друг брата|nkeeei

хочешь?

Я несколько дней не могла решить, где снимать никиту: в студии или на улице.
Я серьезно относилась ко всем фотосессиям, но эта воспринималась иначе. Более интимно. Более... судьбоносно, словно от нее зависела дальнейшая жизнь, и не только потому, что я могла добавить ее в свое портфолио.
На два часа никита коробыко окажется в моем полном распоряжении, и я не упущу ни секунды.
Я все-таки решила снимать его в студии. Забронировала место в университетском корпусе для фотографов и с волнением ждала его появления.
Я нервничала сильнее, чем следовало, но, вероятно, причиной был увиденный накануне ночью крайне непристойный сон. Про меня, никиту и позиции, которым позавидовал бы любой акробат.
Я краснела даже от воспоминания.
Пытаясь прогнать неуместные эротические образы, я крутила в руках камеру и пялилась в окно, где на деревьях расцвели оттенки осени и листья лениво вертелись на легком ветру. Красный, желтый, оранжевый – пожар в воздухе. Знак перехода от жарких безмятежных летних дней к ледяной, промозглой красоте зимы.
Был сентябрь, но совсем иная зима ворвалась в студию в облаке восхитительной пряности и холодной сдержанности.
Стройную, мощную фигуру никиты подчеркивал полностью черный наряд – черное пальто, черные брюки, черные ботинки, черные кожаные перчатки. Резкий контраст с бледной красотой его лица.
Пальцы сильнее сжали фотоаппарат. Моя творческая душа трепетала, отчаянно желая ухватить тайну и отобразить ее на бумаге.
Я пришла к выводу, что самые тихие и сдержанные люди часто становятся лучшими моделями для портретов, поскольку от них требуется не говорить, а чувствовать. Тот, кто сдерживает эмоции каждый день, чувствует и любит сильнее прочих, а лучшие фотографы умеют ловить каждую каплю эмоций и формировать из них нечто интуитивно понятное. Универсальное.
Мы с никитой не поздоровались. Ни словами, ни даже кивком.
Но молчание вибрировало в воздухе, пока он снимал куртку и перчатки. Не слишком сексуальные действия, но в этом мужчине сексуальным казалось все. Как сильные, уверенные пальцы без промедлений и остановок расстегивали каждую пуговицу; как двигались под рубашкой руки и плечи, когда он вешал пальто на крючок; как он направился ко мне, словно пантера к жертве, с горящими от напряжения глазами.
Бархатистые крылья бабочек коснулись моего сердца, и я вцепилась в камеру, приказывая себе не трястись и не отступать. В животе собралось влажное тепло, и каждый миллиметр тела превратился в оголенный нерв, гиперчувствительный и зудящий от возбуждения.
Он ко мне даже не прикасался, а я уже возбудилась до дрожи. Думала, такое бывает только в книгах и фильмах о любви.
Зеленые глаза вспыхнули, словно он точно знал о моей реакции. Как затвердели соски под толстым свитером, как влажно стало у меня между ног. Как я хотела его поглотить, проникнуть в каждую трещинку его души, чтобы он больше никогда не был одинок.
– Где мне расположиться? – Я впервые в жизни услышала в его голосе смущение, превратившее обычно четкие, авторитарные интонации в нечто более мрачное. Порочное.
Где ему расположиться? Везде. Надо мной. Подо мной. Внутри меня.
Я облизала внезапно пересохшие губы. Алекс бросил на них взгляд, и все мое тело запульсировало.
Нет. Я не школьница на свидании. Я профессионал. И я на работе.
Снимаю портретную фотосессию, ровно такую же, как бесконечное количество предыдущих.
Разумеется, раньше мне никогда не хотелось швырнуть модель на пол и скакать на ней до второго пришествия, но это мелочи.
– Эмм, давай сюда, – прохрипела я и указала жестом на стул, установленный на белом фоне.
Я выбрала самую простую обстановку. Ничто не должно было отвлекать от никиты – впрочем, это и невозможно. Его присутствие словно стирало все вокруг, пока не оставался исключительно он один.
Он грациозно опустился на стул, я проверила настройки и сделала несколько пробных снимков. Даже без позирования фотографии смотрелись великолепно – его прекрасные черты и пронзительные глаза словно были созданы для камеры.
Я поддалась своей бессовестной страсти и провела следующий час, выманивая его из раковины, пробуя разные позы и уговаривая его расслабиться.
Сомневаюсь, что никита понимал значение этого слова.
Снимки выходили красивые, но им не хватало эмоций. Без эмоций красивая фотография – лишь фотография.
Я попыталась раскрыть его с помощью болтовни обо всем подряд, от погоды до последних новостей о егоре, но он оставался напряженным и настороженным.
Я попробовала другую тактику:
– Расскажи о своем самом счастливом воспоминании.
никита поджал губы.
– Я вроде как пришел на фотосессию, а не на психотерапию.
– Если бы ты пришел на психотерапию, я бы потребовала с тебя пятьсот долларов за час, – парировала я.
– Ты переоцениваешь себя в качестве терапевта.
– Если не можешь меня себе позволить, так и скажи, – я сделала еще несколько снимков. Наконец. Признаки жизни.
– Дорогая, я могу заполучить тебя по щелчку пальцев, и мне не придется платить ни единого пенни.
Я опустила фотоаппарат и сердито на него посмотрела.
– И как это понимать?
Губы никиты изогнулись в легкой ухмылке.
– Ты меня хочешь. Все эмоции написаны на твоем лице.
Я сжала бедра, буквально сгорая от стыда – казалось, я вот-вот превращусь в кучку пепла.
– Ну и кто теперь себя переоценивает? – выдавила я. Раньше никита никогда не говорил со мной так откровенно. Обычно он пресекал любые намеки на наше взаимное притяжение, а теперь вдруг заявил, что я его хочу.
И был прав, но все же.
никита наклонился вперед, сложив ладони. С элегантной небрежностью, но настороженно. Дожидаясь, когда я попадусь в ловушку.
– Скажи, что это неправда.
Я вновь облизала губы, и его взгляд метнулся к моему рту. Крошечное, но безошибочное движение, придавшее мне уверенности и побудившее сказать слова, на которые иначе я бы никогда не осмелилась.
– Правда. – Я едва сдержала улыбку, увидев удивление в его глазах. Он не ожидал откровенности. – Но ты тоже меня хочешь. Другой вопрос, не побоишься ли ты это признать?
Густые темные брови никиты поползли вниз.
– Я ничего не боюсь.
Ложь. Месяц назад я бы ему поверила, но теперь нет. Каждый чего-то боится; это делает нас людьми. А никита коробыко – при всем его самоконтроле, всей его власти – оставался человеком, и это восхищало, пугало и разрывало сердце на части.
– Ты не ответил на вопрос, – я подошла к нему, повесив камеру на шею. Он не двинулся ни на миллиметр, даже когда я провела пальцами по его подбородку. – Признай, ты тоже меня хочешь.
Сама не знаю, откуда во мне взялась такая дерзость. Я всегда ждала первого шага от мужчин – отчасти из страха оказаться отверженной, отчасти из-за застенчивости.
Но я чувствовала: если я буду ждать никиту, возможно, мне придется ждать вечность.
Настало время брать ситуацию в свои руки.
– Если бы я тебя хотел, уже взял бы, – с убийственной мягкостью сказал никита.
– А может, ты просто боишься.
Я играла с огнем, но это лучше, чем мерзнуть в одиночестве.
Я замерла, когда никита провел пальцами по моей шее и по плечу. Его губы изогнулись в ухмылке.
– Нервничаешь? Я думал, ты этого хочешь, – поддразнил он. Его рука опустилась ниже, к изгибу моей груди. Ледяные озера в глазах растаяли, выпуская огненный вихрь, обжигающий с макушки до пят.
У меня закружилась голова. Соски превратились в твердые бусины, все тело пульсировало. Почему-то мне было плохо из-за отсутствия его прикосновений в тех местах, где я больше всего этого хотела; нетерпение обострило чувства, и кожа покрылась мурашками от фантомных ласк.
– Я такого не говорила, – выдохнула я. Господи, как стыдно. О чем я только думала? Я же не роковая женщина и не... кто там похож на роковую женщину.
Четко мыслить не получалось.
никита провел пальцем по моей груди, и я застонала. Застонала. От прикосновения, которое длилось меньше двух секунд.
Я хотела умереть.
Его зрачки расширились, и зеленые глаза превратились в черные затмения, окруженные нефритовым огнем. Он убрал руку, и прохладный воздух поспешил на смену теплому прикосновению.
– Заканчивай фотосессию, Ава.
Грубость в его голосе царапнула кожу.
– Что? – меня слишком шокировала внезапная перемена настроения.
– Фотосессия. Закончи ее, – процедил он. – Если не хочешь начать то, что не готова закончить.
– Я...
Фотосессия. Точно.
На дрожащих ногах я сделала несколько шагов назад и попыталась сосредоточиться. никита сидел с прямой спиной и бесстрастным лицом, пока я суетилась вокруг, пытаясь запечатлеть каждый изгиб.
Тишину нарушал лишь низкий гул обогревателя.
– Ладно. Мы закончили, – объявила я через двадцать минут мучительной тишины. – Спасибо...
никита встал, схватил пальто и молча вышел.
– ...что согласился, – закончила я, и слова эхом разлетелись по пустой комнате.
Я тяжело выдохнула. никита был самым переменчивым человеком из всех, кого я знала. В одну минуту – нежный и заботливый, а в другую – внезапно закрытый и отдаленный.
Я пролистала фотографии.
Ого. Вау. После нашего... взаимодействия эмоции никиты хлынули с экрана, и да, в основном это было раздражение, но его раздражение выглядело лучше иного удовлетворения. Тени на острых линиях бровей, взгляд, сжатая челюсть... Возможно, это были мои лучшие снимки.
Я остановилась на одном из последних, и у меня замерло сердце.
Я была так увлечена процессом, что не обратила внимания, но теперь мне стало ясно как день. Когда никита посмотрел на меня, на его лице отобразилось сильнейшее желание – взгляд прожигал камеру, проникая мне прямо в душу. Но лишь на одной-единственной фотографии – видимо, секундная промашка.
Слетевшая маска, пусть и на несколько мгновений.
Но иногда достаточно нескольких секунд, чтобы изменить чью-то жизнь. И когда я выключила фотоаппарат и принялась дрожащими руками собирать оборудование, меня не отпускало чувство, что моя жизнь изменилась навсегда.