Живи в ритме сердца

29

  Сон издевательски кружил по комнате, лёгким облаком оседая на веки, а потом вновь взмывал под потолок, заставляя меня лежать с открытыми глазами. И в голове пусто, лишь эмоции, короткие и яркие, вспыхивали размытыми образами и гасли, оставляя неприятный осадок. В моменты сладкой дремоты мне виделся Кёнсу, держащий альбом. Он дразнил меня, то показывая рисунки, то снова захлопывая. Но в те мгновения, которые могла ухватить, я видела на белых листах нарисованного красным — Чанёля. И кровь, много крови. Его силуэт кажется выцарапанным на окровавленном листе.
А иногда падал снег... Я поднимала голову вверх, глядя, как под оранжевым фонарём кружатся хрупкие снежинки, и меня вдруг озаряло — это не снег. Порошок, падающий мне на голову — отнюдь не снег.
Я спала урывками, а под утро проснулась в холодном поту. Сердце бешено стучало, дыхание рваными вдохами вырывалось из груди. Мне приснились люди в чёрных капюшонах. Они пришли и сказали, что забирают меня с собой, потому что во мне бьётся их сердце.
Родители решили не откладывать встречу «в долгий ящик» и договорились с противоположной стороной увидеться в обед в маленькой кофейне возле парка.
Собираясь в университет, я оделась максимально скромно и незаметно с расчётом на будущую встречу. Хотелось показать тем людям, что придут посмотреть на меня, что я хорошая и достойна их благородного поступка. Но с каждой минутой, потраченной на сборы, я всё сильнее сомневалась в этом. Если они скажут, что я не заслужила и разочаровала их, мне нечего будет им противопоставить.Я и сама знаю, что вряд ли изобрету лекарство от рака или вечный двигатель, от меня никогда не будет большой пользы, и сердце отдали не тому человеку.

Кёнсу ждал меня перед университетскими воротами. Его улыбка, чуть смущённая, но такая тёплая заставила и меня улыбнуться в ответ.
— Не хочу тебя пугать, но я опять видел твоего друга, рисующего нас исподтишка, — сказал староста, не сдерживая довольной ухмылки.
— И чего ты радуешься? Не знаешь, что ли, что он рисует мангу 18+?
— Знаю, — кивнул он.
— И всё равно светишься!
— Я перед сном внимательно изучил тот альбом, который забрал у него, и знаешь, что я думаю? — он заговорщицки прищурился.
— И что же?
— У него определённо есть талант! — рассмеялся Кёнсу.
— И всё? Я тоже хочу посмотреть. Ты принёс его с собой?
— Ещё чего! — фыркнул парень. — Маленькая ещё, — подмигнул мне и, сунув руки в карманы брюк, направился к зданию университета.
— Маленькая?! — возмутилась ему вдогонку. — Да я! Да мне уже! Ащ!

Именно благодаря Кёнсу я прожила эти полдня беззаботно и легко. Он предложил мне сесть рядом с ним. Тао с конца аудитории громко фыркнул «предательница», и я заняла почётное место в первом ряду.
Если меня спросить, какие были в тот день пары и о чём говорили преподаватели, я не вспомню. И во всём виноват староста!
— Ты должен мотивировать меня к учёбе, а не отвлекать, — прошипела, получив очередную записку со словами: «Думаю заказать Сухо свой портрет в полный рост».
— А что я? Я, между прочим, внимательно слушаю мисс... Э-э-э... — он посмотрел на преподавателя и покраснел.
— Это мистер Чхве! — прыснула в кулак. — Уже полпары прошло, а ты не в курсе, кто её ведёт? И это староста, называет... Позор вам, До Кёнсу!
— Ты меня отвлекаешь! — пихнул меня локтем.
— Чем? Я вообще молчу!
— До и Ли! Вы не могли бы решать свои дела потише? — сделал нам замечание преподаватель.
Минуту Кёнсу пристыженно молчал, а потом в мою сторону прилетела очередная записка. Аккуратный почерк гласил: «Одним своим присутствием ты меня отвлекаешь», на что я снизу приписала (отметив параллельно корявость своего почерка), что на следующем перерыве вернусь к Тао. И получила недовольный сердитый взгляд.
«Он к тебе клинья подбивает?» — бросил мне новый листочек.
«Кто?» — дописала снизу и сунула ему под руку.
«Наш фэшн-монстр» — вернулась мне записка.
«Тао? Клинья? Не смеши мои носки. И вообще, староста! Гордость универа! Что за выражения такие воровские — «клинья подбивает»? Стыд и позор!» — кинула ему назад, но скомканный листочек отскочил пару раз и спрыгнул Кёнсу на колени. Тот пошарил руками, уронил его на пол, согнулся, положив подбородок на стол, и стал ощупывать пол в поисках прыгучей записки. Белый комочек мелькнул у моей ноги, и я тоже потянулась за ним. Мы с Кёнсу встретились головами, я скользнула пальцами по бумажке, и полностью скрылась под столом, ущипнув парня за ногу, чтобы он не мешал мне. Листок сверкнул под пяткой старосты, я потянулась, скользнув щекой по чужому бедру, и...
— Дана Ли! Где вы находитесь?! — раздался громогласный голос преподавателя. — Совсем уже стыд потеряли!
Я схватила бумажку, долбанулась затылком об стол, и только потом выпрямилась на стуле.
— Это вам тут не Дом терпимости, чтобы выделывать подобное в Храме науки! — громко запричитал он.
— Да чего? Чего он? — покосилась на Кёнсу.
А староста сидел красный и... давился от смеха, еле сдерживая рвущийся наружу хохот.
— Я понимаю, гормоны, — сам себя успокаивал мистер Чхве, — но чтобы прямо на парах! Нельзя ли подождать до вечера?! — плаксиво воскликнул он.
— Так это ж долго ждать, — крикнул кто-то с последних рядов.
— А иногда так сильно хочется, — громко пожаловался Тао, и вся группа покатилась со смеху.
— Я... я чего-то не понимаю? — закрутила головой. — Это из-за записки? Чего все ржут?
— Я потом... потом тебе объясню, — вытирая выступившие от смеха слёзы, пообещал Кёнсу.
Пара была сорвана.
— А ты — не промах, — подмигнул мне Тао, столкнувшись со мной в дверях аудитории.
— Не понимаю, о чём ты, — поджала губы, чувствуя себя полной дурой.
— И не с кем-нибудь, а со старостой! — восторженно продолжал мой бывший сосед. — Да на паре зам декана! Жжёшь, детка, дай пять!
— Ой, Тао, отстань, — отмахнулась от него, пытаясь улизнуть от хихикающих и косящихся на меня одногруппников.

— А теперь ты объяснишь мне, почему все ржали, как лошади, на прошлой паре? — прошептала Кёнсу, пригнувшись к самому столу.
— Ты бы так больше не нагибалась, — хихикнул староста, — сядь ровно, а то опять пару сорвёшь.
— Я? Так они надо мной? Это потому, что мы, как дети, записками перекидывались?
Кёнсу подавился воздухом и закашлял. Кто-то сзади брякнул: «Она ему, наверное, предложила ролями поменяться», и парень закашлял ещё сильнее, краснея на глазах.
— Перестань кашлять, — хлопнула его по спине, — всё равно придётся рассказывать.
Кёнсу успокоился, сделал несколько глубоких вдохов, и зашептал:
— Не обращай внимания, они всё неправильно поняли.
— А как можно было понять по-другому то, что я ползаю под столом у тебя в ногах и... Ой... — до меня вдруг дошла двусмысленность нашего положения. Вот он сидит прямо, шипя, когда я его щипала, а меня в этот момент не видно, лишь спина, сама я где-то у него между ног шарю...
— Вот блин... — протянула и, судя по тому, как Кёнсу отвёл взгляд в сторону, я догадалась правильно.
— Я не буду больше нагибаться и поднимать твои бумажки, — обиженно откинулась на спинку стула, скрестив руки на груди.
— Пока не надо, — кивнул Кёнсу, и добавил тише: — Я не готов ещё перевести наши отношения на этот уровень, — и зажал ладонью рот, чтобы не засмеяться в голос.
— Ч-что? Что ты сказал?
— Я молчу! — прогундосил он, не отнимая ладонь ото рта. — Молчу!
— Вот и молчи! А то я мистера... Э-э-э... — посмотрела на преподавателя и встретилась с недовольным взглядом миссис Пак. — А то я не слышу, что говорят, — и уткнулась в свой конспект.
— Ну-ну, чья бы корова мычала, — фыркнул Кёнсу, и мы минут десять пытались сосредоточиться на учёбе, пока перед моим носом не оказалась бумажка со словами: «Из-за тебя я практически все лекции пропустил! Спасибо за выходной», и переписка возобновилась.

В кофейню я пришла вовремя. Мама с папой уже сидели за столиком в углу. Три пустых стула напротив сильно напрягали. Осознание того, что я вот-вот встречу родственников своего сердца (если можно говорить о нём отдельно), нахлынуло неожиданно, до этого изо всех сил сдерживаемое наигранной беззаботностью.
— Не волнуйся, мы с тобой, — папа ободряюще сжал мою ладонь.
— Мы просто поговорим и всё, — погладила по спине мама.
Мы вздрагивали каждый раз, когда со звоном открывались двери кофейни, но люди приходили и уходили, кто-то оставался, но не проявлял к нам ни малейшего любопытства.

Сначала в кофейню вошёл высокий седовласый мужчина. Он подержал дверь, впуская следом хрупкую темноволосую женщину, которая взволнованно теребила в руках маленькую сумочку. Мужчина кивнул ещё кому-то, но больше никто не вошёл. Пара окинула взглядом помещение, скользнула по моим родителям и остановилась на мне. Это были они.
Скромно присели рядом с нами и замолчали, не сводя с меня глаз.
— Меня... меня зовут Дана, — нарушила затянувшееся молчание.
Женщина сморгнула навернувшиеся слёзы и протянула мне руку. Пришлось пожать её в ответ.
— А мы... кх-кх, — мужчина откашлялся, прогоняя комок в горле, — мы — родители Юджин, которая... она... — его голос сел, хрипло царапая горло.
— А ещё у нас есть сын, но он не захотел войти. Вот он, — женщина кивнула на окно.
Там, за прозрачным стеклом, глядя на меня ошарашенными, безумными глазами, стоял Кай.