друг брата|nkeeei

рассказ

Он пришел в ярость.
Она переполняла его, пульсировала. Одной рукой он стискивал руль до побелевших костяшек, а другая лежала на рычаге переключения передач, сжимаясь и разжимаясь, словно он хотел кого-то задушить. Фонари освещали его красивое лицо, пока мы мчались по темным улицам, и я видела напряженно поджатые губы и нахмуренные брови.
Когда я рассказала о происшествии с Лиамом возле «Крипты», его ярость чуть не разнесла меня на кусочки.
– Я в порядке, – заверила я, обхватив себя руками. Мой голос прозвучал слабо и неуверенно. – Правда.
Он только сильнее разозлился.
– Если бы ты ходила на крав-мага, как я просил, он бы не смог так тебя схватить, – голос никиты звучал мягко. И смертоносно. Я вспомнила его лицо, когда он избивал Лиама, и по спине пробежал холодок. Я не боялась, что никита навредит мне, но зрелище рвущейся наружу силы вызывало тревогу. – Ты должна научиться самообороне. Если бы с тобой что-нибудь случилось...
– Я смогла себя защитить.
Я поджала губы. Я не видела Лиама на балу, но там было столько народу, что неудивительно. рита раздобыла мне приглашение на бал, и я встретила там знакомых выпускников. Мы замечательно пообщались, но я устала от разговоров с другими гостями и уже собиралась уходить, когда Лиам настиг меня в гардеробной.
Сегодня он опять был под наркотиками. Я поняла по увеличенным зрачкам и маниакальной энергии. Когда мы были вместе, он никогда такого не делал – во всяком случае, насколько мне известно. Принятое вещество ввергало его то в ярость, то в печаль.
Несмотря на сделанное и сказанное, я испытывала к нему жалость.
– На этот раз, – подчеркнул никита. – Кто знает, как все может обернуться в другой?
Я открыла рот, чтобы ответить, но прежде, чем слова вырвались наружу, в мою голову хлынули образы и звуки, заставляя молчать.
Я бросила в пруд камень и захихикала, увидев на гладкой поверхности круги.
Пруд был моим любимым местом на заднем дворе. У нас были мостки, выходящие прямо на середину, и летом егор любил с них прыгать, пока папа рыбачил, мама читала журналы, а я бросала камни. егор вечно дразнил, что я не умею плавать, а тем более – прыгать.
Но я собиралась. Мама записала меня на уроки плавания, и я собиралась стать лучшим в мире пловцом. Лучше, чем егор, который возомнил, будто превосходит меня во всем.
Я ему покажу.
Я нахмурилась. Ведь совместных летних дней на пруду больше не будет. С тех пор, как папа переехал и забрал егора.
Я по ним скучала. Иногда бывало одиноко, особенно когда мама перестала играть со мной, как раньше. Теперь она только кричала в трубку и плакала. А иногда сидела на кухне и просто пялилась в пустоту.
Это меня расстраивало. Я пыталась ее развеселить – рисовала ей картинки и даже дала ей поиграть с бетой, моей самой-пресамой лучшей и красивой куклой, но бесполезно. Она все равно плакала.
Правда, сегодня было полегче. Мы впервые играли у пруда с тех пор, как уехал папа, – может, ей стало лучше. Она ушла в дом за кремом от солнца – она всегда переживала из-за веснушек и подобных вещей, – но когда вернется, я планировала попросить ее поиграть со мной, как раньше.
Я подняла еще один камень. Гладкий и плоский, идеально подходящий для кругов. Я замахнулась, чтобы его бросить, но почувствовала цветочный аромат – мамины духи – и отвлеклась.
Я промахнулась, и камень упал на землю, но мне было все равно. Мамочка вернулась! Теперь мы могли поиграть.
Я повернулась с широкой, беззубой улыбкой – на прошлой неделе у меня выпал передний зуб, и я нашла под подушкой пять долларов от зубной феи, что было суперкруто, – но внезапно она меня толкнула. Я полетела вперед, упала с мостков, и мой крик поглотила вода, хлынувшая в лицо.
Реальность резко затянула меня обратно. Я согнулась пополам, тяжело дыша, и по лицу струились слезы. Когда я начала плакать?
Неважно. Главное, я плакала сейчас. Рыдала так отчаянно, что заложило нос и разболелся живот. Соленые потоки бежали по щекам и капали с подбородка на пол.
Возможно, я наконец сломалась, раскололась перед миром на куски. Я всегда знала о собственной ненормальности – забытое детство, невнятные кошмары, – но мне удавалось прятать ее за улыбками и смехом. До нынешнего момента.
Обычно кошмары пробирались ко мне во время сна. И никогда не поглощали наяву.
Возможно, всплеск адреналина из-за происшествия с Лиамом активизировал в мозгу какой-то триггер. Если мне придется волноваться не только ночью, но и днем...
Я прижала ладони к глазам. Я проигрывала.
Прохладная сильная рука легла на мое плечо.
Я подскочила, внезапно вспомнив, что не одна. Что у моего внезапного унизительного срыва есть свидетель. Я даже не заметила, как никита съехал на обочину.
Если раньше он был в ярости, то теперь словно сошел с ума. Но не психовал от злости – если только совсем чуть-чуть, – а скорее впал в панику. Безумный взгляд, мускул на подбородке дергается так быстро, словно живет собственной жизнью. Я никогда не видела его таким. Рассерженным – да. Раздраженным – определенно. Но не таким. Словно при виде моей боли он хотел сжечь целый мир.
Мое наивное сердце запело, прорубая тропку надежды сквозь охватившую меня панику. Потому что люди не смотрят таким взглядом, если им все равно, а я поняла: я хочу, чтобы никите коробыко было не все равно. Очень хочу.
Я хотела, чтобы ему было не все равно из-за меня, а не из-за данного моему брату обещания.
Ужасное время для подобных осознаний. Я в полном безумии, а он недавно чуть не убил моего бывшего.
Я прерывисто вздохнула и вытерла с лица слезы.
– Я его уничтожу, – слова никиты разрезали воздух, словно смертоносные ледяные лезвия. У меня на коже выступили мурашки, и я задрожала, стуча зубами от холода. – Все, к чему он прикасался, всех, кого он любил. Я уничтожу их, пока они не превратятся в горстку пепла у твоих ног.
Едва сдерживаемая жестокость должна была меня ужаснуть, но я странным образом чувствовала себя в безопасности. Рядом с ним я всегда чувствовала себя в безопасности.
– Я плачу не из-за Лиама, – я глубоко вздохнула. – Хватит о нем, ладно? Давай спасем остаток вечера. Прошу.
Мне нужно было отвлечься от событий сегодняшнего дня – я чувствовала, что иначе вот-вот заору.
Через несколько мгновений плечи никиты расслабились, хотя лицо оставалось напряженным.
– Что ты задумала?
– Хорошо бы поесть, – на балу я слишком нервничала и не могла есть, а теперь умирала с голоду. – Что-нибудь жирное и ужасное. Ты ведь не из поборников здоровья, верно?
У него было такое рельефное тело, словно он питался исключительно протеином и зелеными смузи.
В его взгляде промелькнуло удивление, и он издал короткий смешок.
– Нет, солнце. Я не из поборников здоровья.
Десять минут спустя мы остановились перед закусочной, где, судя по виду, подавали исключительно вредную еду.
Идеально.
Когда мы зашли, в нашу сторону повернулись все головы. И их сложно было винить. Не каждый день в закусочные заходят парочки в вечерних нарядах. Я попыталась хоть как-то привести себя в порядок, прежде чем выходить из машины, но косметики с собой у меня не было.
Меня окутало что-то теплое и шелковистое, и я поняла, что никита снял и накинул мне на плечи свой пиджак.
– Холодно, – ответил он на мой вопросительный взгляд. Он сердито глянул на компанию парней, разглядывающих меня – вернее, мою грудь – с соседнего столика.
Я не стала спорить. Было действительно холодно, а мое платье почти ничего не прикрывало.
Я не стала спорить и когда никита повел нас в глубину заведения и посадил меня лицом к стене, подальше от посторонних взглядов.
Мы сделали заказы, и я неловко заерзала под тяжестью его взгляда.
– Расскажи о случившемся в машине, – на этот раз он говорил мягко, без приказного тона. – Если не из-за Лиама, то почему ты...
– Впала в истерику? – Я крутила на пальце прядь волос. Я не рассказывала о потерянных воспоминаниях и кошмарных снах никому, кроме семьи и близких друзей, но чувствовала странное желание выложить правду никите.
– Меня посетило... внезапное воспоминание. Из детства.
Все эти годы я убеждала себя, будто вижу вымышленные кошмары, а не фрагменты воспоминаний, но больше себя обманывать не получалось.
Тяжело сглотнув, я коротко рассказала никите о прошлом – то, что могла вспомнить. Получился вовсе не тот легкий разговор, который я представляла, предлагая «спасти остаток вечера», но закончив, я почувствовала себя в десять раз лучше.
– Мне сказали, это мама. У родителей тяжело проходил развод, и вроде как у мамы случилось нечто вроде нервного срыва, и она столкнула меня в озеро, зная, что я не умею плавать. Я бы утонула, если бы в тот момент не заехал за какими-то документами отец и не увидел случившееся. Он меня спас, а маме становилось все хуже, и в итоге она себя убила. Говорят, мне повезло остаться в живых, но... – я судорожно вздохнула, – иногда мне так не кажется.
никита терпеливо меня слушал, но на последнем предложении его глаза опасно вспыхнули.
– Не говори так.
– Знаю. И сама не хочу себя жалеть. Но помнишь, что ты сказал на балу? Насчет моей жажды любви? Ты прав, – у меня задрожал подбородок. Возможно, я сумасшедшая, но сейчас, в укромном углу какой-то закусочной, сидя напротив мужчины, о чьей симпатии я догадалась лишь несколько часов назад, мне захотелось поделиться самыми сокровенными мыслями. – Моя мама пыталась меня убить. Папа едва обращает на меня внимание. Родители должны дарить детям больше всего любви, но... – по моей щеке потекла слеза, а голос сорвался. – Я не знаю, что сделала не так. Может, недостаточно старалась быть хорошей дочерью...
– Нет, – никита взял меня за руку. – Не вини себя за идиотские поступки других людей.
– Я пытаюсь, но... – еще один судорожный вздох. – Именно поэтому меня так задела измена Лиама. Я была не слишком в него влюблена, и это не разбило мне сердце, но он – очередной человек, который не смог меня любить.
В груди болело. Если проблема не во мне, почему так постоянно происходит? Я пыталась быть хорошим человеком. Хорошей дочерью, хорошей девушкой... Но как бы ни старалась, все заканчивалось болью.
У меня был егор, были подруги, но есть разница между платонической любовью и глубокой связью человека с родителями и второй половинкой. Во всяком случае, так считается.
– Лиам – идиот и засранец, – заявил никита. – Если ты позволишь дрянным людям определять твою ценность, то никогда не поднимешься выше их скудного воображения. – Он наклонился вперед, пристально глядя мне в глаза. – Не нужно лезть из кожи вон, чтобы тебя любили, Ава. Любовь не зарабатывают, ее дарят.
У меня заколотилось сердце.
– Я думала, ты не веришь в любовь.
– Лично я? Нет. Но любовь – как деньги. Ее ценность определяется теми, кто в нее верит. А ты явно веришь.
Очень циничный подход, в стиле никиты, но я ценила его прямоту.
– Спасибо. Что выслушал меня и... За все.
Он отпустил мою руку, и я сжала ее в кулак, пытаясь сберечь его тепло.
– Если правда хочешь меня отблагодарить, запишись на крав-мага. – никита поднял бровь, и я мягко рассмеялась, благодарная за небольшую передышку. Вечер выдался тяжелый.
– Хорошо, если ты согласишься мне позировать.
Идея возникла спонтанно, что чем больше я думала, тем яснее понимала: я еще никого не хотела сфотографировать так сильно, как никиту. Мне хотелось снять все слои и добраться до пламени, которое – я точно знала – скрывалось в холодной красивой груди.
никита раздул ноздри.
– Ты торгуешься.
– Да, – я задержала дыхание, надеясь, молясь.
– Ладно. Одна фотосессия.
Я не смогла сдержать улыбки.
Я не ошиблась. У никиты коробыко многослойное сердце.