Ты против меня.

Тридцать пять

Входная дверь открылась, не успела Элли ступить на лужайку, и мать сбежала по ступеням вниз, раскинув руки:

– Слава тебе, господи!

Она обняла ее так крепко, что Элли почувствовала сквозь платье, как в нее впились острые материны ключицы и торчащие ребра.

– Мам, ты меня душишь.

– Я чуть с ума не сошла. Мы не знали, куда ты запропастилась. – Она стиснула ее еще крепче на секунду, потом отпустила, отступила назад, погладила ее волосы, плечи, лицо, словно удостоверяясь, настоящая ли она. – Уже хотели звонить в полицию.

– В полицию?

– Ты на несколько часов пропала, мы были в отчаянии.

Лишь тогда Элли увидела отца, мрачно взиравшего на нее с порога. С утра он как будто постарел, осунулся и выглядел неряшливо.

– Ты где была, черт возьми? – проговорил он.

– Извини. Я гуляла.

– Все это время? Под дождем, без куртки?

– Это было глупо. Я не подумала.

– А почему телефон был выключен?

– Пошла в кино и забыла включить, когда фильм кончился.

Ее слова звучали неубедительно, плоско, как строки из пьесы. Отец прислонился к двери и смерил ее взглядом с головы до ног, от грязных кроссовок до мятого платья. «Я уже не девственница, – подумала Элли, когда он посмотрел ей в глаза. – Интересно, это заметно? Выгляжу ли я по – другому? »

– Я уже несколько часов тебя разыскиваю. Мать с ума сходит.

– Простите.

– Том в своей комнате, и он уверен, что сядет в тюрьму. Ничего не хочешь мне объяснить?

Ее пугало, что отец говорит так тихо. Она почувствовала, как в горле набухают слезы.

– Может, дашь дочери войти в дом, прежде чем ее допрашивать? – Мать обняла Элли за плечи и стиснула ее ладонь. – Она вся продрогла. Иди и поставь чайник, что ли.

Отец растерялся, будто мать предложила сделать нечто совершенно из ряда вон, настолько необычное, что не укладывалось у него в голове. Наконец он ответил:

– Да, конечно.

– И какие-нибудь бутерброды сделай тоже. Она, наверное, проголодалась. Да, Элли?