Каждый Новый день

День 5999

Мой разум вымотан до предела, но я рад сообщить, что Натан Долдри этой ночью отлично
выспался.
Натан – правильный парень. В комнате полный порядок. Даже несмотря на то, что сейчас
только утро субботы, он уже выполнил все, что ему было задано на выходные. Он поставил
свой будильник на восемь, не желая зря тратить время на сон. Спать он лег, вероятно, не
позже десяти вечера.
Я подхожу к его компьютеру: мне нужно зайти в свою почту и послать себе письмо с
описанием некоторых событий недавних дней, чтобы они не пропали для меня. Потом я
захожу в почтовый ящик Джастина и обнаруживаю там кое-что весьма интересное: сегодня
вечером в доме Стива Мэйсона будет вечеринка. Адрес Стива легко нахожу в Гугле. Когда я
высчитываю расстояние до его дома, оказывается, что езды здесь всего часа полтора.
Похоже на то, что Натан сегодня отправится повеселиться.
Но сначала нужно уговорить его родителей.
Его мать прерывает мое занятие как раз в тот момент, когда я вновь в своем почтовом ящике,
перечитываю то, что записал о нашем с Рианнон дне. Я быстренько закрываю окно с почтой и
повинуюсь, когда она говорит мне, что сегодняшний день – не для компьютера, а мне пора
спускаться к завтраку.
Быстро становится ясно, что родители Натана – очень приятные люди, однако совершенно
очевидно, что, если пытаться на них давить, их расположение легко потерять.
– Можно взять машину? – прошу я. – Сегодня вечером у нас в школе ставят мюзикл, и мне бы
очень хотелось его посмотреть.
– А ты уже сделал домашние задания?
Я утвердительно киваю.
– А по хозяйству?
– Все сделаю.
– И ты обещаешь вернуться до полуночи?
Снова киваю. Я решаю не уточнять, что если не вернусь до полуночи, то меня выкинет из
этого тела. Не думаю, что, услышав это, они будут меньше волноваться.
Я твердо знаю, что машина им сегодня вечером не понадобится. Они не из тех родителей,
кто верит в необходимость бывать в обществе. Телевизор заменяет им все. Большую часть
дня я провожу за работой по хозяйству. Заканчиваю с делами, обедаю в семейном кругу;
теперь можно и отправляться.
Вечеринка должна начаться в семь вечера; поэтому я решаю, что мне нужно появиться там
не раньше девяти, чтобы было легче затеряться в собравшейся к тому времени толпе. Если я
войду и окажусь среди десятка незнакомых ребят, мне придется отправляться восвояси. Все
же больше напрягает то, что это будет вечеринка в стиле, который нравится Джастину.
Натановская версия вечеринки, как я догадываюсь, включает в себя в основном настольные
игры и «Доктор Пеппер» [6] . По дороге в городок Рианнон я просматриваю кое-какие
воспоминания Натана. Я твердо убежден, что любой человек, старый или молодой, всегда
имеет про запас хотя бы одну интересную историю из своей жизни. Натан, однако, в этом
смысле уникален. Я смог отыскать в его памяти одно-единственное сильное переживание:
ему было девять лет, и у него умерла его собака Эйприл. С тех пор, кажется, ни одно событие
не взволновало его по-настоящему.
Большая часть его воспоминаний связана с выполнением домашних заданий. У него есть
приятели, но вне школы они не особенно общаются. Когда он вышел по возрасту из детской
лиги, то забросил и спорт. Он никогда не пил ничего крепче пива. Да и пиво-то он пил
единственный раз в жизни: на барбекю во время празднования Дня отца – и то дядя заставил.В обычных обстоятельствах я бы жил сообразно этим ограничениям, оставался бы в
пределах натановской зоны безопасности.
Но только не сегодня. Когда у меня появился шанс вновь увидеться с Рианнон.
Я вспоминаю вчерашний день, вспоминаю, что путь, по которому я пробирался в темноте,
показался мне тогда как-то связанным с ней. Как будто любишь кого-то, и твоя любовь
становится твоим оправданием. А может быть, все наоборот – я ищу оправдание, почему
вышло так, что я полюбил ее. Все же, думаю, дело не в этом. Мне кажется, я так и продолжал
бы проживать жизни своих тел день за днем, постоянно все забывая, если бы случайно не
встретил ее. Ну а теперь я буду похищать на день эти тела и использовать их по своему
усмотрению. Я не стану подчиняться ограничениям, которые накладывают на них
обстоятельства их жизней. Даже если это опасно.
Я подъезжаю к дому Стива Мэйсона к восьми, но машины Джастина еще не видно. Пока на
въезде машин не так уж и много. Поэтому просто сижу и наблюдаю. Через некоторое время
начинает съезжаться народ. Никого из ребят я не узнаю, хотя и провел с ними в их школе
полтора дня. Я их попросту не замечал.
В половине десятого приезжает наконец Джастин. Как я и надеялся, Рианнон с ним. Они
входят в дом друг за другом, он чуть впереди. Я выбираюсь из машины и вхожу вслед за
ними.
Слегка опасаюсь, нет ли на дверях какой-нибудь охраны, но вечеринка уже в самом разгаре,
все смешалось, как это обычно и бывает. Прибывшие пораньше уже прилично набрались, а
остальные их быстро догоняют. Я понимаю, что выгляжу здесь белой вороной: Натану в его
прикиде лучше участвовать в политических дебатах, а не разъезжать по домашним тусовкам
в субботу вечером. Но никого это особенно не заботит; все слишком увлечены друг другом,
чтобы обращать внимание на какого-то психа.
Довольно трудная задача – разыскивать Рианнон в полутьме, под грохот музыки. Однако сам
факт осознания того, что я нахожусь в том же месте, что и она, волнует меня.
Джастин в кухне, болтает с приятелями. Выглядит расслабленным и довольным, он в своей
стихии. Допивает одну банку пива и тут же идет за следующей.
Я проталкиваюсь мимо него, пробираюсь через гостиную и оказываюсь в небольшом
кабинете. Уже переступая порог, понимаю: она здесь. Стоит, перебирая CD-диски и не
обращая внимания на грохот музыки из динамиков, подключенных к ноутбуку. Рядом
треплются две девицы; похоже, она уже поучаствовала в беседе, а теперь решила
устраниться.
Я подхожу ближе и замечаю, что на одном из дисков, которые она рассматривает, записана
песня из нашей поездки к океану.
– Отличный диск, – говорю я, указывая на CD. – А тебе он нравится?
Она вскидывается от неожиданности, будто в тишине вдруг раздался резкий звук.
Я смотрю на тебя , хочу я сказать ей.
Даже когда никто другой не смотрит. И всегда буду смотреть .
– Да, – отвечает она. – Мне тоже.
Я начинаю петь ту самую песню, что мы слушали в машине. Затем говорю:
– А эта мне особенно нравится.
– Я тебя знаю? – спрашивает она.
– Я Натан, – представляюсь я, не отвечая ни «да» ни «нет».
– Я Рианнон, – говорит она.
– Красивое имя.
– Спасибо. Раньше я его ненавидела, теперь уже меньше.
– А что так?
– Сложно проговаривать. – Она внимательно смотрит на меня. – Ты идешь к Октавиану?
– Нет. Я здесь ненадолго, только на выходные. Приехал к кузену.
– А кто твой кузен?
– Стив. – Так врать опасно, потому что я понятия не имею, который из всех этих парней –
Стив, и выяснить это возможности пока не представилось.
– А, понятно.
Она постепенно начинает отступать от меня, точно так же, видимо, как до этого обошлась с
двумя подружками, которые все еще что-то обсуждают неподалеку.
– Я его ненавижу, – решаюсь я.
Снова ее внимание направлено на меня.
– Мне не нравится, как он обращается с девушками. Не нравится, что он думает, будто может
подкупить своих приятелей, устраивая эти вечеринки. Не нравится, что он заговаривает с
тобой, только когда ему что-нибудь от тебя нужно. Не нравится, что он, кажется, не способен
никого полюбить.
Я соображаю, что говорю сейчас о Джастине, а не о Стиве.
– Ну и зачем тогда ты сюда приехал? – спрашивает Рианнон.
– Потому что хочу полюбоваться, как накроется вся эта тусовка. В смысле, хочу понаблюдать
– разумеется, на безопасном расстоянии, – как тут будут всех арестовывать. А это
непременно случится, если не прекратится жуткий грохот.
– И ты считаешь, что он неспособен полюбить Стефани? Они же встречаются уже больше
года.
Я про себя прошу прощения у Стива и Стефани и говорю:
– Но это же ничего не значит! Я имею в виду, если ты с кем-то встречаешься больше года, это
может означать, что ты любишь его… но также и то, что тебя водят за нос.
Поначалу мне кажется, что я зашел слишком далеко. Я знаю, что Рианнон слышит мои слова,
но не имею представления, что с ними дальше происходит в ее голове. Звучание слов, когда
их произносишь сам, всегда отличается от звучания, когда просто слышишь того, кто говорит,
потому что звук частично проникает в уши говорящего изнутри.Наконец она произносит:
– Собственный опыт?
Смешно даже подумать, что Натан (а он, насколько я знаю, с восьмого класса не ходил на
свидания) говорил бы, исходя из собственного опыта. Но она с ним незнакома, а это
означает, что я могу быть больше самим собой, чем Натаном. Не то чтобы я тоже имел
соответствующий опыт… Хотя он у меня и есть, но это – опыт наблюдения.
– Существует множество причин для того, чтобы не разрывать отношения, – продолжаю я. –
Страх одиночества. Страх нарушить привычный распорядок жизни. Или ты предпочитаешь
довольствоваться тем, что есть, потому что не знаешь, удастся ли подыскать более
подходящую пару. А может быть, ты беспричинно веришь в лучшее, даже если знаешь, что он
никогда не изменится.
– Он?
– Ну да.
– Понятно.
Сначала я не улавливаю, что тут ей понятно; ведь я, ясное дело, говорил о ней. Потом до
меня доходит, к какому выводу ее подвело местоимение «он».
– Ты как с этим, нормально? – спрашиваю я, догадываясь, что, если представить Натана
геем, он покажется еще менее опасным.
– Да, абсолютно.
– Ну а ты? – продолжаю дальше. – Встречаешься с кем-то?
– Да, – отвечает она. И бесстрастно добавляет: – Больше года.
– И почему же вы до сих пор вместе? Страх одиночества? Предпочитаешь довольствоваться
тем, что есть? Беспричинно веришь в лучшее?
– Да. Да. И еще раз – да.
– Так что…
– Но он может быть таким милым! И я знаю, что в глубине души он меня любит, хоть и не
осознает этого, знаю, что я для него очень много значу.
– В глубине души? Похоже на вариант номер два. Но настоящая любовь – как дыхание, она
не требует глубоких размышлений.
– Сменим тему, ладно? Такие разговоры – не для вечеринок. Мне больше нравилось, когда
ты пел.
Только я собираюсь подсказать ей другую песню из тех, что мы слушали в машине (надеясь,
что я ее немного помню), как вдруг слышу за своим плечом голос Джастина:
– А это еще кто?
Если там, в кухне, он отдыхал душой, то теперь едва скрывает раздражение.
– Джастин, не волнуйся, он – гей.
– Ага, можно понять по одежде. И что ты здесь делаешь?
– Натан – это Джастин, мой бойфренд. Джастин – это Натан.
Я говорю «привет». Он пропускает мимо ушей.
– Ты не видела Стефани? – интересуется он. – Стив ее разыскивает. Кажется, хочет
повторения.
– Наверное, пошла в подвал.
– Не, там танцы.
Вижу, что Рианнон рада.
– Пойдем туда, потанцуем? – предлагает она Джастину.
– К черту! Я пришел сюда не танцевать, а
пиво пить !
– Преле-е-стно, – тянет Рианнон, обращаясь больше ко мне (я надеюсь), чем к нему.
– Ты не будешь против, если я приглашу Натана?
– А он точно гей?
– Тебе нужны доказательства? – вклиниваюсь я.
– Чувачок, давай не будем, а? – хлопает меня по спине Джастин. – Сходи лучше, протрясись.
Вот так получается, что Рианнон ведет меня на танцы. Уже на лестнице чувствуется
вибрация от низкочастотных динамиков. Музыка здесь другая: ритмичная и грохочущая. Горят
всего несколько красных лампочек, в их свете видны только неясные силуэты, сливающиеся
друг с другом.
– Эй, Стив! – кричит Рианнон. – А твой кузен – ничего!
Какой-то парень (должно быть, это и есть Стив) оглядывается на нее и кивает. Не знаю, то ли
он не расслышал, то ли просто пьян.
– Ты не видела Стефани? – орет он.
– Нет! – кричит она в ответ.
И вот мы оказываемся в кругу танцующих. Печальная правда в том, что Натан – не большой
любитель танцев и танцевать не умеет и я, соответственно, тоже. Я стараюсь раствориться в
музыке, но это не срабатывает. Значит, вместо этого я должен раствориться в Рианнон: я
должен стать ее тенью, ее дополнением, вторым партнером в этом разговоре двух тел. Она
двигается, и я повторяю ее движения. Я обнимаю ее за спину, за талию. Она прижимается
плотнее.
Растворяясь в ней, я обретаю ее. Разговор получается. Мы поймали свою волну, и она несет
нас. Оказывается, я начал подпевать, я пою ей на ухо, и ей это нравится. Она снова
превращается в ту беззаботную девчонку, а я становлюсь тем, чья единственная забота – это
она.
– А ты неплохо танцуешь! – кричит она, перекрикивая музыку.
– Ты – чудо! – кричу я в ответ.
Я знаю, что Джастин не придет сюда: пока она с Мэйсоновым кузеном-геем, он ничем не
рискует, и я могу не беспокоиться, что нам кто-нибудь помешает. Все песни сливаются в
одну, как будто один солист сменяет другого, как только тот заканчивает свою партию, и все
они так и поют для нас, чередуясь. Волны музыки толкают нас друг к другу, обвиваются
вокруг нас, как цветные ленты. Есть только мы – и бесконечность. Исчез потолок, исчезли
стены. Осталось одно огромное пространство нашей радости, и мы медленно движемся в
нем; временами наши ноги даже не отрываются от пола. Ощущение такое, будто это длится
долгие часы, и одновременно кажется, что время исчезло совсем. Мы танцуем, пока не
обрывается музыка и не включают свет. Кто-то кричит, что вечеринка заканчивается,
наверное, пожаловались соседи и скоро здесь будет полиция.
Рианнон, похоже, разочарована так же, как и я.
– Надо найти Джастина, – говорит она. – Ты в порядке?
Нет , хочу я сказать в ответ.
Со мной не может быть все в порядке, пока ты не сможешь пойти со мной туда, куда я попаду
в следующий раз.
Я спрашиваю у нее адрес электронной почты, a когда она удивленно поднимает брови, я
снова прошу ее не волноваться, ведь я же гей.
– И очень плохо, что ты гей, – говорит она.
Я хочу, чтобы она еще что-нибудь сказала, но вот она уже дает мне свой адрес, а я даю ей
свой, только что придуманный; я надеюсь активировать его, как только вернусь домой.
Народ уже начинает разбегаться из дома. Вдалеке слышен вой сирен; верно, они перебудят
всех, кто не успел проснуться от звуков нашей вечеринки. Рианнон отправляется искать
Джастина, пообещав мне напоследок, что вести машину будет она. Я бегу к своей машине и
не вижу, как они уезжают. Я, конечно, знаю, что уже поздно, однако даже не представляю
насколько, пока не завожу мотор и не бросаю взгляд на часы на приборной доске. 11:15.
Я никак не успею вовремя вернуться домой.
Семьдесят миль в час.
Восемьдесят миль в час.
Восемьдесят пять.
Я мчусь так быстро, как только могу, однако все же недостаточно быстро.
В 11:50 я съезжаю на обочину. Если я закрою глаза, то сумею заснуть до полуночи. Страшно
подумать, что мне пришлось бы вытерпеть, если бы не эта моя благословенная способность
– засыпаю я почти мгновенно.
Бедный Натан Долдри! Он проснется в машине на обочине федеральной автострады, в часе
пути от дома. Могу себе представить, в каком он будет ужасе!
Я просто чудовище, раз так с ним поступаю. Но у меня есть оправдание.