Дорогой Алекс,
Гроб не может быть шире 76 см, изготавливается из прессованных опилок, облицовывается шпоном и пластиком, пригодным для кремации. Ты знал это? Допустимы железные болты, в небольшом числе, и деревянные распорки, для прочности, но только внутри гроба.
На крышке гроба должно быть указано полное имя усопшего. Надо полагать, чтобы не перепутали. Но самое ужасное из того, что лучше бы мне не знать, – это что изнутри гроб обивают материалом под названием «кремфилм», а также подкладывают абсорбирующую ткань или ватные прокладки, потому что из тела может сочиться влага.
Я ничего этого не знала.
А потом, сколько же надо заполнить бланков! Форма А, В, С, F и еще всякие медицинские. Про D и E никто ничего не сказал. Не думала, что нужно столько доказательств, чтобы поверили, что ты мертв. Я думала, тот факт, что ты перестал жить и дышать, – достаточный признак. Оказывается, нет.
По-моему, это похоже на переезд в другую страну. Папа выправил все документы, надел свой лучший костюм, договорился о способе доставки и отправился к месту своего назначения, где уж оно там есть. Ох, как хотела бы мама отправиться вместе с ним, но она знает, что нельзя.
На похоронах она всем твердила: «Он просто не проснулся. Я звала его снова и снова, но он не проснулся...» Она не переставая трясется с того самого дня и постарела на двадцать лет. И при этом кажется маленькой. Как потерявшееся дитя, которое озирается, не зная, куда идти, будто ее бросили в незнакомом месте и она не знает дороги.
Наверно, так оно и есть. Наверно, мы все чувствуем то же.
Я никогда не была здесь прежде. Мне тридцать пять лет, и я никогда не теряла такого близкого мне человека. За свою жизнь я была на десяти похоронах, и все это были дальная родня, друзья друзей и родственники друзей, без которых я жила себе как жила.
Но папа?! О господи.
Ему было всего шестьдесят пять. Это совсем не старость. И он был здоров. С какой стати здоровый шестидесятипятилетний мужчина засыпает и больше не просыпается? Утешает только мысль, что во сне он увидел нечто столь прекрасное, что не захотел возвращаться. Это было бы как раз в его духе.
Знаешь, зрелище душевно разбитых родителей совершенно выбивает из колеи. Наверно, потому, что им по роли полагается быть сильными. Когда ты маленький, ты пользуешься родителями как меркой, по их реакции судишь, насколько плохи дела. Падаешь, разбиваешь коленку и поднимаешь глаза на них, чтобы понять, больно тебе или не очень. Если они пугаются и кидаются к тебе, ты плачешь. Если смеются: «Бедная земля! Эк ты ее припечатала!» – встаешь и идешь себе дальше.
ВЫ ЧИТАЕТЕ
Там, где заканчивается радуга/ С любовью, Рози/ Не верю. Не надеюсь. Люблю
RomanceРози и Алекс дружат с раннего детства. Они не забывают друг о друге даже в вихре радостей и треволнений юности, разведшей их по разные стороны океана, и ведут оживленную переписку. Друзья знают: что бы с ними ни случилось, всегда есть плечо, на кото...