Живи в ритме сердца

10

  Я оторопела. Тело сковало, а позвоночник словно ледяным мечом пронзило, пригвоздив меня к порогу.
— Ча-чанёль, — прошептала, — Чанёль! — повторила громче. Тело неожиданно опустило, и я медленно, шаг за шагом, двинулась к лежащему парню.
— Чанёль, — страх и идиотский мозг, который уже всё решил и видел труп. — Чанёль, — присела рядом.
Он был отвёрнут от меня, лицом в сторону кровати, на животе, левая рука вывернута ладонью вверх. Без майки, в чёрных джинсах.
В голове ступор, а пальцы тянутся к его руке.
Тёплый.
— Чанёль, — потянула его за плечи, пытаясь перевернуть. — Чанёль! — безостановочно громко звала его. — Очнись!
Сидя на коленях, дёрнула его на себя. Ресницы даже не вздрогнули. На правом виске огромный синяк. Я потянулась к ведру и, зачерпнув ладонь воды, плеснула ему в лицо, потом ещё. Чанёль вздрогнул и поморщился, фыркнул губами, разбрызгивая капли.
— Что болит? — склонилась над ним. Волны дрожи продолжали пробегать по коже снова и снова. Но облегчение, это облегчение от того, что он просто дышит.
— Чанёль, — смахнула капельку воды с его носа и провела ладонью по щеке. — Ты можешь встать? Ты ударился? Или тебя ударили? Может, скорую?
— Просто... заткнись, — проскрипел парень.
Я послушно замолчала, продолжая сидеть, коленями под его головой и плечами.

Чанёль поднёс руку к виску и потрогал шишку с синеющими краями.
— Сколько времени? — хрипло спросил он, не открывая глаз. От него пахнуло алкоголем.
— Десять.
— Утра? — словно это само собой разумелось.
— Вечера, — ответила я.
— Что? — он резко распахнул свои чёрные глаза. — А день какой?
Я назвала число.
— А-а-а, — протянул он. — Хорошо, — и вновь прикрыл глаза.
— Может, скорую? — тихо предложила.
— Ты за мной следишь? — с чего-то вдруг спросил Чанёль.
— Нет! Я просто зашла и увидела... А тут ты и... Я пол мыть собиралась и...
— Заткнись, — грубо прервал мои оправдания парень.
Я обиженно засопела. Хотела же, как лучше. Наверное, и голова у него болит.

Чанёль упёрся локтями в пол и попытался встать. Пришлось поддержать его, прикоснувшись к тёплой, мягкой коже на спине.
— Я сам, — пробурчал он.
— Угу, — хмыкнула и ещё сильнее подтолкнула, помогая принять сидячее положение. Он сел и уткнулся лицом в колени. С голым торсом и босыми ногами он выглядел как-то безобидно и даже сиротливо. Наверное, у него пересохло горло, решила я. Встала и набрала ему в примыкающей к комнате ванной воды в стакан для полосканий рта.
— Попей, — присела рядом. Меня охватило какое-то щемящее желание, глупое и трогательное одновременно — мне захотелось погладить его по волосам, по этим отросшим каштановым кудряшкам. Я еле сдержалась. Его склонённая голова так и просила: «Погладь меня, пожалей!». Моё сердце просило погладить его, ну, хотя бы коснуться.
И вот моя рука уже в паре сантиметров от заветной гривы...
— Ты ещё здесь?
— Да, — резко одёрнула руку. — Вот вода.

Он поднял на меня лицо и пристально посмотрел из-под опухших век. Потом взял стакан и выпил залпом, тут же бросив на пол пустой сосуд. Я потянулась, чтобы подобрать, и тут его рука крепко схватила мой локоть.
— Скажешь управляющему, что я сплю, — угрожающе произнёс Чанёль.
— А в больницу?
— Всё нормально. Просто упал, — и взгляд такой тяжёлый, предупреждающий.
— Тебя... ударили? — тихонечко предположила и скукожилась вся в ожидании его реакции.
— Я сам, — так же, как и схватил, резко разжал пальцы. — Ударился и вырубился, ничего такого, — и отвёл глаза.
Мне, почему-то ему не верилось. Обо что можно было удариться в комнате с одной кроватью и тумбочками? Да и от падения не могло быть такого синяка. Или нос разбил бы или бровь. А тут — удар налицо.
— В баре есть лёд. Принести?
— Просто свали уже, а? — прогундосил Чанёль, уткнувшись лицом в сложенные руки.

Мне хотелось схватить ведро и швабру и выскочить из комнаты с этим грубияном, громко хлопнув дверью. А ещё — сесть рядом с ним на пол, обнять его со спины и, поглаживая по рельефному животу, приговаривать: «Я с тобой. Всё хорошо». Совсем крыша поехала.
— Если будет тошнить, обратись к врачу, вдруг сотрясение, — вот и всё, что я смогла сказать. Взяла швабру и ведро.
— Ты мне не нравишься, — Чанёль, покачнувшись, выпрямился.
— Я это уже и сама поняла, — ответила, не оборачиваясь. Комок в горле мешал нормально говорить.
— Ты меня раздражаешь, — послышался звук прогибающейся кровати.
И что на такое скажешь?
— Ты меня тоже, — пожала плечами. Ведь раздражает же, да? Это волнение и бестолковая дрожь — раздражение, правда?
— Тогда зачем ты устроилась на работу в мой клуб?
— Твой? — я обернулась и расплескала на балетки остывшую воду. — Я просто убираю в зале и не знала, что ты...
— Уволься, — Чанёль лежал на кровати, подложив руки под голову.
— Я не могу, мне нужны деньги и...
— Тогда я тебя уволю, — он повернул голову и вопросительно приподнял бровь, ожидая моего ответа.
— Я не сделала ничего плохого. Так получилось только сегодня! Я больше не буду подниматься на второй этаж и постараюсь уходить до того, как ты приходишь.
— Вот поэтому ты меня и раздражаешь. Бесят серые тихони. Увольняйся сегодня же или я тебя уволю сам. Дядя прислушается ко мне.
— Дядя?
— Управляющий, — уточнил он.
Это многое объясняло.

— Чанёль, пожалуйста, я же... — начала вторую попытку.
— Будешь уходить, двери за собой закрой, — безразлично перебил меня Чанёль, отворачиваясь к стенке.
Я замерла на пороге. Мне очень нужны деньги. Уйти — значит, опять искать работу. А всё из-за придури этого самонадеянного гадёныша!
— Как твоя... голова? — постаралась как можно спокойнее спросить.
— Ты и так уже достаточно понянчилась со мной. Уходи, — махнул рукой.
— Значит, не болит?
— Когда ты молчишь, не болит.
— Ты меня увольняешь?
— Да, ты мне надоела.
— Понятно...
В пару шагов я достигла кровати и выплеснула ведро воды прямо на этого придурка. Помирать — так с музыкой!