Кровь и мёд

Жизнь с чистого холста

❞

Темнота вокруг сгущается, нападает и впивается в кожу, чтобы цепкими когтями расцарапать грудную клетку. Свет исчез навсегда, поэтому и веки бессмысленно держать открытыми. Царапины мигом расползаются по лёгким быстрыми трещинами.

Воздуха катастрофически не хватает...

Тело сгибается и от тяжести эфемерного груза падает. Джисон чересчур громко дышит и собственных сдавленных хрипов боится. Ладони накрывают искривлённый от ужаса рот, чтобы хоть так заглушить кошмарные звуки, но теперь те набатом бьют изнутри по вискам, разгоняя громкость звука до предельного максимума...

Перед ним ничего и сразу всё. Рядом холодное тело друга, окаменевшее лицо мамы и изуродованное стёклами тело отца, напоминающее изломанную статую. Смерть везде и всюду, и Джисон силится не дышать ей.

Он задыхается...

Две чужие руки помогают не терять остатки рассудка; забирают его влажные от собственного дыхания ладони и одаривают необходимым теплом, которое поглотила мерзкая ледяная мгла. Хан пугается открыть глаза, но вопреки страхам всё же делает это. Минхо. Разочарования как такового Джисон не испытал, ведь его в таком плачевном состоянии мог найти кто похуже. Другие не стали бы жалеть, слёзы стирать и согревать. Они бы добили его в этом тёмном углу, чтобы и он лёг замертво рядом с близкими, а вот Ли Минхо...

Парень шепчет свои утешения, которые тоже согревают и выжигают изнутри страдающего всё чёрное и гнилое. Хан не разбирает слов, но зачарованно смотрит точно на знакомые губы, неустанно нашёптывающие «противоядие». Кристаллы соли перед зрачками размывают всё, но парень отчаянно старается не отрывать мокрого взгляда от губ напротив.

Помогает...

Кислород перестал травить, собственные руки замирают после дрожи, искусанные до кровоточащих кратеров губы застывают после хриплой просьбы...

— Помоги...

— Я помогу.

И холод улетучивается вместе с последним свободным выдохом. Огненные губы парня приклеиваются к ледяным губам Джисона и стирают засохшую кровь. Следом Минхо слизывает и боль с влажных щёк, прежде сотрясающихся от страха.

— Я помогу тебе, — остаётся гореть в уголках губ, пока сверху тьму медленно пробивает приглушённый свет, напоминающий медовое облако.