Разрушение

Глава 36

Я не спала.

Билл улегся в десять вечера, а я, убедившись, что он видит сны, ушла в гостиную. Сидела над телефоном, смотрела на нашу переписку и ждала неведомо чего. Полагаю, хотя бы одного слова. Но Курт не дал о себе знать. Я роняла слезы, превратившись в уязвимой комок, и тупилась в свои согнутые ноги пустым взглядом. Поджала губы, дабы всхлипы не ронять, и пробыла в таком положении до утра.

Вчера Билл ругался. Ему не понравилось, что я была в слезах и ничего не объясняла первые пятнадцать минут. Потом я вывалила:

— Просто по Стичу истосковалась...

— Ты не поедешь к этой собаке вновь, — отрезал он, — Последняя встреча была. Считай, завязала. Я тебя вытаскиваю, а ты цепляешься: не пойдет так. Поняла?

Я тогда подумала: вот он, мой кошмар наяву. Курту я не нужна. Стича не увижу. Буду спать в постели, где вечно холодно: тело под боком горячее, но оно чужое, а потому не греет. Ничего уже не согреет.

Билл обязал меня готовить ужин, чтобы отвлечься от дурных мыслей. Я резала этот гребаный лук, мои руки опять пришли в тремор, отчего подушечка большого пальца серьезно пострадала. Глубокая рана, которую, к тому же, разъел луковый сок. Это было невероятно больно, но я даже не пискнула. Кровь сочилась на разделочную доску, зуб на зуб не попадал, сердце ныло. Билл заметил затишье. Подошел и вздохнул:

— Мышонок... Ну промывай, чего стоишь? Лук новый придется взять, не будем же мы куски тебя из супа доставать.

Я кивнула, выкинула все и начала счищать шелуху. Билл не предложил мне пластырь или что-то вроде него. Мне стало все ясно: я хорошего не заслужила. Он прав. Ласку не выдают за просто так, мне ее получать было не за что. Курт души во мне не чаял: подарок, которым я пренебрегла. Поэтому, отныне, так и проведу дни: в скупости чувств. Любовь безвозмездную тебе дают лишь однажды, и, если ты ее не сберег, обречен нести бремя одиночества. Я Курта оттолкнула. Это моя ноша. Справедливое наказание.

Я уверена, что потеряла себя в эту ночь. Вились последние нити жизни. До меня дошло в полной мере каково это: черстветь. Я поняла Курта. Мое сердце заросло ядовитым плющом: он окутывал жгутами, до болевого шока. Я держалась за грудь и под утро ощутила, что хранить там больше нечего. Люди ошибаются, когда описывают это неким окаменением. Сейчас я не чувствую тяжести. Я просто не чувствую себя. Меня нет. Эти терзания не сравнимы с чем-то грузным. Они сравнимы с язвами и нарывами, к которым ты привык. Они все так же мучают тебя, но ты знаешь, что от них не избавишься. Не придет чудесный доктор, как в повести Куприна. Никто и ничто тебя не вытащит в твой личный критический момент: таким образом ты принимаешь, что лекарства от болезни не найти, потому что его не существует.