Она осталась силуэтом

Тимур.

Комната, где я находился, была отражением моего статуса. Высокие потолки с лепниной, дорогие картины в золотых рамах, массивные шторы, струящиеся тяжёлой тканью до самого пола. Каждый уголок здесь кричал о богатстве, власти, значимости. Широкий кожаный диван стоял у стены напротив массивного дубового стола, на котором лежали стопки бумаг, бутылка дорогого виски и фотография. Её фотография.

Я сидел в кресле, обитого мягкой тёмно-синей замшей, и рассеянно вертел в руках стеклянный бокал. Напиток плескался, отражая приглушённый свет настольной лампы. В комнате стояла гробовая тишина, нарушаемая лишь тиканьем старинных напольных часов.

Я всегда знал, что найду её. Всегда. В этой стране нет такого уголка, куда она могла бы спрятаться от меня. Камеры, люди, слухи — у меня глаза везде. Азалия, наивная моя маленькая девочка. Она думала, что сменит прическу, сорвётся в неизвестном направлении и сможет исчезнуть? Как же глупо.

— Азалия... — пробормотал я, всматриваясь в её лицо на снимке. Пальцы медленно скользили по её изображению, будто я мог снова ощутить прикосновение её кожи.

На секунду я закрыл глаза и глубоко вдохнул, будто этот воздух мог заполнить пустоту внутри. Её глаза, мягкие, словно шёлк, такие невинные и ясные, смотрели на меня с бумаги, но я знал, что это только иллюзия. Они больше не смотрят на меня в реальности.

— Ты думала, что сможешь сбежать, — произнёс я тихо, почти ласково, но в голосе проскальзывала угроза. — Ты думала, что сможешь спрятаться от меня?

Я поставил бокал на стол и поднялся на ноги. Полированный паркет слегка скрипнул под тяжестью моих шагов. Ноги сами начали двигаться, и я стал медленно ходить по комнате. Шаг. Ещё шаг. Мои руки машинально теребили запонки на белоснежной рубашке, как будто это могло помочь справиться с бурей внутри.

— Маленькая моя девочка... — прошептал я, снова обращаясь к фотографии, которая теперь лежала на столе. — Ты всегда была моей. И будешь моей до самого конца.

Мой голос стал громче, напряжённее. Я резко остановился и ударил кулаком по столу. Глухой звук удара прокатился по комнате, как гром в далёкой грозе.

— ПОЧЕМУ ТЫ МЕНЯ БРОСИЛА?! — закричал я, слова вырывались, как пар из кипящего котла. — ПОЧЕМУ, АЗАЛИЯ?!

Гнев был неконтролируемым. Я схватил фотографию, сжал её в кулаке и снова швырнул на стол. В голове закипали мысли, одна мрачнее другой.