Разрушение

Глава 2

Меня рвет. Какие-то остатки пищи и желчь льются на землю рывками. Держусь за капот, но не выдерживаю перегрузки и падаю на колени. Джинсы пропитываются грязью. Объездная дорога. Я уехал из дома Хосе сразу, предварительно оставив там один глок без следов от моих пальцев и сняв наручники. Нужно было действовать быстро, до приезда полиции — получилось. Следующее место — дом Дэвиса в Стелтоне. Но я не могу туда зайти. Я не могу найти Бо мертвой. Я не могу этого сделать. Нет.

Стич трется носом об бок. Оставил дверь открытой: надеялся, что он выбежит из авто и потеряется. А он не собирается. Вьется вокруг, плачет и поскуливает. Я плачу тоже. После утраты люди лежат дома, пытаются оправиться в тишине, занимаются организацией поминок и похорон. Мне нельзя спрятаться под одеялом. Я не устрою поминки. Я ее не похороню. Шансы, что ее тело в доме, крайне малы. Даже если она там....я не вынесу этого. Трус, жалкий трус, слабак, ничтожество.

Придется. Я обязан это сделать. Зайти и, если увижу ее, забрать. Бо нельзя оставаться одной, я ее там не брошу, нет, ни за что. Есть люди, которым одиночество противопоказано. Она всю свою короткую несчастную жизнь отдавала каждому заботу. И ей это самая забота необходима. Всегда была необходима. Я не позаботился о ней, я ни черта не сделал хорошего, я ее подвел. Обещал утром беречь хрупкое сердце, а уже вечером сердце остановилось.

Мне дышать запрещено. Пытать месяцами, годами, а потом убить — так со мной следует поступить. Пока ей там холодно, пока она в темноте, я сижу здесь, позволяю себе отчаянно заглатывать кислород в бестолковых стараниях успокоиться.

По трассе проносятся редкие автомобили. Деревья скрипят. Все почти также, как тогда. Я держал ее за талию, а она стыдливо прятала свою рвоту. Потом съязвил про курение — для чего только язвил? Зачем? Она не заслужила, не заслужила, что я за человек, я не человек, она умерла, умерла, никаких больше поцелуев, никаких объятий, слов, смеха...

Нет, все совсем не также, как прежде.

Поднимаюсь и стону в плаче. Вытираю слезы, запрокидывая голову. Небо. Как же страшно теперь смотреть на это темное небо и знать, что она где-то там и рядом уже не окажется. Я не верю в Бога. Я молился за нее, а ей дали мое наказание. Если бы Бог был, то не допустил бы подобного. А если он есть и допустил — то не Бог это вовсе, а самый настоящий изверг.