Каждый Новый день

День 6022

Я собирался подняться пораньше, где-то около шести, чтобы отправить письмо Рианнон и
все ей объяснить. У меня еще теплится надежда, что она не стала меня ждать целый день и
через некоторое время все же уехала.
Мои планы рушатся: меня будят чуть раньше пяти утра.
– Майкл, пора вставать!
Мать Майкла говорит извиняющимся тоном; сегодняшнее мое пробуждение ничуть не похоже
на вчерашнее.
Видимо, нужно собираться в бассейн или еще на какую-нибудь тренировку, чтобы успеть до
школы. Однако, не ступив и шагу, я запинаюсь о чемодан.
Слышу, как в соседней комнате мать будит моих сестер.
– Просыпайтесь, сони, пора ехать на Гавайи! – с воодушевлением покрикивает она.
Гавайи.
Сканирую память: да, действительно, этим утром мы должны отправиться на Гавайи.
Старшая сестра Майкла там выходит замуж, и его родители решили взять недельный отпуск.
А для меня дело не обойдется одной неделей. Ведь возвратиться в наши края я смогу лишь в
теле того шестнадцатилетнего подростка, которому именно в этот день нужно лететь в
Мэриленд. Можно неделями безрезультатно кочевать из тела в тело. Месяцами!
Такого совпадения может вообще никогда не произойти.
– За нами заедут через сорок пять минут! – напоминает отец Майкла.
Мне ни в коем случае нельзя ехать.
В гардеробе у Майкла – одни майки с символикой хеви-метал. Я натягиваю на себя первую
попавшуюся, потом влезаю в джинсы.
– Служба безопасности заглянет тебе во все дырки. Ты как будто специально нарываешься, –
ехидно комментирует мой внешний вид одна из сестер, когда я прохожу мимо нее по
коридору.
Я все еще не решил, что же мне делать.
У Майкла нет водительских прав, поэтому не имеет смысла красть у родителей машину.
Свадьба сестры состоится не раньше пятницы; значит, по крайней мере, я не подвергаю
Майкла опасности опоздать на нее. Хотя – кого я обманываю? Даже если бы свадьба была
назначена на сегодняшний вечер, я все равно бы никуда не полетел.
Я прекрасно понимаю, что у Майкла из-за меня будет куча неприятностей. Пишу свою
записку, не переставая перед ним извиняться, и оставляю ее на кухонном столе.
Простите меня, пожалуйста, но сегодня я не могу лететь. Я вернусь поздно вечером.
Улетайте без меня. К четвергу приеду, что-нибудь придумаю.
Дальше все – проще некуда. Подождав, пока все соберутся наверху, я выхожу на улицу через
заднюю дверь.
Можно вызвать такси, но есть опасность, что родители будут звонить во все местные
таксопарки и спрашивать, не заказывал ли недавно машину какой-нибудь
несовершеннолетний рокер. До Рианнон мне добираться часа два, не меньше. Я сажусь на
первый попавшийся автобус и спрашиваю водителя, как быстрее доехать до города, где
живет Рианнон. Он смеется и говорит, что лучше всего – на машине. Я отвечаю, что на
машине у меня не получится, и тогда он советует ехать сначала в Балтимор, а уже оттуда
прямым рейсом туда, куда мне нужно. Дорога отнимает у меня часов семь.
От центра города до школы – почти миля. Когда я прихожу туда, занятия еще не закончились.
И снова никому нет дела до бегущего вверх по лестнице здоровенного, лохматого и потного
парня в майке группы «Metallica» [22] .
С тех пор как я прожил день в теле Рианнон, я немного помню расписание ее занятий.
Кажется, сейчас у нее должны быть спортивные игры. Захожу в спортзал – пусто. Значит,
надо искать на спортплощадках, за школьным зданием. Выхожу из школы и вижу: на одной из
них играют в софтбол. Позиция Рианнон – на третьей базе.
Краем глаза она замечает меня. Машу ей рукой. Неясно, понимает ли она, что я – это я.
Оглядываюсь вокруг. Я здесь как прыщ на ровном месте: меня видно отовсюду, особенно
тренерам. Поэтому возвращаюсь обратно к школе и прислоняюсь к входной двери. Ну, стоит
себе какой-то лодырь – и пусть себе стоит, привычное зрелище.
Рианнон подходит к тренеру и что-то ему говорит. Тот сочувственно кивает и ставит на базу
другого игрока. Рианнон идет к школе. Я отступаю назад, внутрь, и жду ее в спортзале.
– Привет, – говорю я, лишь только она появляется в дверях.
– Где тебя черти носили? – в ответ напускается она на меня.
Не помню, чтобы она когда-нибудь так злилась. Так злятся, когда чувствуют себя
преданными, и не просто одним человеком, а целым миром.
– Меня заперли на ключ, – начинаю я оправдываться. – Ужас, что было. Даже к компьютеру
не давали подойти.
– А я тебя ждала, – с горечью произносит она. – Я проснулась. Убрала постель. Поела
чего-то. И стала ждать. Антенна на моем мобильнике то появлялась, то пропадала, так что я
подумала, что ты из-за этого не можешь до меня дозвониться. От скуки даже начала читать
старые журналы про охоту и рыбалку – ничего другого там не нашлось. А потом услышала
чьи-то шаги. Я так обрадовалась! И когда кто-то начал топтаться у двери, я кинулась ее
открывать. Ага, размечталась! Это был вовсе не ты, а какой-то дедушка лет восьмидесяти. Он
принес убитого оленя. Не знаю, кто из нас двоих больше удивился. Я так просто завизжала. А его вообще чуть удар не хватил. Я была, конечно, не голая, но почти. Так стыдно! А он даже
не извинился. Сказал, что я нарушила частное владение. Я объясняю, что Арти – мой дядя, а
он и слушать не хочет. Похоже, меня спасло только то, что у нас с дядей одна фамилия. Вот
так я и стояла там, в одном белье и с удостоверением личности в руках. А у него самого руки
все в крови! Еще он сказал, что скоро здесь будут и другие охотники. Увидев мою машину, он
было решил, что это кто-то из них подъехал.
Самое-то главное: я все еще надеялась, что ты придешь. Поэтому и не уезжала. Оделась и
сидела там все время, пока они потрошили этого бедного оленя. Они уже уехали – а я все
жду. Промаялась до самой темноты. Кровью воняло просто жутко, но я никуда не уходила.
А ты так и не явился.
Я рассказываю ей о Дане. Потом – о Майкле, о том, как я сбежал из его дома.
Она немного смягчается. Но это еще не все.
– Как мы будем жить? – горько спрашивает она. – Как?
Если бы я знал, что ответить! Если бы этот ответ существовал!
– Иди ко мне, – говорю я. И крепко обнимаю ее. Это единственный ответ, который я могу ей
дать.
Мы стоим так с минуту, и ничто не предвещает бури. Когда распахивается дверь в спортзал,
мы отодвигаемся друг от друга, но уже поздно. Я думаю, что это тренер или какая-нибудь ее
одноклассница пришли с занятий. Но дверь открывается другая, со стороны школы. Из
коридора в спортзал входит Джастин.
– Что за черт? – раздельно произносит он. – Что. За. Черт?
Рианнон пытается объяснить.
– Джастин… – начинает она. Но он ее резко обрывает:
– Линдси послал мне эсэмэску, что ты себя плохо почувствовала. Вот я и собрался
проверить, все ли у тебя в порядке. Вижу, все уже прошло. И попробуй только слово вякнуть.
– Прекрати! – вскипает Рианнон.
– Что прекратить, сучка? – рычит он и идет на нас.
– Джастин, – пытаюсь я вмешаться.
Он поворачивается ко мне:
– А тебе, братан, вообще слова не давали.
Не успеваю я открыть рот, как он уже бьет мне в лицо. Его кулак врезается мне прямо в
переносицу, и я валюсь на пол как подкошенный.
Рианнон вскрикивает и пытается помочь мне подняться. Джастин хватает ее за руку.
– Всегда знал, что ты шлюха, – рявкает он.
– Да прекрати ты наконец! – кричит она.
Джастин отпускает ее, подскакивает ко мне и начинает бить ногами.– Это твой новый хахаль? – орет он. – Ты любишь его?
– Нет! Я не люблю его! – визжит она в ответ. – И тебя не люблю!
На очередном замахе я перехватываю его ногу и резко дергаю. Он с грохотом падает на пол.
Теперь-то, кажется, он должен успокоиться, думаю я. Но нет, Джастин еще не навоевался. Он
изворачивается и бьет меня носком ботинка в подбородок. Трещат зубы.
Как раз в это время я слышу свисток: должно быть, закончилась игра, потому что через
тридцать секунд в зал начинают заходить девушки в спортивной форме. Завидев побоище,
они тревожно галдят и ахают. Одна из них подбегает к Рианнон, дабы убедиться, что с ней
все в порядке.
Джастин поднимается и снова пытается меня пнуть, просто чтобы все видели, какой он герой.
Удар приходится вскользь, и я, уклоняясь от него, тем же движением встаю на ноги. Хочется
врезать ему, да побольнее, но я, честно сказать, не знаю приемов.
К тому же пора мне смываться отсюда. Они довольно быстро сообразят, что я не из этой
школы. И, несмотря даже на то, что в этой драке я выгляжу явным проигравшим, вполне
могут натравить на меня полицию за драку и незаконное проникновение на чужую
территорию.
Я делаю шаг к Рианнон. Ее подруга пытается встать между нами, но Рианнон жестом
показывает, что все в порядке.
– Кажется, пора сматываться, – говорю я ей. – Встретимся в «Старбаксе», как в тот, первый,
раз. Когда сможешь вырваться.
Кто-то хватает меня за плечо. Джастин, хочет развернуть к себе лицом. Не любит бить в
спину, видишь ли.
Знаю, что надо бы повернуться к нему. Дать в зубы, если удастся. Но вместо этого я
выворачиваюсь из его захвата и сбегаю. Он за мной не погонится. Ему веселее наслаждаться
видом удирающего врага. У меня вовсе нет намерения покидать Рианнон, да еще плачущую.
Но я именно это и делаю.
Возвращаюсь на автобусную остановку, захожу в телефонную будку и вызываю такси.
Пятьдесят долларов – и я в «Старбаксе». Раньше я был здоровенным, лохматым и потным
парнем в майке с «Металликой». Сейчас я выгляжу примерно так же, если не считать того,
что меня избили и я весь в ссадинах и синяках. Заказываю черный кофе и оставляю в ящичке
для чаевых двадцать долларов. Всем сразу становится наплевать на мой внешний вид, и я
могу сидеть здесь сколько угодно.
В туалете немного привожу себя в порядок. Потом усаживаюсь за столик и жду.
Жду. И жду.
Она приходит только около шести.
Не извиняется. Не объясняет, почему так задержалась. Она даже не сразу подходит к моему
столику. Сначала останавливается у стойки и берет себе кофе.
– Мне это действительно нужно, – говорит она, присаживаясь. Я понимаю, что она имеет в
виду только кофе, а не что-либо другое.
А я пью уже четвертую чашку и доедаю вторую лепешку.– Спасибо, что пришла, – говорю я. Это выходит у меня довольно церемонно.
– Я еще подумывала: а может, не приходить? – отвечает она. Так, не очень серьезно. Потом
приглядывается к моим синякам. – Ты как вообще?
– Да нормально все.
– Забыла, как тебя сегодня зовут?
– Майкл.
Она снова окидывает меня внимательным взглядом:
– Бедный Майкл! Мне кажется, он немного не так представлял себе этот день.
– Мы оба с ним представляли не так.
Кажется, мы говорим не о том, что нас действительно волнует. Надо двигаться ближе к теме.
– Ну что? Все закончилось? Между вами?
– Да. Так что, думаю, ты добился, чего хотел.
– Как-то некрасиво все получилось, нельзя так улаживать дела, – говорю я. – А ты – ты разве
этого не хотела?
– Ну да. Но не с таким скандалом. Не на глазах у всех.
Я хочу погладить ее по лицу, но она отстраняется. Я опускаю руку.
– Ты освободилась от него наконец, – примирительно говорю я.
Она качает головой. Я снова сказал что-то не то.
– Я все забываю, как мало ты разбираешься в подобных вещах, – печально говорит она. –
Как ты неопытен. Я вовсе не освободилась от него, А. Порвав с кем-то отношения, ты не
освобождаешься от этого человека. Я все еще связана с Джастином сотнями нитей. Просто у
нас больше не будет свиданий, вот и все. На то, чтобы освободиться от него полностью,
уйдут годы.
По крайней мере, начало положено , вертится у меня на языке.
По крайней мере одну такую нить ты уже порвала . Но я ничего не говорю. Может быть, да,
она знает сама, но точно уж это не то, что она хочет слышать.
– Наверное, мне надо было лететь на Гавайи? – с грустным видом спрашиваю я.
В ее взгляде появляется нежность. Вопрос, конечно, тупой, но она понимает, в чем его смысл.
– Нет, не надо было. Я хочу, чтобы ты оставался здесь.
– С тобой?
– Да, со мной. Всякий раз, когда сможешь.
Хотел бы я обещать большее, но знаю – это зависит не от меня. Мы стоим на тонкой, туго
натянутой проволоке. Вниз не смотрим, но и шевельнуться боимся.Через мобильник Рианнон мы узнаем расписание рейсов на Гавайи, и, когда убеждаемся, что
родителям Майкла никак уже не успеть запихнуть его в самолет, Рианнон везет меня к нему
домой.
– Расскажи еще о той своей вчерашней девушке, – просит она. И я рассказываю. Под конец
моей истории ей становится так грустно, что я решаю поведать о других своих днях и жизнях.
Более счастливых. Вспоминаю, как пели мне колыбельные, как водили в зоопарк и в цирк, где
мне очень понравились слоны. О своих первых и не очень первых поцелуях, о бойскаутских
ночевках и о том, как смотрел ужастики. Таким способом я даю ей понять, что, как ни
неопытен я в некоторых вещах, у меня все же как-то получалось иметь свою жизнь.
Дом Майкла все ближе и ближе.
– Ведь завтра мы встретимся? – спрашиваю я.
– Да, я тоже хотела бы тебя увидеть, – отвечает она. – Хоть мы с тобой и знаем, что не все
зависит от нашего желания.
– Тем не менее я надеюсь на лучшее. – Я тоже, – вздыхает она.
Мне хочется поцеловать ее на ночь, а не на прощанье. Но когда мы наконец приезжаем на
место, она не делает попытки поцеловать меня. Я не хочу ее принуждать и проявлять
инициативу. И просить ее тоже не хочу, боюсь: а вдруг откажет? Так мы и расстаемся: я
благодарю ее за то, что подвезла, и все. И так многое остается невысказанным!
Я не сразу иду домой. Брожу вокруг, тяну время. К дверям подхожу только после десяти.
Узнаю у Майкла, где лежит запасной ключ, но не успеваю его достать, как дверь открывается.
На пороге – его отец.
Он стоит и молча рассматривает меня. Я прямо под лампой, и ему все прекрасно видно. – Так
и тянет выбить из тебя все дерьмо, – медленно цедит он. – Но похоже, кто-то другой уже
постарался, и на славу.
Мать и сестры отправились на Гавайи, а отец остался дожидаться меня. Надо как-то
объяснить свой поступок, хотя бы в качестве извинения. И я предлагаю ему такой
трогательный вариант: мне кровь из носу нужно было сходить на один концерт, а
предупредить его заранее просто не было возможности. Мне ужасно неудобно, что я так
серьезно навредил Майклу. И по мере того как я излагаю свою сказку, это неудобство все
растет, потому что его отец ведет себя гораздо менее злобно, чем можно было ожидать,
учитывая все обстоятельства. Однако я теперь крепко сижу на крючке: плата за
переоформление билетов будет вычитаться из моих денег на карманные расходы весь
следующий год, а когда мы будем на Гавайях, мне придется заниматься только тем, что
связано со свадьбой. И никак иначе. А виноватым я буду всю дальнейшую жизнь. Мою вину
смягчает только то, что в кассе нашлись билеты на завтрашний день.
Все оставшееся до полуночи время я занимаюсь тем, что придумываю Майклу воспоминания
о концерте, лучше которого он не увидит уже никогда. Это единственное, что приходит мне в
голову: внушить ему мысль, что все его грядущие неприятности того стоили.