проигрыше. Не успев обрадоваться услышанному прозвищу, младший выставил руки в попытке отстраниться от активного наступления. Ёнджун явно не шутил про обширный запас оружия против дурачеств парня: он наказывал его пронзительным неотрывным взглядом и кривой ухмылкой, которая становилась опаснее с каждой попыткой друга остановить его атакующее вторжение. В итоге он припёр его к стене технического помещения, что гудело из-за работающих на износ генераторов. Или это было сердце Бомгю — он не смог определить точно, потому что Ёнджун отрезал один из возможных путей спасения собственной выставленной рукой рядом с его головой, и наклонился ближе, цепляя его метающийся взгляд собственным. Он был чертовски доволен собой, результат на чужое лицо: парень перед ним был краснее экстренной сирены. Младший продолжал упираться руками в его грудь, но его старания Ёнджун описал бы как «еле убедительные», потому что без труда смог припечататься к нему всем телом, вырывая из лёгких парня судорожный вздох. — Кажется, я выиграл? — хрипло шепнул Ёнджун ему в губы, со смехом отстраняясь от запуганного парня, что, казалось, ещё немного, и продавил бы в стене собственный силуэт. — Н-не... нечестно, — просипел Бомгю, не зная наверняка, что именно нечестно в действиях старшего. Нечестно, что он сводил его с ума таким простым способом или нечестно, что в итоге не довёл дело до конца? Остановился перед кульминацией? Парень постыдился вновь своих мыслей, запрещая себе впредь смотреть на губы парня, чтобы, не дай господь, не впиться в них своими. Ёнджун же прыснул со смеху и, затянув с ответом, выудил пачку сигарет из кармана. Резкое желание занять себя хоть чем-то отстранённым, не связанным с пунцовым парнем за спиной, помогло ему успокоить раскочегаренную сердцем кровь. Если раньше он поступал опрометчиво, когда напивался, раздавая свои мастер-классы по ухаживанию, то сейчас был абсолютно трезв и здравомыслен. Тогда в чём опять дело? Тоска ли по парню сорвала его с цепей или нечто иное, что с лёгкостью соблазнило его быть таким безрассудным? Нужно было остыть и перестать магнититься к младшему при любой возможности. Нужно было вернуться к тому, с чего они начали. — Знаешь, что нечестно? — вкрадчиво спросил он вполоборота, подкуривая новую сигарету. Бомгю, растирая собственное лицо от красных пятен румянца, поднял на него нерешительный взгляд и затаился, ощущая проскользнувший в чужом голосе холод. — Нечестно было убегать в то утро, Бомгю. Вот что нечестно. Первая капля дождя упала на нос фотографа, приводя его в чувства. Он не дышал какое-то время, не поспевая за эмоциональными качелями, на которых его по кругу гонял старший. Вновь повисшее молчание медленно развеивалось нарастающей трелью мелкого дождя, который настиг город. Они не избежали его, как и разговора, что подкрался подобно искусному наёмнику и вонзил лезвие под левое ребро. Бомгю закусил изнутри щеку, понимая, что пора действовать, что-то предпринять, оправдаться. Упасть перед Ёнджуном на колени, взмолиться ему, подобно божеству, и вымолить прощение. «Сделай уже хоть что-то, тряпка!» — дав себе мысленную пощёчину, Бомгю медленно отпрял от стены и сиротливо засеменил к стоящему спиной парню. Дождь всё активнее барабанил по площадке, перекрашивая бетон на несколько тонов темнее. Ещё немного и начнётся настоящий ливень, от которого укрыться было негде — разве что друзья, наконец, сообразили бы их вызволить отсюда, плюнув на собственную затею. И если в начале их встречи он бы с радостью принял такую перспективу, то сейчас торопился ухватиться за куртку Ёнджуна, будто он действительно мог развеяться миражом в столпе пасмурной влажности. Он не был готов, определённо. Но примирение с Ёнджуном необходимо не только ради спасения от погодных катаклизмов. Это необходимо им обоим, чтобы всё исправить. — Хён... — его голос был почти заглушён шумом дождя. — Хён, пожалуйста... выслушай меня. «Дай мне ещё один шанс». Ёнджун обернулся, будто уже не ожидал подобного расклада. Не ожидал, что Бомгю решится на разговор, что так досадно пылился на полке высокого стеллажа. Капли дождя с нарастающей силой пробегали дорожками по его пылко раскрасневшемуся лицу, слепляя ресницы и пряди волос между собой. И его тело мелко подрагивало то ли от пробирающего холода, от которого не спасала его хлопковая лёгкая худи с россыпью мокрых пятен, то ли иного чувства, что отражали блестящие созвездиями глаза. — Хорошо, только... — Ёнджун поёжился от порыва ветра и ледяных капель, упавших за шиворот кожанки. — Сначала попробуем найти более укромное место, ладно?
***
Всё, что могло хоть как-то спасти их от разразившегося ливня, — всё та же гудящая трансформаторная будка, узкий навес которой с горем пополам скрывал их дрожащие тела от косого дождя. Бомгю безнадёжно прижимал к влажной худи футляр с фотоаппаратом, хоть и прекрасно зная, что его техника под надёжной защитой. В отличие от него самого, что был не просто продрогшим из-за влажной одежды и холода, но и из-за собственной оголённости перед старшим, что молча пробовал подкурить затлевшую сигарету вновь. Но та не подавала признаков жизни, сколько бы он ни подносил её к горящему пламени. И пока он был отвлечён, чертыхаясь в унисон со скрежетанием зажигалки, Бомгю вновь ловил себя на мысли, что хотел тайно украсть пару кадров его тщетной борьбы. Украсть пролёгшую складку меж бровей от недовольства, скривленный от негодования рот и мокрые растрёпанные волосы, которые он нервно пытался зачесать ладонью назад. Втянутые на затяжке щёки, алый блик табака в тёмных глазах и сизый никотиновый выдох. Победный и умиротворённый вид. Щелчок. Откинутую голову, прикрытые от безмятежности веки и слабую, абсолютно довольную улыбку, обнажающую зубы. Щелчок, щелчок... щелчок. Направленный взгляд на клацанье затвора, лёгкая растерянность моментально сменившаяся на дерзкую усмешку, поднесённые ко рту пальцы, прихватившие сигарету, и очередная глубокая затяжка с лукавым прищуром во взгляде, направленным прямо на объектив. Сквозь него. Щелчок, щелчок, щелчок, щелчок... — Если ты так пытаешься уйти от разговора, то не получится, — натянуто-серьёзно отчеканил он, стуча пальцем по краю объектива фотоаппарата. Бомгю ворчаще убрал камеру обратно в футляр, сам совершенно не понимая, в какой момент успел достать его и вновь стать тайным папарацци старшего. Хотя под категорию «тайный» он вряд ли подходил, потому что разоблачали его без особого труда — Бомгю не мог отлипнуть от дисплея, вырывая лучшие кадры из последних секунд. Правда, любая секунда, за которую Ёнджун был в фокусе его камеры, была без приукрас лучшей. Каждая секунда, в которой Ёнджун присутствовал в его жизни, была бесценной. — Я и не пытался, просто... — Бомгю замялся, пробуя перебрать слова иначе, чтобы не звучать так слащаво-комплементарно, как в собственных мыслях: — Просто мне здесь больше некого фотографировать. — Да признай, что фанатеешь по мне, дорогуша, делов-то, — прыснул в ответ старший. — Много о себе думаешь, придурок, — Бомгю легко столкнулся с его плечом, будто слова старшего расходились с действительностью. По правде, они шли в одной параллели с тем безумным притяжением, которое младший к нему испытывал. Может, всё же талант к предвиденью у Ёнджуна был и парень наспех затирал все видимые улики, по которым тот ступал медленной поступью. Напрямик к закрытым на титановые замки и массивные цепи дверям, отдающимся изнутри табуном неозвученных чувств. — Ты сам говорил, что я красивый, разве нет? — докуренный фильтр был затушен о шершавый бетон и отброшен за край крыши. Разговор вновь был вне рамок первостепенной темы, но Ёнджун говорил тихо и вкрадчиво, будто подводя к границам замкнутого круга. Бомгю ведомо позволял утягивать себя дальше, пылко отвечая: — Это моя субъективная оценка и не больше. Кто знает, может быть для окружающих ты уродливая задница, а у меня просто плохой вкус. Ёнджун приглушённо засмеялся, засматриваясь на мокрые волосы парня, облепившие его шею. На следы мурашек на открытых участках кожи, которые продолжали окроплять падающие с козырька укрытия капли. — Значит, я в твоём вкусе? — с усмешкой подытожил он, стягивая под недоумевающим взглядом собственную куртку с плеч. Игнорируя удивлённое: «Что?», являющееся ответом то ли на вопрос старшего, то ли на его действия, Ёнджун накинул на его голову кожанку, дабы сберечь содрогающегося от просочившейся под одежду парня колкого холода и дождя. И опережая вновь распахнутый рот Бомгю, собирающийся возмутиться чужой альтруистической заботе, о которой он не просил, старший наклонился ближе, проговаривая каждое слово: — Не поэтому ли ты тогда меня... поцеловал? Бомгю растерянно потупил взгляд, стоя на перепутье перед прямым вопросом. Он мог бы рассказать о болезненно-стонущем сердце, о собственной неразберихе в голове и дикой мешанине чувств, что в нём с избытком из-за старшего. Рассказать о бессонных ночах, потраченных на перечитывание переписок со старыми фотографиями, о трепетном ожидании их встречи и бесконечной тоске по их ночным вылазкам и просмотрам малобюджетных ужастиков. Он мог бы обнажить всю развороченную душу, чтобы Ёнджун сам собрал из разбросанных деталей нужную конструкцию, помог бы понять и ему, и самому себе причины и первоистоки. Мог бы вывернуться наизнанку, пустить под кожу и признаться в высокой вероятности бисексуальности и недвузначного притяжения к парням. Парню. Другу. Чхве Ёнджуну, которому нравились девушки. Бомгю тяжело сглотнул сухость в горле, выбрав иной путь, более приземлённый и прагматичный. Что не веял наивными мечтами о запретном с розовыми очками, сквозь которые Бомгю мог бы разглядеть в парне напротив взаимность и обоюдную симпатию. Что не интерпретировал тактильность старшего во что-то более, чем дружеские обжимания и дурачества. Что не стал бы окончательной причиной разрыва пошатнувшейся связи, вычеркнув Ёнджуна из своей жизни. Бомгю твёрдо решил придерживаться направления, не походящего на романтическое признание, половины слов из которого он ещё сам не понял. — ...П-прости меня, я-... поступил, как конченый мудак, — парень поджал губы, чувствуя острое покалывание в глазах. — Я должен был остаться тогда, должен был поговорить обо всём, но... мне было так страшно, — дыхания удушающе не хватало обоим, Бомгю не смел поднять взгляд, прикованный к обуви старшего, тот в свою очередь трепетно всматривался во влажнеющие глаза и молча молил парня перестать выглядеть так измученно. Иначе он прижал бы его к себе в крепких объятиях, плюя на выстроенный с такими усилиями диалог, чтобы утешить. Но Бомгю, наконец, приоткрывал для него завесу тайны той ночи, по нарастающей продолжая: — Ты справедливо злишься на меня, потому что я трусливая скотина. Справедливо, если проклинаешь в мыслях и брезгливо относишься к тому, что произошло из-за меня... Но я-... я-... — он сипло усмехнулся, подавляя вздрогнувший голос и настойчиво подступившие слёзы. Он упёрто проморгался, силясь оставаться стойким. — Блять, даже сейчас я не могу нормально попросить прощения... Потому что, чёрт побери, я не сожалею, что это было. Я знаю, что ты скажешь, что это «мерзко и неправильно». Это по-гейски, что так не должно быть. Но даже так я не жалею. Потому что я хотел этого. Чертовски сильно хотел, понимаешь? И мне так повезло, что ты был первым человеком, которого я... поцеловал. Именно поэтому я не считаю это ошибкой и чем-то отвратительным. Это эгоистично, я знаю, хён, я ужасен. Но я с-солгал бы, сказав, что искренне раскаиваюсь. Всё, что было, как бы ты ни думал об этом, очень важно для меня, — по одной из жарко горящих щёк парня пробежала несдерживаемая слеза. — Ты-... ты д-для меня... очень важен. Цепи, удерживающие Ёнджуна, размозжились в металлическую крошку — он в порыве прижал к себе парня за укрытую курткой макушку и сбивчиво зашептал, стараясь не вслушиваться в чужое рваное дыхание: — Всё, замолчи, придурок, хватит, — сжимал собственные челюсти, чтобы не поддаться желанию взаимно расчувствоваться. В его внутренности только что всунули производственный миксер и сделали из парня однородное смузи, жижу непонятного происхождения, в котором переплеталось слишком многое, чтобы вычленить хоть что-то одно. Его либо выпотрошили, либо обезглавили, либо оставили в анабиозе: любое вегетативное состояние описывало Ёнджуна в этот момент, его опустошение и беспросветную растерянность. Со стороны всё казалось киношной лентой, бегущей перед глазами, строками драматической книги, лирической пьесой. Так, словно Бомгю посвятил ему любовную балладу, хоть и несуразно, но так трогательно подбирая слова. Так откровенно выглядя при этом, будто Ёнджун в любую секунду мог сравнять его с землёй, заткнуть ударом по челюсти или плюнуть в ответ нечто гадкое и обидное. Он боялся чего-то, что поселилось в его голове искажённым представлением, не давая покоя даже сейчас, когда Ёнджун, вразрез всем предубеждениям, никуда его не отпускал: Бомгю стыдливо прятал горящие щёки в его плечо и боязливо жался в ответ, медленно обвивая спину старшего. Рой вопросов продолжал плодиться в голове, потому что ударяющие под дых ответы не дали ясности. Ни капли. Ёнджун крепко сжимал парня в объятиях, не понимая, что сам должен теперь чувствовать. Как реагировать на откровенные слова неопределённого контекста, считать ли это платонической любовью или приоткрытыми наклонностями парня, который, видимо, жаловал далеко не только девушек, как бы навязчиво ни надумывал старший обратное. Бояться, осуждать ли ему парня, что жался теснее и нервно дрожал всем телом после твёрдого «не сожалею» и «чертовски хотел». Как теперь понимать его постоянный румянец и цепкий, неотрывный взгляд, интерпретировать его слова в естественном ключе, а не с наклонностью в голубой налёт? Стоило ли ощущать постоянный дискомфорт от любого тактильного контакта и избегать его попыток быть ближе? Разве не так Ёнджун, в силу ориентации, должен себя чувствовать? ...Тогда почему на губах лёгкая улыбка от мёдом текущей в памяти фразы «ты мне важен», почему распускать необходимые обоим объятия совершенно не хотелось, почему сердце грохотало за рёбрами, будто запертый голодный зверь, требующий дополнительной порции откровений, больше провокационных вопросов, больше... чувств. Почему внутри всё взволнованно трепыхало, будто порхающие июльские агриадесы, по весеннему цветёт подобно бирюзовому лилейнику, воспевая мнимые оды лишь к одному человеку, который наконец находился привычно рядом. Почему же из всех подсознательно предсказуемых чувств он испытывал лишь безмятежную нежность и настоящую радость после осознания, что, сколько бы Бомгю наяву ни убегал, на самом деле стоял на пороге и набирался решимости выстрелить убийственным: «мне повезло, что ты первый»? Откуда столько бурлящей гордости и важности в Ёнджуне, что действительно оказался таковым, откуда столько игривого любопытства и пытливых фантазий — понравилось бы Бомгю больше, если бы старший рискнул сделать шаг навстречу? Почему вместо очевидного вопроса: «Так, получается, я тебе нравлюсь?» у Ёнджуна лишь дразнящее: «Хочешь ещё один мастер-класс по взрослым поцелуям, darling?», что не совсем воспринималось обыденной шуткой, а скорее... потаённым желанием? Ёнджун впервые ощущал себя таким невесомым и лёгким, утопая в греющем тепле и жаре чужого дыхания на плече. Затесался среди вороха переполняющих чувств, что упустил момент, когда Бомгю решительно отстранился и прямо заглянул в его глаза: — Не пойми меня н-неправильно, хён, — протараторил он, боясь, что уже поздно разбирать навороченный бардак. Пробовать вклинить новые подробности, которые обелят его репутацию в чужих глазах, маскировать уязвимые, выставленные напоказ места. Он считывал Ёнджуна по-своему, словно надуманный образ отторжения, с тенью разочарования и гнева, всё ещё стоял перед глазами. Он шумно вдохнул, собираясь нагнать ушедший поезд: — Мои чувства к тебе не изменились. Всё по-старому хён, и я хочу, чтобы и между нами всё так и оставалось. Как прежде, понимаешь? Ёнджун непонимающе уставился на него, медленно возвращаясь на землю. Снова чувствуя ледяные капли на своей коже, влажные волосы, облепившие лоб, и озябшую спину, оставленную без жарких ладоней. — Как прежде? — вслух переспросил он, без смысла и надобности. Так, словно подсознательно уже переместил их отношения на ранг выше, хотя о каких категориях он думал — всё ещё не ясно. Но Бомгю решительно наступал, потому что ни лжи, ни лукавства в его словах не было — ничего действительно не изменилось, его чувства всегда были особенными по отношению к парню, что спонтанный поцелуй стал лишь вытекающим последствием, а не внезапным переворотом, новой ступенью их развития. Он не врал об этом, но и не ощупал до конца все грани их Кеплеро-Пуансонских отношений. — Да, как прежде... Ты обещал мне устроить марафон самых всратых ужастиков, забить холодильник детским пюре и сводить поснимать ночью на набережную. И я не хочу просрать всё это, только лишь из-за своего придурошного выкидона. — Бомгю, это не... — старший попробовал защитить «придурошный выкидон», отбивая право на его существование у собственного владельца. Но тот твёрдо видел иное между строк, отвоёвывая свои убеждения и возможность всё ещё быть другом Ёнджуна: — Обещаю! — выпалил он так внезапно, что глаза старшего комично округлились. — Обещаю, больше никаких поцелуев! Бомгю закусил нижнюю губу, боясь услышать отказ или очередное: «Это не...», что дорисовывалось в его взвинченном мозгу, как «это невозможно». Казалось очевидным, что это именно то, о чём думал старший, так удивляясь чужому напору и напряжённо молча́ при этом. По правде, тот лишь развеивал собственные фантазии, которыми успел наполниться, успокаивая раскочегаренное сердце трезвым: «Из-за чего я так расстраиваюсь? Разве это не то, чего я хотел — обычного примирения?». Чего ещё он хотел, на самом деле? Отбросив нерешённые дилеммы, он поспешил натянуть невозмутимость и тепло улыбнуться, явно поддерживая чужую невербально вытянутую руку мира: — А как же угрозы про поцелуйные атаки? — Ёнджун подмигнул тушующемуся парню, после чего внезапно дважды чихнул в сгиб собственного локтя. Бомгю, подорвавшись как по команде, стянул со своей пригретой головы кожаную куртку и накинул её уже старшему, нравоучающе бормоча в ответ: — Выздоровей для начала, сопливая задница... И поговори с родителями. Потом вместе придумаем альтернативу, как тебя утешить. «Исходный вариант вполне меня устраивает», — чуть не ляпнул в ответ Ёнджун, вовремя осекаясь из-за противоречивости. Потому что в голове это не звучало дразнящей шуткой, скорее принятием. А такие громогласные решения в своей жизни он ещё не принимал, вверяя поначалу свой путь родительским умам. Освободившись от гнёта, он не знал, как начать двигаться самостоятельно, продолжая прислушиваться к мнению большинства и приглядываться к чужой жизни, пробуя перенимать привычки и модели поведения. Наощупь искать свой собственный путь. И пока он разлеплял новорождённые глаза, фокусируя свой взгляд в выбранном направлении, он послушно принял сторону Бомгю, очерчивая границы их взаимоотношений. Ведь нет ничего безопаснее и приемлемее, как «обычная дружба» между двумя парнями. Никаких привилегий и двузначных знаков. Никаких поцелуев, как и обещал ему младший. — Ловлю на слове, — улыбнулся Ёнджун уголком губ, оставляя всё как есть. Откидывая подальше навязчивое «друзей так не целуют» и собственное рвение поддаться разбухшему после клуба интересу проверить приоткрывшиеся рубежи, оказавшиеся довольно приятно любопытными для изучения. И не такими мерзкими, как он мог изначально думать. Всё, что связано с Бомгю, не могло быть мерзким по определению. Даже несмотря на то, что он парень, который полез к нему по пьяни целоваться; его губы всё так же продолжали приковывать, как и раньше, а прилагательное «очаровательный» не выселилось с чемоданами из обжитой черепушки. И этот загадочный парадокс не давал Ёнджуну покоя, словно он ожидал чего-то, сам не решаясь броситься в омут самопознания и анализа своего нескончаемого притяжения к человеку напротив. Давая Бомгю правление над ситуацией, принимая его сторону в ярлыке «прежняя дружба» и с усилием заставляя себя уверовать в правильность собственного решения, старший широко улыбнулся, мечтательно прикрывая глаза: — Ах, я так соскучился по острым токпокки тётушки Чхве. Когда я могу прийти угоститься ими ещё раз? Бомгю ворчливо надулся, приобнимая озябшие предплечья ладонями. — Тебе лишь бы пожрать, хён, бессовестный. — Ладно-ладно, — Ёнджун растормошил парня за плечи, привлекая внимание успевшего закатить глаза упрямца. — Ну а если серьёзно... когда я могу прийти к тебе? Тот по привычке оттопырил губы, силясь выглядеть неприступным, но старший продолжал тянуть лукавую усмешку и затыкать рвущееся «милый» поглубже в мутный первоисточник подобных вольностей. Он обязательно вернётся к этому позже, обдумывая, почему же нынешнее положение дел его не до конца устраивало, при всём здравомыслии и логичности. Что бы он хотел сделать или сказать, но не решался, оставаясь наповал поверженным после чувственных слов младшего. Почему дружбы ему казалось мало? Что лежало за её границами такого, что зачарованно вело к себе, привлекало бликующими переливами в глазах Бомгю, его красивой улыбкой и нисходящим румянцем на скулах? — Когда угодно, хён, — тот отвёл глаза, простодушно пожимая плечами. Так, будто ему всё равно на следующую их встречу. По правде, всё равно было лишь на причины их сопутствующие: будь то стряпня матери, марафон ужастиков или прогулки по городу — неважно. Он хотел бы видеть Ёнджуна как можно чаще, но признаться в этом было бы также странно, как и лезть к нему целоваться вновь, — чересчур опрометчиво и открыто. Слишком не по-дружески. Он поджал губы, чувствуя, что не справлялся с этим даже сейчас: — Да хоть сегодня, правда... для начала нужно придумать, как отсюда выбраться. — Думаю... — Ёнджун зашерудил рукой в кармане, наконец выуживая свой телефон. Его хитрая усмешка интриговала задуманной авантюрой, которая могла бы стать ключом к их спасению, — ...у меня есть план моментального призыва этих придурков. Встань-ка поближе.
***
Кожаная куртка накрывала уже две тёмные макушки, потому что старший настоял на этом. А ещё потому, что тесное соприкосновение тел позволяло разделить укрытие от дождя на двоих, оправдывая этим отсутствие какого-либо приличного расстояния между ними. Так было гораздо теплее, а сейчас любой источник обогрева был необходим — оба парня промёрзли до костей из-за облипшей мокрой одежды и порыва ветра, гуляющего по крыше здания. Поджимая Бомгю со спины к своей груди и заводя перед их лицами смартфон, Ёнджун поневоле жался ближе, чувствуя нарастающую лихорадку. Он почти уткнулся щекой во влажные волосы парня, боясь вдохнуть полюбившийся аромат и пропасть в нём, ведь экранная камера отразила бы его зависимость от чужого дурманящего запаха, его прикрытые от удовольствия глаза и уткнутый в тёмные пряди нос. Бомгю не делал ситуацию лучше — продрогший и трясущийся прижимался без сопротивления как можно плотнее, периодически оглядываясь на Ёнджуна за плечо, словно проверяя, не смущён ли тот из-за двузначной позы, не против ли чрезмерной тактильности. Но тот задумал нечто иное — куда более смущающее и дикое, но в то же время до безумия привлекательное и оправданное. По крайне мере, в его голове «сладкая месть» представлялась именно таким образом: — Готов? — прошелестел Ёнджун ему в район уха, выставляя в настройках камеры определённый параметр. — Гото-... стой, серия снимков? Зачем так много? — младший следил за шустрым клацаньем по экрану и оседающим каплям дождя на чужой руке, которую хотелось скорее укрыть в собственных ладонях и согреть. — Не отвлекайся, — строго отрезал Ёнджун, заставляя Бомгю встрепенуться и живо выставить пальцами знак мира. Сам же прижал зарумяненную щёку к его макушке и бодро скомандовал: — А теперь скажи «cheese»! — Che-e-ese! — послушно протянул Бомгю, обнажая зубы в широкой улыбке. Он был сосредоточен на вспыхивающем экране смартфона, стараясь не засматриваться на изображение расплывшегося в кошачьей усмешке старшего, который буквально через мгновение после невинного дружеского селфи скосил глаза на него и внезапно двинулся. А нет. Кажется двинулся Бомгю, определённо. Потому что почувствовал жгучую мягкость на своей скуле и сжатые на челюсти чужие пальцы, притянувшие его лицо под внезапный поцелуй. Выбитый из лёгких воздух, собственное неконтролируемое лицо, что моментально покрылось ещё большим румянцем, чем до этого, распахнутые в растерянности глаза. Потому что на экране смартфона был Ёнджун, что с прикрытыми веками прильнул губами к его лицу, оставляя на коже горячий след собственной ухмылки. Если в старшего вселился демон, не иначе имя ему Асмодей, что отражался ярым азартом во взгляде и успешно провёрнутой шалостью, запечатлённой рядом комичных фотографий — Бомгю был полностью раскрыт с головой и стоял в ступоре без возможности пошевелиться. «И что... это, блять, было?» — единственное, что он невербально посылал старшему, когда заторможенно развернул лицо в его сторону. Кажется, в Ёнджуне если всё же и были бесы или демонические создания, то их целый табор, водящий хороводы в честь удавшейся пакости. Тот шутливо похихикал собственной проделке и удовлетворённо отпрял от парня, открывая галерею на смартфоне. Из полученных снимков можно было собрать чудесную анимацию метаморфоз на лице Бомгю, и именно последние были заклинанием к призыву одного вздыхающего от своих голубых фантазий друга. — Готов поклясться, Terry завизжит через три... — пока Бомгю приходил в себя, оглаживая щёку от огненного клейма, Ёнджун расплывался в довольной улыбке, видя галочки прочитанного сообщения. — Два... — собеседник в открытом диалоге что-то молниеносно начал строчить, подтверждая теорию Ёнджуна. — Один... ✨Terry_K✨: JESS CHRST WAT THE FCKNG HDHTAKVNVN!!!!! 13:44 ✨Terry_K✨: IM COMING!!! БУКВАЛЬНО, ВО ВСЕХ СМЫСЛАХ!!! 13:44 — Такой предсказуемый, — хмыкнул Ёнджун, убирая телефон восвояси. Младший продолжал неморгающе пялиться на него, словно ждал вразумительного объяснения той дикости, на которую парень решился. Тот, по правде, решался недолго — лишь позволил свербевшему внутри желанию просочиться наружу в такой лёгкой форме, которую ещё можно было оправдать. Поцеловать любого другого парня в щёку не представлялось возможным — не было ни причин, ни желания, ни рвения к такому, и представляя в голове иного человека рядом, никто, кроме Бомгю, не подходил. А разбираться, почему именно к нему такое привилегированное отношение, без примеси мерзости и отторжения, слишком сложно и муторно — внутри гора папок с анализом поведения, мнимых сигналов тела и эмоций, что пробивали верхние границы. «Потом, всё потом», — как по заученному повторял себе старший, игнорируя накопленный материал для изучения. — Чего смотришь? Теперь мы квиты, — парень вздёрнул брови, дерзко ухмыляясь заторможенному младшему, что никак не мог прийти в себя. Элементарно поверить в существование такого Ёнджуна; существование доказательства лёгкого поцелуя в его телефоне и пламенного следа чужих губ на коже, не остужаемого ни каплями дождя, ни промёрзшими пальцами. Разве сам Ёнджун не хотел обсудить былое и попытаться затереть в памяти, как прошедший не самый приятный опыт, а не игриво поддразнивать его, припоминая содеянное? Так, словно его это забавляло и совсем не смущало? Не отталкивало? — А нет, не совсем квиты. Ещё мне нужно сделать так! — пуще развеселившись, Ёнджун крутанулся из-под куртки и внезапно отбежал в сторону, из укрытия узкого козырька, обрушая на себя ещё бóльший поток ливневого дождя и порыва ветра. — Т-ты... ты, блять, совсем больной, хён? А ну иди сюда, живо! — Бомгю несмело, но рванул за парнем, который не намеревался сокращать их расстояние, пятясь наутёк. В этот момент парень прикинул, что старшего внезапно застигла ранняя деменция, что была почти оправдана в его-то возрасте... Он бы даже пошутил об этом, если бы дробь мощного потока дождя не заглушала его голос, и глаза хотя бы секунду исправно фокусировались сквозь водную вуаль. Какая такая муха укусила Ёнджуна, заражая его жопу озорством и желанием поиграть в догонялки в такую погоду и при его шатком здоровье, — неизвестно. Но муха наверняка из семейства ебанутых. Пока Бомгю пробовал сохранить хладнокровие и не сорваться на бег за умалишённым старшим, который упёрто пятился от него, названный безумец лишь задорно хихикал и подначивал петляющего между скоплений лужиц друга: — Что? Неприятно, когда от тебя убегают, да, дорогуша? — Придурка кусок, разболеешься же! — пыхтя от смеси волнения, стыда и раздражения, Бомгю наращивал темп, в итоге ведясь на откровенную провокацию. Шустрый и длинноногий Ёнджун скакал между лужами, как великая примадонна на сцене помпезного театра, в то время как младший, подбирая самые отборные ругательства и крепкие словечки, сыпал ими вдогонку упархивающему от него парню, потому что лишь скорость распространения звука способна была настигнуть его. — Блять, вот сляжешь с ангиной, даже не смей меня набирать! — бегающий за ним по пятам Бомгю, цепко придерживая кожаную куртку обеими руками и пробуя сдувать облепившие лицо мокрые пряди, выглядел так забавно и мило, что даже его рокочущий в голосе бас не пугал Ёнджуна. — Разве ты не будешь первым, кто прибежит меня лечить? — самодовольно протянул старший, позволяя Бомгю сократить расстояние. Но лишь за тем, чтобы вновь попятиться назад за секунду до того, как тот мог бы дотянуться до него рукой. Младший только злился и испускал пар из ушей и каждой поры раскрасневшегося лица, силясь сохранить последние капли самообладания и адекватности. Но рядом со старшим эти понятия разлетались в пух и прах, особенно когда тот выглядел таким заведомо победившим и напыщенным. Невыносимый подлец. — Сдался ты мне! — воскликнул он с упорством, наперекор словам стараясь нагнать неугомонного парня. Парня, повышенную температуру которого он чувствовал ещё при тесных объятиях и слышал остаточный хрип в голосе — следствие недолеченности. Но тот решил выбить клин клином, отдаваясь пасмурному небу, превращающему поверхность крыши в душевую кабину. — Дорогуша, ты заскучаешь по мне быстрее, чем аспирин растворится в кружке, — не унимался старший, наконец остановившись. И на опережение новой волны негодования в свою сторону, за пару широких шагов приблизился вплотную к Бомгю, вновь натягивая на мокрую голову свободный край куртки. И теперь, когда между ними не было свободного пространства и глаза Ёнджуна неотрывно вперились в чужие, младший мог лишь рвано дышать от бега и давиться заготовленной руганью. Мог лишь стараться не пялиться на игривую улыбку Ёнджуна и ею через силу не заражаться. — Разве я не прав? — ...Да пошёл ты, — буркнул Бомгю вместо внятного ответа, потому что отрицать выдвинутую догадку определённо не смог бы. Вышло бы неправдоподобно, за сколькими бы слоями равнодушия и отрешённости он ни прятался. Ёнджун умело вскрывал каждый из них, смотря куда-то намного глубже, чем на тёмные зрачки парня, отчего-то слегка расширенные. — Но ты ведь скучал по мне, не так ли? — его вкрадчивый и сниженный на пару тонов голос почти сливался с дробью дождя по металлическим пластинам и бетону, отдавая лёгкой посеянной надеждой в вопросе. Ему не нужно было услышать то, что он видел в закусанной нижней губе парня, наморщенном носе и скромно отведённом взгляде. В его попытке защититься от прямых расспросов, умалчивая о причинах растекающегося по скулам румянца и неловком растирании собственных предплечий. Молчаливое согласие, которому не нужно прозвучать, чтобы быть понятым. На самом деле, Бомгю и так достаточно сказал сегодня, чтобы и Ёнджун нашёл в себе решимость быть чуть искреннее, наклонив голову ближе в поиске зрительного контакта: — Я вот, например, по тебе дико скучал, darling. Бомгю метнул на него растерянный взгляд, будто ослышался. Но старший улыбался так открыто и ясно, словно на улице стояла знойная жара, а не промозглый ливень с хмурыми тучами. Не найдя ни единого признака сомнения или лукавости в его словах, Бомгю захотел нарушить данное ранее обещание про поцелуи и ринуться ближе, отвечая действом на всё и сразу — ведь старший буквально в десятке жалких сантиметров, открытый для атаки. Будто сам выжидал её с этим нечитаемо-загадочным выражением лица: вяло сползающая улыбка, с машинально проскользнувшим языком, и падающий всё ниже взгляд, на чужие приоткрытые губы. Иллюзорная выдумка не иначе. Или их обоих вело из-за дурманящей атмосферы, или Бомгю окончательно свихнулся, ломая только-только прикрученные, новёхонькие тормоза. Обмениваясь рванным дыханием и чувствуя подкашивающиеся ноги, Бомгю и вовсе перестал ощущать окружающий мир. Ведь сам он, целый мир, был во плоти перед ним с затуманенным взглядом, с виднеющимся на радужке иностранным шифром, который хотелось декодировать и понять. Процесс компилирования запустился бы и интерпретировал пару поверхностных понятий, если бы не: — HERE WE ARE! — А вот и мы! Двое новоприбывших распахнули металлические двери, ведущие на крышу. Голос, прозвучавший экстренной сиреной в голове, развеял сгущённую атмосферу между промокшими парнями, что, словно пробудившись от заклятия, развернулись на спасительное явление. Кан, таращась во все глаза на выглядывающих из-под общей разделённой куртки парней, хотел было уже рвануть ближе, чтобы убедиться в действительности прекрасной картины. Но брезговал подставить залитую лаком причёску под разразившийся ливень. Поэтому, обнажая белёсую улыбку во все имеющиеся зубы, он подставил ладони ко рту, пробуя пробраться собственным голосом сквозь столп дождя: — Хотел бы я видеть вас двоих, таких же мокрых и плотно прижимающихся, при других условиях, but it is what it is! Кажется, что Ёнджун, что Бомгю закатили глаза одновременно, заразительно улыбаясь появившимся лицам. Субин скромно выглядывал из-за угла, виновато заламывая брови, и мялся на месте, бросая взгляд на грузные тучи, что продолжали изливаться горькими слезами на землю, на двух ютившихся под кожанкой, промёрзших по их вине, парней. Вине, правда, относительной, потому что вынужденное заточение было необходимо, чтобы столкнуть упёртых баранов лбами друг с другом, дать возможность без лишних глаз и ушей поговорить и решить всё наедине. И то, насколько их нехитрые манипуляции окупились, предстали перед глазами лучшей наградой из возможных — нет ни былого плохо скрываемого напряжения, ни старательного игнорирования и морозных фраз, мимолётно проскальзывающих якобы случайно. Лишь прежнее отсутствие пространства между ними, растекающиеся по лицам улыбки и цепляющиеся друг за друга взгляды, которые никто из них не спешил отвести. Но Субина интересовал ещё один момент, что продолжал назойливо крутиться в голове медовой пчелой: как много Бомгю ему рассказал? И на что из этого у Ёнджуна нашёлся ответ? Рассмотрел ли он скрытую между строк истину или сам в себе её ещё не отыскал? Пока Кан не отпустил что-то более, по его мнению, остроумное, Ёнджун раздражённо пригрозил на опережение: — Calm fucking down your dirty mind, perv, — он показательно приобнял Бомгю и бодро растормошил его за плечо, будто подтверждая этим их возвращённое приятельство. — We're just friends. — Sure, sure, — отмахнулся абсолютно непроницаемый Кан. В его личной переписке имелось веское доказательство утверждать обратное, но Субин настоятельно попросил вести себя поадекватнее. «Тэхён-щи, пожалуйста, никакого злорадного хихиканья и пошлых шуточек», — но что первого, что второго было в избытке: Кан сдерживал радостное улюлюканье и выставленный в сторону «нормальных» друзей палец со словами: «Bullshit! Stop lying to yourselves!». Всё, казалось, видно на поверхности, стоило только протереть глаза, застеленные пеленой искажённого восприятия, и разглядеть суть, но оба друга слишком вжились в свои шкуры, чтобы осмелиться из них вылезти. Слишком натянуто улыбались, пробуя переубедить Кана в том, в чём он мог защитить пару докторских диссертаций. — Come on, friends, let's get out of here or maybe you wanna turn into brass monkeys? Или вы хотите ещё побыть вдвоём? Тогда могу предложить пару способов согреться... Кан заигрывающее подмигнул, заставляя всех находящихся зайтись почти в синхронном хоре: — Тэхён-щи... — Тэхённи! — Terry, блять! После чего Ёнджун утянул Бомгю в сторону выхода, по пути осуждающе впиваясь взглядом в перестаравшегося юмориста. Субин упёр кулаки по бокам, помогая в рытье канавы собственными пронизывающими глазами: все его напутствия ранее успешно были посланы куда подальше. А Ёнджун с Бомгю старательно делали вид, будто не стояли под дождём с накрытой на головы курткой и расстоянием между носами в пару сантиметров. Будто Субин не успел высмотреть протекающие химические реакции между ними, электрические разряды в воздухе и магнитное притяжение двух противоположных полюсов, пока те не замечали так кстати распахнутых дверей. Пока не замечали что-либо ещё важного, кроме друг друга. — I'm just joking, jesus christ! — взвыл брошенный троицей Кан, что последовал за ними в одиночестве. Правда, все и так знали, что он далеко не joking и ему совершенно не совестно за очередные голубые подначивания. Кое-кто даже втайне был готов повестись на его предложение и действительно остаться на крыше подольше, дабы разделить больше времени со старшим. Но этот кое-кто решил, что лучше попросит свою маму приготовить на ужин острых токпокки и позовёт Ёнджуна к себе, оправдывая этим собственную ненасытную одержимость. Он не знал, что старшему не нужны причины, чтобы побыть с ним рядом. Ведь тот сам об этом ещё не догадывался.
