Breathless I

Глава 11

  Маленькая стрелка на часах упорно пыталась дотянуться до цифры четыре. Но так как большая стрелка только–только отползла от десяти, первой ничего не осталось, кроме как стоять на месте и мельком подрагивать в такт секундам.
Я колебалась между двумя решениями: пойти домой и смыть с себя остатки природы, или пойти с Крисом в особняк и погостить у них. В результате победило второе.
Мы шли по мокрым от дождя улицам. Ветер разносил упавшие листья. По небу проплывали серые облака, но синева все же виднелась. Деревья все еще были мокрыми и иногда кроме листьев скидали на землю дождевые капли. Солнца видно не было, но зато за облаками хорошо виднелись его светлые лучи.
Уличные мальчишки бегали по игровой площадке и гоняли мяч. Иногда мячик вылетал на дорогу и неудачно падал в лужу, и при игре всех намачивал, но от этого дети наоборот веселели.
Несмотря на грипп, много молодежи все равно шастало на улицах с расстегнутыми куртками и без шапок. Если честно, я тоже так выглядела, но мне–то не о чем волноваться.
Вскоре мы с Крисом уже стояли возле огромных входных дверей. Я уже потянулась, чтоб открыть ее, но внезапно кто–то изнутри сделал это быстрее.
На пороге стоял Рейн. Он не смотрел на нас, так что можно было понять, что то, что мы столкнулись, оказалось совпадением.
– Я пошел! – крикнул он кому–то в доме.
– Не смей! – послышался голос Мелори. – Сегодня твоя очередь!
– Меня нет! – крикнул он, проигнорировав слова женщины, и обернулся к нам. – О, как раз вовремя. Оставляю все на вас.
Сказав это, он быстро проскользнул между нами и побежал в сторону города.
– О чем это он? – спросила я Криса.
Тот посмотрел вслед уходящему Рейну и тяжело вздохнул.
– Сейчас увидишь.
Мы вошли. Как только дверь заперлась, послышался шум, и со второго этажа к нам быстро спустилось что–то... непонятное.
– Где он? – спросило нас это «что–то».
– Удрал, – спокойно ответил Крис.
Я стояла, пораженная увиденным. Только через минуту я наконец–то узнала в этом «что–то» Мелори. Просто сейчас ее волосы были распущены и сильно спутаны. Они спадали на лицо и плечи, от чего самого тела было почти не видно. Волосы были настолько длинные, что кончики почти касались земли. Сама же девушка была взбешена и сжимала в руках расческу.
– А что, сегодня его очередь расчесывать тебя? – спросил Крис.
– Да. А этот мальчишка сказал, что он, видите ли, занят и у него нет времени. А если я сяду сама себя расчесывать, то еще сильнее запутаю.
– Так мы ведь сколько раз говорили тебе их отрезать.
– Ага, уже. Мне и так удобно. – Мелори сложила руки на груди и отвернулась.
Я включила мыслительный аппарат и попыталась обдумать сложившуюся ситуацию. Тут у меня возникла мысль.
– А может, я вас расчешу? – спросила я скромно.
Мелори повернулась ко мне.
– А ведь мысль. – Она убрала волосы с лица и просияла. – Точно! Как я не додумалась. Пошли.
Сказав это, она взяла меня за руку и потянула на второй этаж.
Мы поднялись по лестнице и завернули направо. Впереди нас протянулся длинный коридор, с левой стороны которого размещались двери в комнаты, а с правой стороны – деревянные перила. Коридор выглядел как балкон, через который можно было увидеть всю огромную залу первого этажа.
Я догадалась, что за некоторыми из этих дверей были личные комнаты умерших. Я оказалась права, так как, пройдя несколько дверей, Мелори остановилась напротив одной.
– Вот мы и пришли, – сказала она и открыла дверь.
Комната была довольно большая и длинная. Стены выкрашены в красный цвет с едва видными замысловатыми бордовыми узорами, похожими на цветы. Пол укрыт светлым деревом. У правой стены размещался старинный платяной шкаф, косметический стол с большим зеркалом, и прилагающийся к нему стул. Слева стоял шкаф для белья, на котором лежало несколько книг, и двухместный диванчик, оббитый светлой кожей. У самой дальней стены размещалась большая старинная двуспальная или даже трехспальная кровать с шелковыми занавесками и бордовым атласным бельем. К бокам кровати примыкали два прикроватных столика, а по углам комнаты расставлены большие кадки с цветами. Так же возле кровати находилось большое окно с бежевыми занавесками, под цвет небольшого коврика с длинным ворсом, который лежал у подножья кровати. Это была спальня не сказочной принцессы, это была спальня гордой и нравственной королевы.
– Какая красивая комната, – ахнула я. – Но зачем кровать?
– Я люблю играть человека, – пояснила Мелори, улыбнувшись. – Спать, есть, зимой носить шерстяные носки, летом пить холодный лимонад и так далее. Мы все любим.
Она подошла к косметическому столику и села перед большим зеркалом. Я стала за её спиной. Теперь, когда я могла вблизи рассмотреть ее волосы, я заметила, что они отдают каким–то серебристым цветом. Казалось, будто они сплетены с лучами солнца.
– Они крашены? – удивленно спросила я.
– Хех... ты не первая спрашиваешь. – Женщина коснулась волос на своей макушке. – Это их настоящий цвет.
– Красивые. Наверное, очень трудно за ними ухаживать. Они такие длинные.
– Ну, если честно, то да. Но я не хочу их стричь. Мои волосы, это то, что напоминает мне о моей жизни.
– Правда? – я провела расческой по ее волосам.
Чувствуя, что между нами завязался разговор, я решилась спросить ее:
– Мелори, расскажите мне, пожалуйста, о своем прошлом.
– Ты хочешь узнать? – удивленно спросила она.
– Да. Если вы не против, конечно.
– Ну что ты, с удовольствием. Мне нравится рассказывать об этом.
Я облегченно выдохнула. Значит, Крис не соврал.
– Но сначала...
Мелори дотронулась до ажурной повязки на своей шее. Запустив руки за шею, она легким движением расстегнула защелку и медленно сняла повязку. От удивления я выронила расческу из рук. Грубый шрам, сшитый крепкой нитью, обхватывал шею девушки уродливым кольцом.
– Это же... – ошарашено молвила я. – Но как? Выглядит так, будто...
– Будто голова была отрублена, – закончила за мной Мелори. – Это так. Моя голова действительно была отделена от тела. Единственное что срослось, это мышцы, голосовые связки, пищевод и дыхательные пути. Хребет остался наполовину отделен. Иногда, когда я слишком резко поворачиваюсь, он смещается, и я не могу повернуть голову обратно. Немного неудобно, но я уже привыкла.
– Тогда, из ваших слов можно понять, что вы умерли, так как вам отрубили голову? – в полном шоке спросила я.
– Да. Я родилась в Германии, двадцать восьмого декабря 1509 года. Мне пятьсот один год.
Расческа, которую я подняла, опять упала.
– Вам так много лет?!
– Не говори так. – Она смущенно засмеялась. – Я чувствую себя старой.
– Извините. – Я подняла расческу и принялась расчесывать ее волосы.
– Так вот, – она продолжила, – из всей родни у меня были только мать и младший брат, который родился через девять лет после моего рождения. Его звали Элиот. Мы были бедны, но счастливы; недосыпали и недоедали, но всегда держались вместе. Мать пасла овец, Элиот продавал цветы, которые он сам выращивал на небольшой грядке сзади нашего ветхого домика, а я старалась раздобыть лишнюю монету своей внешностью и пением. На ярмарках, с приезжими скоморохами или с бардами на площадях, я пела, танцевала, плясала как обезьянка шарманщика, лишь бы понравится случайному зрителю и получить из его кармана хоть один медяк. Красивые волосы, не испорченные бедностью, милое лицо, детский голосок и одежда с обносков – конечно, жалость других была моим единственным спасением, хотя часто моя внешность приносила одни неприятности, в детали которых мне не хочется вдаваться. В общем, так мы и выживали. Но, как говорится, счастье не вечно. Элиот был очень слабым мальчиком и часто болел. Однажды он слег с серьезной простудой. Денег на лекарства у нас не было, а его состояние все ухудшалось. Тогда я решила, что единственным выходом было прибегнуть к воровству. Я ничего не сказала матери, так как знала, что она не одобрит эту затею, поэтому мне пришлось действовать самой. Под покровом ночи я ускользнула из дома и убежала в сторону улицы красных фонарей. Там в это время всегда ошивались старые выпившие богачи, с полными карманами монет. Улица была заполнена полураздетыми куртизанками и охмелевшими мужчинами. Вокруг стояло невыносимое зловоние, смешавшее в себе запахи женских духов, пудры, уличной пыли, алкоголя, мужского семени и мочи. Вскоре мне удалось наткнуться на одного жирного старика, нетвердо державшегося на ногах. Все что мне следовало сделать, чтоб привлечь его внимание – это встретится с ним взглядом и поманить пальцем. После этого я развернулась и побежала в ближайший темный переулок. Старик, как и ожидалось, тут же последовал за мной. Как только мы скрылись в темноте, я достала из внутреннего кармана плаща нож, развернулась и вонзила лезвие прямо ему в горло – чтоб не кричал. Рука моя была на удивление тверда, намерение яростным, но слезы потоком бежали по щекам, мешаясь с алой кровью. Старик прохрипел что–то непонятное и упал замертво. Я быстро обыскала его тело, достала все самое ценное и убежала. Дома я долго не могла отмыть руки от крови. – Мелори сделала короткую паузу и продолжила, – на следующее утро я побежала в аптеку и купила много лекарств. Мама очень удивилась, но я сказала, что лекарства мне дали бесплатно. Лечение помогло, и Элиот выздоровел. Все вроде бы наладилось, но я никак не могла забыть то убийство. Поэтому я поклялась себе, что больше никогда никого не убью. Так и было, до того дня... Мне было семнадцать. Мы с мамой и Элиотом шли по торговой улице. Внезапно сзади нас послышалось ржание коней – по дороге несся экипаж короля. Люди отступили и освободили дорогу. Мы тоже хотели отойти, но мать внезапно запнулась и упала. Я думала, карета затормозит... Мама умерла под копытами лошадей. Элиот тогда долго не мог прийти в себя, ему ведь было всего восемь. Я пыталась прокормить нас, но положение было плачевным. Поэтому я отрезала свои длинные волосы, надела тот самый плащ и ночью пошла грабить. Теперь это было моим способом выживания. Я дала себе другую клятву – что больше никогда не заставлю Элиота страдать. Когда он узнал, что я ворую, он не начал осуждать меня, не разозлился, а стал помогать. Ему тогда было десять. Прошло пять лет. Мне неприятно осознавать свою прошлую твердость и хладнокровность, из-за которой я довольно быстро заработала репутацию небезызвестного вора, за голову которого была назначена награда. Элиоту я не позволяла убивать, но мы часто светились вместе, и стража его так же не обделила вниманием. Но мы всегда выходили сухими из воды, никогда не попадались, поэтому нас наказало не правительство, а судьба... Элиот заболел туберкулезом. Я ни на минуту не отходила от него на протяжении целого месяца. Однажды он сильно закашлял кровью и упал в обморок. Он перестал дышать. Я сильно испугалась. Тогда это и произошло.... В те года в Германии была очень популярна охота на ведьм. Многих девушек сожгли на костре. Были слухи, что ведьмы могли не только насылать порчу, но и исцелять и воскрешать мертвых с помощью черной магии. В нашей деревне была одна старуха, имевшая репутацию колдуньи и избежавшая костра лишь потому, что стража её побаивалась. Я обратилась к ней и за немалую сумму таки выведала способ, как можно спасти брата. Нужно было провести жуткий ритуал, который вызовет самого Дьявола, и в обмен на свою душу попросить у него спасения другой души. Тогда я не знала, что достаточно просто взмолить о спасении, поэтому моя просьба была похожа на магическое заклинание: «Дьявол, ты слышишь меня, ты видишь меня. Я прошу тебя – исцели моего брата, забери у него болезнь, спаси его душу, а взамен возьми мою». Ни Дьявол, ни какой-либо демон не появился, но все же что-то странное произошло со мной, заставившее поверить в успешность ритуала, ибо главным условием была вера и осознание. Неважно, как ты просишь, если ты всем сердцем веришь, твои слова достигнут и небес, и преисподни. Дьяволу не нужны фанатики, поэтому из тысячи возможность быть услышанным Дьяволом дается только одному. Я верила, я была готова, я осознавала, и я была услышана.
Мелори замолчала. В её глазах не было видно сожаления о своем поступке, лишь покорная холодная серьезность.
Я опустилась на колени и начала расчесывать концы волос. Женщина водила пальцами по шраму на шее и грустно улыбалась. Я ждала продолжения истории.
– Через три дня он полностью выздоровел, – продолжила говорить Мелори. – Я сначала не поверила, на то время это ведь была неизлечимая болезнь. Но чудо произошло, и я была счастлива. Тогда я напрочь забыла о своих словах, о своей просьбе, и наша жизнь продолжалась. Мы с Элиотом на время завязали с воровством, так как у нас уже было достаточно денег, чтобы жить без забот. И так целых два года. Казалось бы, что все наладилось, но на самом деле, все уже было предрешено.
В тот день мы с Элиотом гуляли по ночной улице, так как утром нам выходить было опасно. Было довольно многолюдно, как для позднего времени. Внезапно сзади на меня кто–то налетел и повалил на землю. Тот, кто это сделал, быстро поднялся и убежал, но он уронил оберток ткани, который остался лежать возле меня. Я не поняла, что произошло, как тут послышался громкий шум, и к нам подбежали десятки стражников. Оказалось то, что находилось в обертке, было украденными королевскими драгоценностями. Естественно, меня заподозрили в соучастии и попросили снять капюшон. Я поняла, что если это сделаю, меня и Элиота узнают. Тут один из стражников резко подбежал и дерганул меня за плащ. Капюшон слетел с головы. Все было кончено. Они наставили на меня оружие. Я поняла, что если побегу – меня тут же убьют. Поэтому я дала знак Элиоту бежать, а сама подняла руки в знак того, что сдалась. Брат, конечно же, хотел мне помочь, но он знал, что если и его поймают, то будет еще хуже. Вот так я и была схвачена. Меня должны были казнить через четыре дня после поимки. Из-за излишней жестокости моих преступлений, было решено, что мою голову будут рубить тупым топором. Вся уверенность мигом покинула меня, оставив место сковывающему страху. Сбежать было невозможно – меня охраняли двадцать четыре часа в сутки. Моя надежда умерла быстрее, чем я...
И вот, в назначенное время меня вывели на центр площади. Вокруг было полно людей. Они кидали в меня камнями, а родственники тех, кого я убила, плакали и проклинали меня. Но тогда мне нужно было не это. В толпе я начала старательно выискивать глазами Элиота. В тот момент я хотела его увидеть, и одновременно боялась, что он увидит меня. К несчастью он стоял в первых рядах. Когда я увидела его наполненный болью взгляд, я не сдержала слез. Меня даже лишили предсмертного желания. И вот, когда топор палача взметнулся над моей головой, я взглянула на своего плачущего и кричащего брата и прошептала: «прости». Это было мое последнее слово.
Девушка замолчала. Я на секунду перестала расчесывать ее.
– А какие были твои последние слова? – спросила она, глядя на меня через зеркало.
– Мои? – я задумалась, а потом грустно засмеялась, – моими последними словами было: «Я не хочу умирать».
Мелори надела на шею черную повязку с изумрудом улыбнулась кончиком губ.
– Готова поспорить, ты только тогда это осознала, так?
– Да, в самый последний момент. – Я в последний раз провела расческой по ее вычесанной макушке. – Но знаете, я не думала, что между обращением к Дьяволу и смертью может пройти такой большой отрезок времени.
– Ну да, согласна, два года – это много. Но знаешь, здесь время не имеет значения. Крис умер чуть ли не мгновенно, ты – через день, я – через два года, Данте – через месяц, Рейн вообще через семь лет. Можно проклясть себя в детстве, а умереть чуть ли не в старости. Но то, что ты умрешь – это факт. Время смерти зависит от того, что решат демоны. – Она пожала плечами, – мы, можно сказать, подписали с ними контракт, хотя, возможно, и не осознавали этого.
Я нахмурилась.
– Понятно. Так что же случилось с вами дальше?
– Дальше? – Мелори на секунду задумалась. – Очнувшись, я не сразу все сообразила. Я не могла толком все понять, так как моя голова была отделена от тела. Я ничего не видела, не слышала и не могла говорить. Это было похоже на состояние умершего после его сожжения. Крис тебе ведь рассказывал, так?
Я кивнула.
– Вот. Но, в отличие от того, я могла думать. Не сильно, конечно, но могла. Через полчаса я почувствовала, что мою голову приложили к шее. После этого я и стала понемногу приходить в себя. Через час я смогла видеть, слышать и говорить, но координация движений была нарушена. Еще через час я попыталась подвигаться, но так как голова не была пришита к телу, те мышцы, что восстановились, начали рваться. Я поняла, что голову нужно придерживать. И это не метафора. В общем, еще через два часа все наконец–то прояснилось. Я находилась в темном сыром подвале, придерживая руками свою отпадавшую голову. Все что на тот момент мне стало известно, это то, что я не умерла. Дверь оказалась не заперта, и я смогла выйти. Охраны не было. Я поняла, что нужно выбираться и побежала по коридору. Вскоре передо мной выросли ступеньки. Пробежав их, я свернула в соседний коридор. Вокруг было множество дверей, но открывать их нельзя было. Так, добежав до конца, я попала в тупик. Передо мной оказалось большое окно. Посмотрев через него, я увидела, что нахожусь всего в двух метрах над землей. Понятное дело, я разбила окно и выбралась. Снаружи оказался лес. Пробежав где–то полмили, я свалилась под одним из деревьев. Теперь можно было спокойно все обдумать. Просидев так до ночи, я решила найти город и разобраться со своей головой. Теперь моя смерть не вызывала у меня сомнений. Побродив по лесу, я поняла, что так город найти мне не удастся. Но тут среди деревьев замелькал огонек. Подойдя ближе, я увидела маленький лесной домик. Немного подумав, я решила зайти, и если тот, кто внутри, откажется меня пускать, я попросту убью его. Через минуту после моего стука послышались шаги. Женский голос настороженно спросил: «Кто там?». Я ответила: «Впустите, пожалуйста. Я ранена и потерялась». Дверь приоткрылась и из проема выглянула рыжеволосая женщина. Я прикрывала шею, поэтому рану она видеть не могла, но, заметив кровь на моей одежде, она сразу же меня впустила. Внутри оказалось довольно тесновато. Кроватка, печь, столик со стулом, большой шкаф с множеством маленьких дверец и много-много разных трав, развешанных по всему домику. Женщина быстро уложила меня на кровать и спросила где рана. Я медленно опустила руки с шеи и приготовилась нападать. Женщина вскрикнула и застыла. Я ждала ее дальнейших действий. Через минуту она испуганно спросила: «Что с твоей головой?». Я ответила: «Моя голова отделена от тела. Нужно просто пришить ее назад». Она еще с минуту простояла в ступоре и потом резко сорвалась с места и подбежала к шкафу. Открыв одну из дверец, она достала моток черных шерстяных ниток и иголку. Я сказала, что это подойдет. Честно говоря, я не ожидала, что она станет мне помогать, и была очень удивлена. Женщина села возле меня и помогла мне привстать. Дрожащими руками она сначала вытерла влажной тряпкой кровь, а потом начала зашивать. Я не удивилась, что мне не больно, но вот женщина через каждую секунду спрашивала меня об этом. Дыры от иглы мгновенно зарастали, но из-за того, что это были крепкие нити, мы этого не заметили. И вот, примерно через полчаса работа была окончена. Я легонько повертела головой. Она поддавалась, хотя было непривычно. Женщина спросила, что со мной случилось. Не имея причин скрывать, я ей все рассказала. И про Элиота, и про преступную деятельность, и про казнь, и про то, что я, судя по всему, мертва. Она все спокойно выслушала. Через пять минут молчания, она улыбнулась и сказала: «В городе меня хотели сжечь из-за того, что люди посчитали меня ведьмой. Поэтому я живу тут одна. Оставайся сколько хочешь. Тебе ведь нужна помощь?» Сказать честно, я была удивлена. Женщина предложила мне жить вместе с ней, не опасаясь моего преступного прошлого. Но это было только к лучшему. Я согласилась. Мы проговорили всю ночь. Оказалось женщину зовут Мария, ей было тридцать три года. В городе она была известна своими травными снадобьями, которые помогали при всяких недугах. Три года назад, когда в Германии вспыхнула охота на ведьм, ее тут же обвинили в колдовстве, поэтому она сбежала в лес. Мария оказалась очень хорошей женщиной. Она была мне за мать. Мы долго жили вместе. Я все время изучала свойства своего теперешнего тела. Тогда я и узнала про сон, еду, боль, регенерацию и слезы. Я часто выходила по ночам в город, но не решалась вернуться домой и Элиота больше не видела.
Время пролетело быстро. И вот Мария умерла... от старости. Ей было восемьдесят шесть. Я, конечно же, не постарела ни на год. Тогда я много страдала, так как теперь у меня не осталось ничего. Через двадцать один год, когда мне исполнилось ровно сто лет, я ушла из домика Марии, где жила все это время, и подалась путешествовать. Я побывала в разных странах, видела разные вещи: была на открытии Биг Бена, Эйфелевой башни, даже плавала на Титанике. Потом мне, правда, пришлось плыть вручную прямо до Лондона. Из-за моей внешности мне многое удавалось. Ты ведь заметила, что все умершие обладают необычным обаянием? Проще говоря, красивые.
– Ну... да. А ведь, правда, – сказала я, вспомнив внешность остальных, – Вы все очень привлекательны. Но почему? Такого ведь не было при жизни, так?
– Да. И тебя это тоже коснулось, хотя ты, может, и не заметила этого. Правда вот мы, умершие, друг для друга выглядим вполне нормально, но обычные люди ощущают наше влияние куда острее. Я точно не знаю, почему так происходит и в чем причина, но подозреваю, что всему виной то, что мы обрели после смерти, наша странная животная сила. Будто она предусмотрительно дала нам возможность скрыть наши отличия под маской красоты, дабы нормально ужиться с обычными людьми. Наша привлекательность – это наша маскировка. Нездоровая бледность кожи кажется простым людям красивой фарфоровой. Отсутствие блеска в глазах заставляет других смотреть на нас, привязывается к нам. Наша привлекательность как овечья шкура, под которой скрывается волк. На других умерших это не сильно действует, а вот люди ведутся. Понимаешь?
Я взглянула на себя в зеркале. И правда, сейчас моя внешность не слишком изменилась, но что–то притягательное есть.
– Угу.
– Вот из-за этого я активно пользовалась популярностью у мужчин. У меня было множество ухажеров за всю мою долгую жизнь, но ни к кому я не испытывала чувств, хоть отдаленно напоминающих любовь. Знаешь почему? – Мелори внимательно посмотрела на меня.
– Почему?
– Потому что ни ты, ни я, ни остальные умершие, просто-напросто неспособны любить.
Я удивленно нахмурилась.
– Но, почему?
– Мы ведь демоны, – вдруг с излишней холодностью ответила она. – А демонам любовь неизвестна.
– Неизвестна? – недоверчиво повторила я. – Но как?
– Скажи, ты когда-нибудь влюблялась?
– Нет, – честно ответила я.
– Правда? Знаешь, по-моему, это и к лучшему. Любовь сложная штука. А когда тебе не отвечают взаимностью, это еще хуже. Но теперь тебе не о чем волноваться – ты больше не будешь любить. Жалость, ненависть, дружба, привязанность – да, но не любовь. Ты не бойся, это не так страшно как кажется. Не нужно будет страдать из-за ненужных нам вещей.
Мелори улыбнулась, хотя я увидела, что эта улыбка немного вымученная. Я все равно не могла поверить её словам, но что-то внутри не хотело их отвергать, и я, сжав губы, коротко кивнула.
– Я поняла.
– Хорошо. – Она продолжила, – так вот, балы, вечеринки, дорогие подарки... это всегда окружало меня. Но время менялось, и мне тоже нужно меняться. После двадцати лет во Франции, я переехала в Лондон. Там я и встретила Данте. Он жил в огромном пустом поместье шестьдесят лет, хотя на вид ему было примерно двадцать. Мы встретились, можно сказать, случайно. В одном из местных трактиров я услышала легенду, о призраке мертвого дворецкого. Сорок лет назад в поместье графа Волейхайф случилась беда. Так как это была известная семья, которая покорно служила королевскому двору, у них появилось много недоброжелателей. Поэтому вскоре на поместье Волейхайф напали. Дело было ночью. Первыми погибли граф и его жена, потом слуги. Маленького девятилетнего графа защищал дворецкий семьи. Но долго он продержатся не смог. Говорят, когда на глазах умирающего дворецкого убивали мальчишку, он поклялся, что отомстит обидчикам. Так и случилось. Через три дня после инцидента, тех, кто напал на поместье, странным образом убили, а в окнах пустующего замка не раз видели силуэт мертвого дворецкого.
Поверив слухам, я решила проверить их, и ночью направилась к тому самому поместью. Собравшись с духом, я постучала в дверь. Никто не открыл. Тогда я взялась за дверную ручку и дверь со скрипом отворилась. Войдя, я удивилась – все было убрано и вычищено до блеска. Даже не намека на то, что особняк пустовал шестьдесят лет. Я обыскала все комнаты, но никого не было. Тогда я пошла в сад. И там, освещенный светом фонарей, мертвый дворецкий отстригал бутоны красным розам. Зрелище было незабываемое. Казалось, он не заметил моего присутствия, и с легкой улыбкой продолжил мастерски орудовать ножницами. Все красные бутоны он кидал в большую корзину. Мне это показалось странным. Я подошла ближе. Он все так же меня не замечал. Из-за чистого любопытства я тихо спросила: «Почему вы отстригаете бутоны таких красивых роз?» Услышав мой голос, дворецкий даже не шелохнулся. Он отстриг еще один бутон и, повертев его в руках, ответил: «Молодой господин очень любил красные розы. Но как только он брал их в руки, или дотрагивался до куста, шипы тут же его кололи. И его прекрасная алая кровь смешивалась с краснотой этих бутонов. Поэтому, как только розы зацветают, я тут же их срезаю и закидываю бутонами комнату молодого господина, что бы он больше не поранился, никогда...» Дворецкий срезал остальные розы и, взяв корзину, направился в особняк. Я пошла за ним. Поднявшись по лестнице, и пройдя коридор, мы зашли в просторную комнату. Большая кровать, стены бледно-голубого цвета, синие шторы – комната была выполнена в холодных строгих тонах. Дворецкий стал посреди комнаты и стал медленно кидать бутоны на пол и кровать. Тогда на его лице была горькая улыбка, наполненная болью и скорбью. Когда он закончил, я спросила: «Как вас зовут?». Дворецкий повернулся ко мне, приложил руку к груди, и, поклонившись, ответил: «Данте Клауэр. Можете звать меня просто – Данте». Так мы и познакомились. После длительных разговоров я поняла, что он тоже умерший, поэтому перебралась к нему в поместье. Так мы прожили пару лет. Когда в Лондоне вспыхнул пожар, поместье тоже загорелось, поэтому мы были вынуждены переехать. Данте хотел остаться, но я его уговорила. Мы еще несколько лет путешествовали по Европе, побывали в Италии, Швейцарии, России, и вскоре переехали в Америку, в тихий городок штата Колорадо. Тут мы решили остаться надолго. На накопившиеся за всю жизнь деньги, мы построили поместье, которое стало уменьшенной копией поместья Волейхайф, – все-таки так Данте было спокойней, да и мне тоже. Через пару лет мы наткнулись на Криса и приняли его к себе. Шесть лет назад к нам присоединился Рейн, а пару недель назад – ты. – Мелори улыбнулась, – вот и все.
– Да уж, длинная история, – засмеялась я. – Но у меня вопрос, если вы жили здесь так долго, не вызывало ли это подозрения у окружающих?
– Мы предусмотрительны, – ответила она. – Через каждые десять лет открытой жизни, мы залегаем на дно еще на десять, путешествуя, или оставаясь в этом особняке, выходя на улицу только по ночам. Все городские думают, что этот особняк – фамильное сокровище какой–то семьи, и каждые десять лет сюда приезжают новые люди. Так как мы особо ни с кем не дружили, нас мало кто помнит, а через пару лет и вовсе забывают. Но пока можно жить спокойно – прошло всего шесть лет, от нашего последнего «приезда».
– Понятно. – Я задумалась. – И еще, если вы так богаты и всегда находитесь в городе, то чем вы занимаетесь по будням? Вряд ли сидите дома, это ведь скучно.
– Ну, тут каждый делает то, что положено обычным людям. Простые и не примечательные занятия: я работаю в пансионе для престарелых, Данте – бармен, Рейн и Крис еще учатся.
– Да? Интересно. Ну, с Рейном можно еще понять, но почему Крис еще учится? С его годами, он должен был уже давно окончить школу.
– Просто при жизни, он не получил полного образования, – объяснила Мелори. – А когда умер, то не думал продолжать учебу, так как считал это ненужным. Но мы с Данте настояли на том, что ему нужно высшее образование. Крис смог поступить в старшую школу, так как мы подделали документы и свидетельство о рождении. С Рейном тоже было немного сложно, но мы и его уговорили.
– А–а–а... – протянула я. – Теперь понятно.
Мелори подала мне резинку, и я начала завязывать ей волосы в ее постоянную прическу – хвостик со спадающими передними прядями.
– Да, кстати о работе, – сказала вдруг она. – Ты ведь сейчас живешь одна, так? Тебе нужно будет самой оплачивать расходы на жилье, я права?
Я неуверенно кивнула. Мелори многозначительно улыбнулась.
– Тогда почему бы тебе не переехать к нам?
– Что?! – удивленно воскликнула я.
– Места у нас много. Да и остальные будут рады пополнению. Ну что?
Я все еще была в шоке, так что не смогла сразу ответить. Спустя минуту глубоких размышлений я заговорила:
– Спасибо, конечно, но нет. Так как я умерла совсем недавно, у меня еще осталось несколько друзей, которые не знают об этом. Так что будет странно, если я вот так возьму и перееду. Думаю, мне сначала нужно окончить школу.
Мелори немного погрустнела.
– Ты права. Все-таки у тебя еще есть привычная жизнь, в отличие от нас. Извини, – прошептала она.
– Да нет, ничего. – Я ободрительно улыбнулась. – Мне действительно понравилось ваше предложение.
– Ну да ладно. Но что же тогда ты будешь делать с деньгами? Если хочешь, мы можем платить за твой дом.
– Нет! – резко воскликнула я. – В этом нет необходимости. Я хочу сама платить за себя, поэтому я подумываю найти работу.
– Ну,– женщина пожала плечами, – тогда не знаю чем тебе помочь. Хотя, может Данте знает о какой–то хорошей работе на полставки. Спросишь его, хорошо?
Я кивнула, поблагодарив её за помощь.
Мы вышли из комнаты и спустились на первый этаж. Там никого не было. Я еще немного проговорила с Мелори и пошла домой. По пути мне захотелось навестить Локки. Там оказалась и Ирен, и я просидела с ними до самого вечера. Когда я уже собиралась уходить, меня нагнала моя подруга.
– Подожди, – сказала Ирен. – Я тебя провожу.
– Ну, ладно, – я немного удивилась.
Мы вышли и направились по вечерней улице. Было довольно прохладно, поэтому Ирен часто вздрагивала. Я для приличия застегнула куртку по шею. Через две минуты она заговорила:
– Так непривычно, не чувствую на голове никакой тяжести.
Ирен дотронулась рукой до своих коротких волос. Сейчас на ней была черная шапка, джинсы и лыжная куртка, которую она купила в Гленвунд Спрингс перед отъездом. Там таких навалом, и продавались они не дорого, но главное было тепло.
– Такое ощущение, будто я скинула пять килограмм, – засмеялась она.
– Заметно, – хихикнула я.
– Ага. И еще ощущение, будто я избавилась от каких–то невидимых цепей, которые сковывали меня всю жизнь. Думаю, теперь я смогу начать все с начала. Буду жить в свое удовольствие.
– А разве до этого ты не жила для себя? – удивленно спросила я.
– Не совсем. – Ирен подняла с земли листок и начала на ходу отрывать от него маленькие кусочки. – Я жила подстраиваясь под общество. Модная одежда, идеальный макияж, хорошие манеры – я старалась сделать так, чтоб окружающие восхищались мной, а те, кто был выше, считали меня равной. Это переросло в привычку. Для меня это было счастье. А теперь, когда я одета в старую одежду, с подстриженными абы-как волосами, я чувствую себя более свободной, более счастливой.
– Ты говоришь такие умные вещи, – усмехнулась я. – Прямо как Локки.
– Да, похоже.
Она опустилась на корточки и начала разглядывать голубиное перо, которое лежало на земле. Я не могла разглядеть ее лица, но мне показалось, что сейчас самое подходящее время, чтобы спросить об одной вещи. Хотя я и сама все уже знала, но мне хотелось бы услышать это от нее.
– Ирен, – тихо сказала я, и присела рядом с ней, – насчет Локки.... Я вижу, что между вами что–то произошло после того случая с медведем. Расскажи мне, пожалуйста.
Ирен на секунду застыла, потом взяла перо в руки и встала. Я стала возле нее. Мы продолжили медленно идти.
– Ну, – начала она, – я знаю, что скрывать от тебя это было бы неправильно, да и смысла нет. Я хотела сказать тебе сразу же после того, но как-то время не приходило.
– Сейчас нам никто не мешает, – аккуратно настояла я.
– Ты права. – Ирен глубоко вздохнула. – В общем, это случилось еще тогда, на поле. Я даже не догадывалась. Локки крепко обнял меня, чтобы защитить от когтей медведя. Его ранило. Но перед тем как медведь его отбросил, он сказал это. Наверное, он считал, что это будут его последние слова...
– Что он сказал? – тихо спросила я.
Девушка внезапно остановилась. Ветер поднял листья, лежавшие у наших ног и закружил в воздухе. Минуту она стояла, не двигаясь. Потом внезапно обернулась ко мне. Я увидела, что ее глаза блестят от слез. Она улыбнулась и прошептала:
– Я люблю тебя. – По щеке Ирен скатилась слеза. – Он сказал: «Я люблю тебя».
– И почему ты плачешь? – с улыбкой спросила я.
– Не знаю. Возможно, я счастлива, – она начала утирать слезы.
– Правда? – я подошла ближе, натянула на нее капюшон лыжной куртки, и коснулась своим её лба. – А теперь убери слово «возможно» и повтори эту фразу у себя в голове.
Ирен сначала не поняла о чем я. Через минуту она заплакала еще сильнее и обняла меня.
– Ну и что ты ответила?
– А ты будто не догадываешься, – пробубнила она мне в плечо.
– Ну, вообще–то ты права. Здесь не трудно догадаться. Особенно если учесть твой вид, когда ты выбегала тогда из больницы.
Ирен вздрогнула и резко отстранилась от меня. Ее лицо было до смешного пунцовым.
– Ну, что-то типа этого, – засмеялась я.
– Очень смешно, – буркнула она, и прикрыла лицо воротником.

Мы сильно заговорились и дошли почти до моего дома. У калитки Ирен попрощалась и мы разошлись. Увидев, как она быстро удаляется, я засмеялась и, повернувшись, направилась к входной двери. И тут же застыла, пораженная увиденным. Прямо у порога моего дома на земле лежало что-то черное и большое. Я насторожилась и медленно приблизилась. Это оказался человек или, вернее, молодой парень. Он лежал без сознания, и, как мне показалось, почти не дышал. Я испугалась. Замерзший труп возле моего дома – это не есть хорошо.
Я быстро отомкнула ключом дверь и затащила парня в дом. Он оказался очень легким. Из-под тонкой курточки прощупывалось тощее тело. Я уложила неизвестного на диван возле телевизора, и побежала в кухню за аптечкой. «Так, Локки, кажется, говорил, что в таких случаях нужен нашатырный спирт» – подумала я и начала искать в аптечке нашатырь. К счастью, он оказался в наличии.
Открыв маленькую баночку, я принюхалась. Жуткий запах, ударивший мне в нос, наказал мое любопытство. Я скривилась и побежала к парню. Присев возле него, я приблизила баночку с вонючей жидкостью к его носу. Как только парень сделал легкий вздох, он сразу же перекосился.
– Очухался? – спросила я, когда он резко замотал головой в надежде избежать вони.
– Лучше бы остался без сознания, – пробурчал парень, зажав нос.
Я плотно закрыла баночку и поставила ее на кофейный столик.
– Ну, – я испытующе взглянула на парня, – кто ты, и что тебе нужно было возле моего дома?
– Я вам отвечу, но сначала ответьте: вы Мио?
– Ну да, – ответила я удивленно.
– Отлично, я вас нашел. – Парень облегченно выдохнул и достал что–то из кармана куртки. Это оказалась смятая бумажка. – Вы дали это мальчику по имени Роллан?
– Да.
– Здесь написано, что если будут проблемы, вы ему поможете, так?
– Да-да, – закивала я, все еще не понимая. – А ты кто?
– Меня зовут Брайан, я старший брат Роллана, – ответил парень и нахмурился. – В общем, мне нужна ваша помощь. Дело в том, что Роллана похитили.