Малфои: путь восстановления

Глава 9

Поймите, что мне совершенно безразлично, чем окончится этот процесс, и над их приговором я буду только смеяться.
Франц Кафка

Стоило студентам вернуться в Хогвартс на учебу, как сборная команда по квиддичу укатила в Дурмстранг на долгие полтора месяца.

Ночь к ночи девушка спала все хуже и хуже. Ее преследовали кошмары, начавшиеся еще в последние ночи ее пребывания в Малфой-Мэноре. Волан-де-Морт, дементры, зеленые лучи убиения — все это было не то, что мучило начали волшебницу. Ее мучила тьма. Она пробивалась за задворки сознания, проникая в самые потаенные мечты и желания. Тьма все губила, сжигала в своем черном пламени небытия. Тьма съедала магию девушки изнутри, пока та пытаюсь понять висит она вниз головой или ногами. Просыпалась девушка только тогда, когда с остервенением вырвалась из убивающей ее тьмы, тянущей ее на самое дно. Испуганными глазами Гермиона осматрывала комнату, приходя в себя.

Живоглот внимательно смотрел на свою ведьму и тихо рычал. Магия покойников не давала его милой хозяйке спать.

***

Гарри пришел к Гермионе просто затем, что хотел. Он не знал и не понимал, почему его в субботний вечер потянуло в общество подруги. Может быть, его потянуло то, что в последние дни Гермиона была не в самом хорошем расположении духа, или то, что ему самому было не по себе. Его трогали странные чувства: это была и ревность, которую он испытывал из-за Малфоя, и некое чувство эйфории, ведь он с Джинни стали парой, и счастье, ведь Рон перестал быть его Тенью и обрел свой Свет в виде квиддича. Чувства в нем перемешались, и думать ему было крайне сложно.

— Гарри? Проходи, — Гермиона впустила его в башню старост так же быстро, как и в прошлые разы, когда Поттер приходил к ней по делу.

Студенты говорили о какой-то несусветной ерунде, потягивая из стеклянных резных стаканов огневиски из запасов Блейза. «Он не обидится на меня из-за одной бутылочки», — ответила Гермиона, подавая другу стакан.

Девушка понимала, что Гарри сейчас без дополнительного усилителя никак. Поттер в последние дни, как недовольно заметила Грейнджер, был сильно растерян и вел себя как последний дурак. Он умудрился у профессора Слизнорта оставить тетрадь по ЗОТИ, а у раздраженного в последние дни Юрэя — по трансфигурации. Она смотрела за тем, как ее друг медленно подносит стакан к губам, как делает совсем небольшой глоток, и будто бы сама чувствует, как алкоголь приятно-неприятно обжигает глотку.

— Говори. Я же чувствую, что ты хочешь со мной поговорить о чем-то, — ведьма улыбнулась и качнула головой в сторону, чтобы забросить кучерявую прядь волос за плечо.

Гарри оторвал взгляд от ковра, лежащего на полу, и посмотрел на подругу. Конечно, она права. Как может быть Гермиона Джин Грейнджер, надежда всего факультета, быть не правой, как может ошибиться? Это исключено. Он кивнул один раз, затем второй. Одолевающие его мысли менялись в хаотичном порядке, он не мог уследить за ними и от чего сильнее стискивал пальцами стеклянный стакан с огневиски.

— Ты уверена в том, что делаешь? — спросил Гарри, пристально смотря на лицо Гермионы.

Она выросла, правда выросла. Перед ним не было больше той упрямой правильной девчонки, которая без суда и следствия могла отчитать прохожего за неправильность его мысли или абсурдность действия. Перед ним была девушка, Героиня, прошедшая через войну, слезы, боль и разочарование; девушка, которая умела различать, где начинается мораль, а где заканчивается; девушка, которую больше не пугали смертоносные заклинания; девушка, без которой он, да и Рон тоже, не прожил бы и двух дней в этом чертовом, сошедшем с ума мире. Перед ним сидела взрослая Гермиона, которую он никогда не разлюбит, не забудет, не выкинет из головы.

— Гарри, это мое дело. Я справлюсь сама, — ответила она и улыбнулась.

«Так умеет только она», — отметил про себя Гарри и покачал головой.

— Не надо так делать. Я в себе уверена. Я уверена в договоре с Малфоем. Ни мне, ни ему нет никакого смысла нарушать его, — взялась за рассудительные разговоры волшебница, — сам подумай, Гарри. И Драко, и мне нужно только переждать эти оставшиеся полгода, а потом все закончится. Как по мановению волшебной палочки Дамболдора наш псевдо-брак распадется, каждый из нас займется тем, чем хочет. Драко продолжит дело отца в торговле антиквариатом, а я поступлю в Академию, как и хотела.

Поттер смотрел на то, как уверено говорила его подруга. Ее голос не дрожал, губы уверенно двигались, а глаза блестели уверенностью. Да, это была Гермиона. Такая уверенная в своих теориях, будто бы ее слова как аксиомы нерушимы.

— Ты, наверное, права, — ответил волшебник как-то совсем убито и снова прильнул губами к стакану с алкоголем.

Наступившее молчание ни капли не было лишним, как показалось юноше. Эта тишина, пронизывающая атмосферу в комнате старосты, казалась Поттеру спасением. Под действием алкоголя его мысли расправились в несколько каких-то слехка дребезжащих под ускользающим сознанием параллельных прямых, а тишина расслабляла, как хороший массаж после сложного и изматывающего матча по квиддичу.

Глоток за глотком, минута за минутой. Бутылка была распита, бездействие исчерпано. Гарри поднялся на ноги и неуверенно пошатнулся. Гермиона попыталась встать вслед за другом, чтобы проводить его до двери. Но, поднявшись на ноги, ведьма покачнулась и начала заваливаться назад. Юноша попытался удержать подругу на ногах, но вместо этого свалился с ней на кровать, оттолкнув ногой при падении пустую бутылку.

Мгновение. Рассудок Гермионы помутился лишь на мгновение, но этого мгновения хватило, чтобы совершить ошибку. Не прерывая зрительного контакта, Грейнджер провела пальцами по щеке Гарри, а после вовлекла того в решительный поцелуй.

Сначала медленно, ощущая на губах всю горечь из-за выпитого алкоголя, а потом все крепче и крепче целовались друзья. Кто-то из них углубил поцелуй, ввязавшись в страстную схватку, кто-то из них пытался остановить охватывающее их безумие. Гарри прижимал девушку к постели, сминал ее губы все сильнее и сильнее. А Гермиона прижималась к Гарри теснее, ощущая его тепло всем своим телом. У нее кружилась голова. Кружилась из-за ощущений, охвативших ее в эти минуты. Поцелуи друга горели на ее губах, а его прикосновения к ее телу заставляли трепетать от необъяснимой эйфории. Она запускала пальцы в его растрепанный волосы, целовала щеки, брови, шею, а потом находила губы и снова целовала их. Она выгибалась, стараясь прижаться к Гарри теснее. Внизу живота зарождалось неописуемое чувство возбуждения, которое девушка успокоить уже не могла.

А Гарри продолжал целовать ведьму. Он, словно лишившись рассудка, вдавливал подругу в постель все сильнее и крепче, особенно, когда она прогибалась к нему на встречу. Он прикусывал ее губы, рычал, когда девушка целовала его шею или тянула за волосы. Он оставлял на ее коже укусы, дышал ей на ушко, рукой расстегивая блузку. Когда Гарри распахнул блузу Гермионы, он прижался к ней телом, тонкой полоской своей кожи ощущая ее тепло. Чуть приподнявшись, он стянул с себя футболку и вновь прильнул к губам волшебницы. Вздрогнув от прикосновения внезапно-холодных пальцев к своей коже, Гарри только шире улыбнулся и прильнул к шее девушки губами. Он слегка посасывал кожу, а потом спускался ниже, игриво целуя женское тело. Гермиона несдержанно и громко вздыхала, тянула носом воздух, чтобы хоть как-то успокоить организм, так яро реагирующий на новые и необычные прикосновения. Когда Гарри слегка прикусил кожу немного ниже пупка, Гермиона сильно прогнулась назад, простонала и неосознанно раздвинула ноги сильнее в стороны.

Грейнджер была такой возбужденной и горячей, что Гарри — тот самый пай-мальчик Гарри — захотел испортить ее, но испортить так, чтобы она осталась чистой. И это до ужаса абсурдное желание сводило Гарри с ума. С того самого ума, который вечно приходил к заключению, что Гермиона как ангел-хранитель для Гарри Поттера, что именно она оберегала его, а не он, как писали везде, где не лень, и говорили все, кому не лень. И, когда они несуразными движениями избавились от оставшейся одежды, Гарри вошел в подругу наполовину и замер. Ему показалось, что болезненный вскрик его партнерши отрезвил его сознание, и даже проскользнула мысль, что он мог ее в эту секунду лишить невинности, но эта мысль как быстро появилась, так быстро и исчезла. Парень действовал по наитию, в виду каких-то животных инстинктов за отсутствием опыта, но с каждым толчком, который сладостными потоками распространялся по телу, и с каждым рваным стоном, срывающимся с влажных губ Гермионы, он убеждался, что все делал правильно.

Невероятные ощущения, которые получала Гермиона, сводили ее с ума. Она не могла сдержать рваных вздохов, перерастающих в стоны, которые вырывались и вырывались у нее из груди; она не могла успокоить свое желание получить Гарри глубже в себя, попросить или умолять его входить в нее резче. Новые, необузданные и возбуждающие ощущения кружили голову ведьмы все мощнее и мощнее. Помутневшим взглядом она смотрела на Гарри. На такого красивого и сексуального Гарри, которого никогда раньше не видела. Ведьма смотрела на то, как капельки пота стекали по его прессу, как влажные пряди темных волос прилипали ко взмокшему лбу, как его бедра двигались назад-вперед. Она смотрела на то, как прерывистая полоска волос от пупка переходит в густой пушок на лобке, и как он на долю секунды соединяется с ее темно-коричневым. Гермиона поднимала глаза к потоку и ей что-то привиделось. То ли это был Гарри с его полоской волос на животе, то ли страстный поцелуй с Драко в коридоре, когда он прижимал ее к колонне — Грейнджер правда не разобрала расплывчатого образа перед глазами. Прикусив губу, она почувствовала, что была уже на пике, когда Гарри порывисто прильнул к ее губам и начал сильно вдалбливаться в ее разгоряченное и податливое тело.