Небо. Коты-Воители

2

Глава 2
Хотя солнце сияло в ясном голубом небе, холодный ветер проносился по лесу Грозового племени, взъерошивая дубы так, что их листья блестели, как золотой мех древнего воина Львиного племени.
Ночегрив надул грудь. Наконец—то он патрулировал, а не тренировался со своим наставником. Пока Кувшинка была на другой стороне территории Грозового племени, помогая обозначать границы, Ночегрив охотился вместе с Львиносветом, Берёзовиком, Острошёрсткой, Изюмницей и Плавником. Он попробовал воздух. Скоро наступят первые заморозки, а затем опадут листья, и Грозовому племени придётся столкнуться с голодом, когда лесная добыча зароется поглубже в земные укрытия. Но его племя встретит Голые Листья с полными животами; он позаботится об этом.
Лапы Ночегрива задрожали от возбуждения, когда Ежевичная Звезда сказал Львиносвету, чтобы Ночегрив присоединился к патрулю. Он был полон решимости доказать, что является хорошим воином, и заставить всех в племени забыть о том, что ему понадобилось три попытки, чтобы выполнить испытание.
Это была не его вина. Это было невезение: Кувшинка и Белка были так заняты сравнением его с Огнезвёздом, что сурово судили его снова и снова, пока он не начал терять уверенность в себе. Он не выбирал быть родственником Огнезвёзда. И теперь, получив новое имя, не связанное напрямую с его известным предком, Ночегрив был полон решимости оставить свои собственные следы в лесу, а не пытаться ступать по следам Огнезвёзда. Вот почему на церемонии наречения воинов он сказал своим соплеменникам, что не хочет носить имя, которое выбрал Ежевичная Звезда. Пламегрив! Оно было слишком похоже на Огнегрив, воинское имя Огнезвёзда до того, как он стал предводителем. Чёрная шкура Ночегрива даже не напоминала огонь.
Должно быть, мать назвала его Пламечком только потому, что надеялась, что он вырастет таким же, как легендарный предводитель.
Это было несправедливое бремя, и он не собирался извиняться за то, что хочет быть самим собой, а не бледной тенью другого кота.
— Ночегрив? — мяуканье Львиносвета вывело его из задумчивости, и Ночегрив понял, что остальные члены патруля смотрят на него. — Ты слушаешь?
Он выпрямился. Было очевидно, что он не слушал, и его окатил стыд. — Прости.
Львиносвет сурово посмотрел на него. — Я думал, ты рад, что идёшь в патруль.
— Да, — мяукнул Ночегрив.
— Нам не следовало брать с собой воина, у которого в шерсти ещё сохранился запах логова учеников, — проворчал Берёзовик.
Ночегрив бросил взгляд на светло—коричневого кота, но Берёзовик даже не смотрел на него. Он смотрел на Львиносвета.
— Мы должны принести в лагерь по две добычи каждый, — мяукнул золотой воин. — В лесу много добычи, но чем ближе мы будем к Голым Листьям, тем настороженнее она будет. Мы будем двигаться тише, если разделимся на пары.
— Я пойду в паре с Берёзовиком, — быстро мяукнула Острошёрстка.
— Я пойду с Плавником, — Изюмница придвинулась ближе к коричневому коту.
У Ночегрива зачесались когти.
«Никто не хочет идти со мной».
Львиносвет взглянул на него.
— Тогда я возьму Ночегрива.
Это было разочарование в его мяуканье?
«Спасибо за услугу».
Ночегрив сглотнул обиду. Он им покажет.
— Я хочу, чтобы к следующей луне куча свежей добычи была полна, — продолжил Львиносвет. — Голые Листья — наш последний шанс хорошо поесть, и мы должны использовать его по максимуму.
Берёзовик направился прочь, Острошёрстка поплелась за ним. Плавник и Изюмница оглядывались по сторонам, словно всё ещё решая, где поохотиться.
Львиносвет вильнул хвостом.
— Давай, Ночегрив, — мяукнул он. — Посмотрим, сможем ли мы найти добычу в зарослях возле границы Небесного племени.
— Мы пойдем с тобой до Небесного дуба, — мяукнул Плавник.
Небесный дуб. Ночегрив навострил уши. Там должны быть белки. С нетерпением он последовал за Львиносветом, Изюмница и Плавник направились к огромному дереву. Листья собрались в сугробы вокруг его корней, и при каждом порыве ветра ветви дерева трещали.
Ночегрив посмотрел вверх. Желуди, созревшие среди гроздьев листвы, привлекли добычу. На высокой ветке скорчилась белка. Другая белка проскакала по стволу. Ночегрив облизал губы. — Мы тоже можем охотиться на белок, — с надеждой пробормотал он.
Львиносвет щелкнул хвостом. — Надо бы найти что—нибудь поближе к земле.
Лапы Ночегрива подкосились от возмущения. «Это… Нечестно». Он остановил себя, прежде чем произнести это вслух. Он не хотел показаться спорщиком. — Ладно, — промяукал он вместо этого.
Когда Изюмница и Плавник ушли к дубу, Львиносвет показал Ночегриву, чтобы тот следовал за ним по нижней части подъёма. Когда они уходили, Ночегрив с сожалением оглянулся. Ему так хотелось оставить Кувшинку позади, но Львиносвет вёл себя скорее как наставник, чем как соплеменник. Он шёл за золотистым котом, пересекая ложбину, где кизил теснил тропу, пока они не вышли на небольшую поляну, окружённую буковыми деревьями. Когда они остановились на опушке, из—за ствола вынырнула белка и запрыгала по усыпанной листьями лесной подстилке.
Кровь Ночегрива бросилась вскачь. Дрожа от возбуждения, он присел в охотничью стойку, когда белка остановилась у подножия дерева. Она принюхивалась к собранным там листьям, явно не подозревая о появлении воинов, но уши её двигались, настороженные в ожидании любого звука.
Ночегрив заставил себя не шевелиться. Под его шкурой пульсировала решимость. Он не зря провёл все эти луны в тренировках. Он собирался доказать, что может поймать белку не хуже любого воина.
— Оставайся на земле, — приказал Львиносвет.
— Но Кувшинка научила меня охотиться на деревьях.
— Ты ещё неопытен, и я не хочу рисковать…
Ночегрив перестал слушать. Он не собирался упускать эту возможность из—за спора с соплеменником. Прижавшись животом к земле, он подался вперёд, но тут взгляд Львиносвета упёрся ему в спину. Он заколебался. Внезапно ему показалось, что его оценивают. Он сузил глаза. В качестве ученика он дважды потерпел неудачу, и оба раза оценка касалась его суждений, когда дело касалось охоты. Но теперь он был воином, и на этот раз он не собирался совершать ошибок.
Белка рылась в листьях у подножия дерева, поглощенная поисками орехов. Но её уши всё ещё подрагивали. Она прислушивалась к любым признакам опасности. Ночегрив поднял хвост, чтобы он не волочился по земле. Не высовываясь, он молча поставил одну лапу перед другой.
«Я могу это сделать». Он преследовал идеально. Он чувствовал это. Каждое его движение было медленным, дыхание контролируемым, а каждый волосок на шкуре лежал ровно и неподвижно, пока он подкрадывался к своей жертве.
В двух хвостах от белки он остановился. Он был достаточно далеко, чтобы остаться незамеченным, и достаточно близко, чтобы наброситься. Собрав все силы в задних лапах, он подавил дрожь возбуждения и выпустил когти.
«Я могу это сделать». Когда он приготовился к прыжку, на ветке над ним вспорхнула птица. Белка перевела взгляд вверх. Её взгляд метнулся в сторону птицы; затем, словно почувствовав ещё одну опасность, она оглянулась через плечо и увидела Ночегрива.
В ужасе распушив хвост, она прыгнула к стволу, но Ночегрив был наготове. Он набросился на белку и, пока она скакала вверх, вцепился когтями в кору и полез за ней.
Белка убежала к безопасной ветке на полпути вверх и помчалась по ней. Ночегрив вскарабкался по стволу и помчался за ней, листья вокруг него дрожали. Он догадался о плане белки. До следующего дерева оставалось совсем немного, и белка едва успела бы согнуть кончик ветки, как прыгнула бы в безопасное место. Ночегрив должен был схватить её, пока она не добралась до него. Когда ветка сузилась, он надавил сильнее. Щепки посыпались вниз, когда его подушечки дотронулись до коры. Сделав глубокий вдох и сфокусировав взгляд на белке, он прыгнул. Он резко спустился вниз, крепко схватив белку лапами. При этом кора крошилась под его когтями. Одна лапа соскользнула, и его сердце заколотилось, когда лапа метнулась вниз, шерсть затрещала по ветке, когда он потерял равновесие и заскользил в сторону. Белка вырвалась из его хватки, и издав визг, вцепилась когтями в ветку.
На мгновение он повис, но вскоре потерял хватку и плюхнулся вниз. Ветка внизу оборвала его падение ударом, который выбил из него дыхание, он не успел ухватиться за неё и упал снова. Быстро соображая, он перевернулся в воздухе, подогнув под себя лапы, чтобы приземлиться на землю, и опустился на лапы, позволяя им поглотить удар от падения. Он замер на секунду, осматривая своё тело. Его охватило облегчение, травм не было. Единственная боль, которую он почувствовал, была в том месте, где кора задела его шкуру.
Львиносвет наблюдал за ним с другой стороны поляны.
— Всё в порядке, — позвал Ночегрив. — Я в порядке.
Но Львиносвет не выглядел довольным. Его взгляд был суровым. — Я сказал тебе не покидать землю, — прорычал он.
— У меня почти получилось, — Ночегрив выпрямился и, прихрамывая, направился к золотому воину. Поцарапанную лапу жгло, и он заставил себя не обращать внимания на боль, но он чувствовал запах собственной крови.
Львиносвет тоже отчётливо чувствовал этот запах. Его взгляд скользнул по Ночегриву, когда тот приблизился, и остановился на ране на его лапе. — Тебе придётся вернуться в лагерь и обработать её, — он повернулся и позвал сквозь деревья. — Плавник! Иди сюда!
— Это может подождать, пока не закончится наш патруль, — быстро мяукнул Ночегрив. Он не хотел, чтобы его отправляли домой. Он ещё ничего не поймал.
Взгляд Львиносвета потемнел. — Ты пойдешь домой сейчас.
Между деревьями мелькнул бурый мех, когда Плавник помчался к ним и остановился рядом с Львиносветом. — Что—то случилось? — запыхался он.
— Ночегрив ранен, — прорычал Львиносвет. — Отведи его обратно в лагерь.
— Уже? — Плавник моргнул. — Что случилось?
— Это просто царапина, — Ночегрив не хотел говорить ему, что упал во время охоты на белку. Это было бы всё равно что признать, что Львиносвет был прав. — Я могу продолжать. Честно.
— Возможно, ты сможешь поохотиться сегодня, — ответил Львиносвет. — Но я не хочу, чтобы рана разрослась, — Ночегрив попытался прочесть его взгляд. «Он говорит это, потому что беспокоится обо мне?» В конце концов, они были не только родственниками, но и соплеменниками. Но Ночегрив знал, что родственники не всегда реагируют так, как он ожидает, и Львиносвет всё ещё сердито смотрел на него. — Если это произойдёт, ты выйдешь из строя до конца Голых Листьев, — золотой воин взмахнул хвостом. — Разве Кувшинка не учила тебя, что охота в эту луну решит, переживем ли мы Голые Листья? Это наш последний шанс набить животы до Новых Листьев, и нам нужно, чтобы каждый воин был в хорошей форме.
Сердце Ночегрива опустилось.
«Его волнует, что я ранен, только потому, что это может повлиять на племя».
— Отведи его в логово целителя, — сказал Львиносвет Плавнику. — И попроси Зяблинку присоединиться к нам вместо него.
— Но она была в рассветном патруле, — напомнил ему Плавник. — Она захочет отдохнуть.
— Она сможет отдохнуть после того, как поймает добычу, которую Ночегрив должен был сегодня отнести домой, — раздраженно махнув хвостом, Львиносвет направился между деревьями.
Шкура Ночегрива неприятно кололась.
Его сестре, Зяблинке, быстро надоело быть зажатой посередине между ним и Огнесветик после того, как он сменил имя. Если бы её вытащили из лагеря, чтобы закончить его охоту, она была бы убеждена, что он совершает только ошибки.
«Почему я не мог доказать, что Львиносвет ошибается?»
В животе у него зашевелился стыд, а сочувственный взгляд Плавника только усугубил его состояние. Неужели Звёздное племя решило, что, что бы он ни делал, он всегда будет выглядеть самым неподготовленным воином в Грозовом племени?
Ночегрив поднялся, когда Воробей остановился рядом со его гнездом. — Я уже могу вернуться в логово воинов?
— Подожди, пока припарка высохнет, — сказал ему Воробей. — Я хочу, чтобы рана немного затянулась, прежде чем ты начнёшь ходить на этой лапе.
Ночегрив находился в целительской уже два дня. Рана на его лапе была не глубокой, но широкой, и по её краям занеслась инфекция. Воробей постоянно смазывал её припарками из трав, которые пахли так сильно, что мешали ему есть. Но сейчас рана явно затягивалась.
— Я буду осторожен, — пообещал Ночегрив.
— Я надеюсь на это, — уши Воробья повернулись к Яролике. Бело—рыжая старейшина хрипела громче прежнего.
Ольхогрив прильнул к её гнезду, приложив ухо к груди кошки. — Сделай глубокий вдох, — сказал он ей.
Лёгкие Яролики, казалось, затрещали от усилия, и она разразилась болезненным кашлем.
Ольхогрив сел и нахмурился.
— Выходи, — тихо сказал ему Воробей. Он щёлкнул хвостом в сторону входа, и, когда Ольхогрив проковылял к выходу, он последовал за ним из логова.
Ночегрив взглянул на Яролику, когда приступ кашля ослаб. Её глаза блестели от жара, и она устало моргнула, прежде чем устроиться в своём гнезде.
Он мог слышать Воробья и Ольхогрива снаружи. Они тихонько разговаривали о Яролике.
— Я присмотрю за ней сегодня днём, — пробормотал Воробей. — Тебе лучше принести побольше пижмы, чтобы мы могли справиться с её лихорадкой.
— Думаешь, это всё ещё белый кашель? — Ольхогрив звучал озабоченно. — Он мог перерасти в зеленый.
— Давай пока не будем об этом беспокоиться, — пробормотал Воробей. — Мы будем продолжать лечить её пижмой и мать-и-мачехой и молиться Звёздному племени, чтобы этого было достаточно.
— У нас есть немного мяты, — мяукнул Ольхогрив, и Ночегриву пришлось напрячь слух, чтобы расслышать, как младший целитель продолжил. — Должны ли мы дать её ей сейчас?
— Пока нет, — сказал ему Воробей. — Мы должны использовать её только в крайнем случае.
— Возможно, нам стоит попросить Ежевичную Звезду послать ещё один патруль к Двуногому месту, — мяукнул Ольхогрив. — Я знаю, что предыдущий патруль сообщил, что мята, которую мы там посадили, не созрела. Но я могу пойти с ними. Они могли что—то упустить.
— Сомневаюсь, что ты что—то найдёшь, если патруль не нашёл. Берёзовик и Маковка были там, и они достаточно долго были здесь, чтобы узнать мяту, когда увидят её. Они бы не пропустили листья, если бы они там были, — Воробей вздохнул. — Что бы ни съело листья, оно съело всё.
— Как ты думаешь, кусты восстановятся до того, как опадут листья? — забеспокоился Ольхогрив.
— Голые Листья слишком близки, — пробормотал Воробей. — Они не успеют оправиться, как наступят Зелёные Листья.
— Но что, если ещё больше котов заболеют белым кашлем? — мяуканье Ольхогрива было напряжённым от беспокойства.
— Белый кашель — это не проблема, — мяукнул Воробей. — Если понадобится, мы можем вылечить его с помощью мать-и-мачехи и мальвы. Но если белый кашель перейдет в зелёный, мята — единственная трава, которая может его вылечить, — он говорил мрачно. — Если у нас будет больше одного—двух случаев, наших запасов мяты не хватит.
Ночегрив взглянул на Яролику, радуясь, что её гнездо было слишком далеко от входа, чтобы она могла слышать разговор целителей. Воробей мог быть вспыльчивым и резким, но Ночегрив никогда раньше не слышал, чтобы он был обеспокоен. Это его встревожило. Если Воробей нервничает, значит, ситуация плохая.
— Мы должны быть начеку в случае кашля и чихания, мы должны изолировать заболевших и немедленно их лечить, — сказал он.
— Если мы сможем остановить распространение белого кашля, то мы выиграем половину битвы, — пробормотал Ольхогрив
— Согласен, — мяукнул Воробей. — Чем меньше белого кашля, тем меньше зелёного кашля. Но если случится вспышка зелёного кашля, воинам придётся бороться с ним только своими силами. Мы должны приберечь мяту для старейшин и котят.
Ольхогрив на мгновение замолчал. Казалось, он впитывал слова Воробей. Затем он произнёс. — Сегодня днём я соберу как можно больше пижмы. А завтра я пойду соберу мать-и-мачеху.
— Я скажу Ежевичной Звезде, чтобы он попросил все патрули присматривать за мятой, — добавил Воробей. — Возможно, где—то есть участок, который мы не заметили. Но я не питаю особых надежд.
— Если бы только у нас была территория, которую мы отдали Небесному племени, — пробормотал Ольхогрив. — На ней была мята.
— Мы должны были потребовать права на мяту, когда отдавали её им, — ответил Воробей. — Если мы не сможем пополнить наши запасы, это будут долгие Голые Листья.
— Мы можем спросить у них, можем ли мы собрать немного сейчас, — предложил Ольхогрив.
— Возможно, придётся, — ответил Воробей. — Будем надеяться, что они захотят поделиться. Если мы беспокоимся о зелёном кашле в начале сезона, они тоже могут беспокоиться.
Раненая лапа Ночегрива начала болеть. Он понял, что опирался на неё, чтобы лучше слышать. Он подвинул её в более удобное положение. — Наших запасов мяты не хватит, — от слов Воробья по его шкуре пробежал холодок. В тишине логова дыхание Яролики звучало как никогда тяжело. Страх сжимал его живот. Что, если она была только первой заболевшей кошкой? Без мяты вспышка зелёного кашля может опустошить всё Грозовое племя.
***
***
Жаркое вечернее солнце пробилось сквозь листву на вершине лощины и осветило лагерь. Ночегрив сощурил глаза от яркого света. После двух дней, проведенных в целительской, он привык к её мраку. Но, несмотря на золотистый свет, воздух был холодным, и у него слегка перехватывало дыхание, когда он медленно шёл по поляне, наступая на раненую лапу так осторожно, как только мог, чтобы не вскрыть рану. Рана жгла и зудела. Но он отказывался хромать.
Воробей приказал ему остаться в лагере ещё на несколько дней, но он не собирался позволить своим соплеменникам думать, что он слаб. Без сомнения, Львиносвет рассказал всем, как он ослушался приказа и предпринял глупую попытку поймать белку. Но без храбрости Грозовое племя не было бы самым сильным племенем в лесу, и, конечно, каждый воин время от времени совершал ошибки. Просто Ночегриву не повезло, что каждая его ошибка становилась свидетельством более опытного воина, который всегда был готов осудить его за неё.
Вызывающе подняв подбородок, он направился к куче свежей добычи. Его соплеменники уже ели, рассевшись кучками по поляне, и на куче оставалось всего несколько мышей и молодой кролик. Ночегрив был голоден. Аппетит вернулся, когда он оказался вдали от резкого запаха целительской, но, хотя в животе у него урчало, он отодвинул с дороги сочного на вид кролика и взял одну из мышей. Он не мог съесть самую лучшую добычу, не приложив сил, чтобы её поймать.
Мышь была маленькая, но от её сладкого запаха у него выделилась слюна, пока он искал место, где можно было бы устроиться и съесть её. Огнесветик и Зяблинка делили голубя возле логова воинов, и он направился к ним. Его мать и сестра подняли голову, когда он подошёл, но потом обменялись неодобрительным взглядом. Волнение пульсировал в его лапах. «Они не хотят есть со мной». Он смотрел на них, уязвленный их недоброжелательностью.
«Они всё ещё злятся, что я сменил имя на Ночегрив?»
Он никогда не был так близок с ними, как они друг с другом — самозванец, выдававший себя за Ежевичная Звезда, изгнал их, когда он был учеником, и им пришлось оставить его в лагере, — но они были его родственниками. Разве они не должны были приветствовать его, что бы он ни натворил, особенно если он только что оправился от ранения?
Возможно, Зяблинка просто злилась, потому что ей пришлось закончить его патрулирование на днях. Но даже в этом случае было несправедливо так долго обижаться на него за такой пустяк. Прошло несколько дней! Он уронил мышь, почувствовав новый укол обиды. — Разве мне больше не разрешается есть с тобой?
Зяблинка фыркнула. — О, так тебе не нравится, когда родственники поворачиваются к тебе спиной?
Ночегрив вздрогнул. Она имела в виду его? — Я никогда не поворачивался к тебе спиной.
Огнесветик посмотрела на него. В зелёных глазах его матери вспыхнул гнев. — Ты отверг свою семью, когда отверг своё имя.
— Я лишь попросил имя, которое подходит мне больше, чем Пламегрив! — возразил он. — Что в этом плохого?
Огнесветик прижала уши. — Это неуважительно, вот что плохо.
— К кому? — он уставился на неё. — К тебе?
— К Огнезвёзду, — огрызнулась Огнесветик.
— Как я могу проявлять неуважение к коту, которую никогда не видел? — Ночегрив пытался сдержать свой гнев, но это было невозможно. Она была так несправедлива. — Ты тоже никогда его не видела!
— Мне не нужно его видеть, чтобы знать, каким великим воином он был, — огрызнулась Огнесветик.
— И что с того, что он был великим воином? — хвост Ночегрива дрогнул. — Значит ли это, что каждый воин должен носить такое имя, как у него?
— Его род должен, — прорычала Огнесветик.
— Почему? — зарычал Ночегрив. — Ты боишься, что его родственники забудут, кто он такой? Или ты боишься, что остальные члены племени забудут, что мы с ним связаны?
Огнесветик вскочила на лапы, её шерсть встала дыбом вдоль позвоночника. — Как ты смеешь? — шипела она. — Я дала тебе это имя, потому что родство важно для меня, и у меня разрывается сердце от того, что оно не важно для тебя!
— Если родня так важна для тебя, почему ты меня так мучаешь? — ответил он.
— Потому что я не понимаю, почему для тебя нет чести породниться с Огнезвёздом! — её хвост метался от ярости. — Ты решил отвернуться от его памяти, не смотря на то, как сильно ты навредил своей семье. Огнезвёзд никогда бы так не поступил.
«Ты этого не знаешь». Ночегрив проглотил слова.
Ей хотелось злиться. Ничто из того, что он сказал, не могло этого изменить.
Уши Зяблинки самодовольно подергивались. — Тебе нужно найти другое место для еды, — прорычала она. — Если ты останешься здесь, у Огнесветик будет несварение желудка.
Ночегрив уставился на неё в недоумении. Почему их так волнует его имя? Разве их не должно больше заботить то, кем он был? Его сердце быстро билось. Он подобрал свою мышь и пошёл на другую сторону лагеря, с облегчением заметив, что Миртоцветик поманила его кивком и подвинулась, чтобы освободить для него место на траве, где она ела воробья. Его шкура взъерошилась от смущения. Должно быть, она подслушала разговор. Все, должно быть, подслушали его.
— Это справедливо, что они расстроены, — промяукала она.
— И всё же? — Ночегрив бросил мышь рядом с ней и сел. Он избегал оглядывать поляну. Его соплеменники наверняка смотрели на него, а его шкура и так пылала.
— Это было неожиданно, — сказала ему Миртоцветик. — Ты изменил своё имя на глазах у всех. Даже не предупредив Огнесветик.
— Я же не отверг имя своего отца, — проворчал Ночегрив. — Я мог бы понять, что Огнесветик разозлится, если бы я так поступил.
— Но ты отверг имя Огнезвёзда, — мягко мяукнула Миртоцветик. — В каком—то смысле.
— А почему бы и нет? Я совсем на него не похож, — ответил Ночегрив. — Мой мех даже не рыжий, а черный, «Пламечко» нелепое имя для меня. В любом случае, я сохранил часть его имени, помнишь? Я Ночегрив, — Миртоцветик не выглядела впечатленной, и разочарование Ночегрива усилилось. — Неужели никто в племени не может просто принять меня таким, какой я есть?
Миртоцветик посмотрела на свои лапы. — Ты знаешь, сколько воинов отдали бы свои усы, чтобы породниться с Огнезвёздом? — мяукнула она. — Ты можешь не думать, что это что—то особенное, но для другого кота это будет значить очень много. Это честь, которую хотели бы получить даже воины племени Теней. Но ты отверг её перед всем племенем, и это кажется… — она замешкалась, прежде чем закончить. — Избалованным.
— Избалованным? — Ночегрив не мог поверить своим ушам. Никто никогда не баловал его. Даже Огнесветик не ухаживала за ним; она была слишком занята, оплакивая Жаворонка. Следующее, что он помнил, это то, что самозванец изгнал его мать и сестру, так что даже если его родственники и хотели его побаловать, их не было рядом, чтобы сделать это. — Меня никогда в жизни не баловали.
— Но твои родственники — предводитель и глашатая Грозового племени, — Миртоцветик посмотрела на него. — И что бы ты ни говорил, это влияет на тебя и на то, как с тобой обращаются.
Ночегрив посмотрел на неё. Возможно, для других котов это что—то значит, но он хотел, чтобы его уважали за то, кем является сам по себе. А не за родство с более могущественными воинами. Более того, он предпочёл бы иметь мать и сестру, которые заботились бы о нём, чем быть родственником Огнезвёзда или Ежевичной Звезды или Белки. От него ожидали благодарности семье, которая, похоже, не поддерживала и не уважала его. Он отвернулся. Разве Миртоцветик могла это понять? Её родственники заботились о ней. Никто не ожидал от неё чего—то большего, чем от обычной воительницы. И если он продолжит убеждать её, то может потерять и эту поддержку. — Не то чтобы я был неблагодарен за то, что у меня такие замечательные родственники, — согласился он. — Я горжусь ими, Огнезвёзд был великим предводителем…
— Видишь? — глаза Миртоцветик засветились. — Ты видишь, как важны твои родственники, — она подтолкнула его хвостом. — Ещё не поздно. Все поймут, что это была всего лишь ошибка и что ты, подумав, передумал. Ты можешь пойти и попросить вернуть тебе твоё настоящее имя.
Ночегрив посмотрел на неё. — Ночегрив — моё настоящее имя, — злость вновь запульсировала под его шкурой.
«Я никогда не попрошу вернуть мне прежнее имя!»
— Никто не вправе решать, какой я воин. Только я могу решать это.
Миртоцветик выглядела разочарованной. Она мгновение смотрела на него, словно пытаясь понять. Затем она встряхнулась, разглаживая шерсть. — Тогда каким воином ты хочешь стать?
Ночегрив колебался. У него не было ответа. Внезапно он почувствовал, что злится больше на себя, чем на своё племя. Всего несколько дней назад, на церемонии наречения, он был счастлив. На несколько коротких мгновений ему показалось, что он поступил правильно. Он наконец—то постоял за себя и попросил имя, которое ему подходило, имя, которое он действительно мог сделать своим. Но теперь это счастье исчезло. Он снова чувствовал себя не в ладах со своим племенем, словно то, кем он был, и то, кем его хотели видеть, были так далеки друг от друга, что он никогда не сможет преодолеть этот разрыв.
«Со мной что—то не так?»
Внезапно голод пропал. Он не хотел быть тенью Огнезвёзда, связанной его знаменитым родом, с идеей величия, которая не имела к нему никакого отношения.
Был ли он неправ, не пытаясь стать тем, кем видело его племя? Или Грозовое племя было неправо, попросив его потратить свою жизнь на сохранение памяти, которую пора было отпустить?