Прутья долга

Семена сомнений

 В глубине души Эвелин хотелось верить, что за прошедшие тринадцать дней она привыкнет к присутствию практически незнакомого ей человека, но это было не так. Каждый раз ее тело само собой напрягалось в страхе, и девушка уже не помнила, когда в последний раз засыпала спокойно.
      Люди с Ковчега жили в страхе всегда: в страхе стать расходном материалом, в страхе перестать приносить пользу остальным, в страхе лишиться права на ресурсы, в страхе, что система жизнеобеспечения откажет, и ремонтники не смогут вовремя восстановить ее работу. Членство отца в Совете огородило семью практически от всех возможных опасностей, только страх, впитанный с молоком матери, никуда не делся. Он был заглушен на время и только. А сейчас, вдали от дома, от родных, его сорняки зацвели в душе пышным цветом.
      Близость покинутой станции не принесла облегчения, скорее наоборот подбрасывала в костер боли и страха лишние воспоминания. Продовольственная станция. Родная станция ее матери. Счастливая, а может, роковая случайность однажды столкнула серьезного педантичного юношу со станции Альфа с мягкой, видящей во всем только хорошее девушкой с фермы. Следующей роковой случайностью стал несчастный случай, унесший жизни пятнадцати человек. В списке погибших значилось и имя, навсегда перевернувшее их последующую жизнь, — Сьюзан Кейн. Семилетняя дочь тогда еще не знала, что такое смерть, но мельком все же успела увидеть изуродованное тело матери, прежде чем бабушка ее увела. После отец сильно изменился, превратившись в мрачного, холодного и жестокого человека. Он пытался найти виновных, но то ли действительно что-то внезапно пошло не так, то ли… Об этом запрещено было говорить открыто под угрозой обвинения в измене, но проблема с перенаселением стояла перед Советом уже тогда, уже тогда они пытались найти хоть какое-то спасение человеческой расы, и не всегда методы канцлера и его советников были гуманными.
      Маркус Кейн стал добиваться власти. Он говорил дочери, что это единственный способ обезопасить себя. Но нельзя спасти обреченного. На Земле Эвелин поняла это. На Земле иллюзия безопасности лопнула, как мыльный пузырь, а попытка спастись превратилась в ловушку.
      Девушка поежилась. Прошлое не имеет значения, а настоящее… Эвелин поспешно юркнула под одеяло в поисках самого обычного тепла. Слухи о Ледяных землях оказались правдивы, а дальше будет только холоднее. Девушка подавила вздох: погодные условия — меньшее из ее проблем.
      Но как же все-таки холодно! Одеяло не принесло желанного тепла. Вдобавок ко всему прочему, ей придется привыкать не только к людям, чужим и страшным, но и к зверскому холоду. Интересно, а земляне его чувствуют?
      Кровать прогнулась под весом еще одного человека. Эвелин сглотнула и закрыла глаза, невольно задерживая дыхание. Мысль, что намного километров вокруг нет ни одного дружески настроенного к ней человека, пугала. Муж не пытался всерьез принудить ее, пока они находились в Полисе, но в Асгеде все может измениться. В Асгеде он наследный принц, а она принадлежащая ему женщина. Его королева. Быть королевой Эвелин не хотела, ей хотелось лишь свободы выбора. Мечты-мечты…
      Рука сама сжалась в кулак в попытке удержать одеяло, девушка сжала зубы и замерла.
      Роан взглянул на жену и, насмешливо хмыкнув, покачал головой.
      — Доберемся в крепость королей, прикажу отапливать покои лучше, — сказал он негромко.
      — А что здесь? — она все не решалась повернуть голову, чтобы встретить его холодный, но сейчас — она кожей чувствовала — обжигающий взгляд.
      — У нас есть и другие способы согреться, — отозвался Роан с усмешкой.
      Эвелин с ужасом почувствовала, как ее бесцеремонно сгребают в охапку. Она судорожно задергалась, пытаясь вырваться, ощутив его горячее тело прижатым к своему. Девушка с трудом сдержала слезы: вот сейчас все и случится, и никто не придет ей на помощь, для всех она здесь чужая.
      — Что ты делаешь? — дрожащим голосом спросила Эвелин.
      — Признай, так намного теплее, — его непривычно мягкий голос мог усыпить любую бдительность, но только не ее.
      С ним постель действительно быстрее согрелась, девушка поспешно отогнала эту мысль.
      — Ты боишься меня? — задумчиво спросил мужчина.
      Он знал ответ и не удивился, когда Эвелин ответила:
      — Да.
      Молчание.
      — Отпусти, — прошептала девушка.
      Отстраняться Роан не спешил.
      — Если бы мне было нужно лишь тело, я получил бы его в ночь после свадьбы.
      Эвелин вздрогнула и повернула голову, чтобы увидеть его глаза.
      — Так что же тебе нужно?
      Дочь канцлера Кейна была уверенна, что на лице мужа сейчас играет его обычная насмешливая полуулыбка, но мужчина был серьезен. Он молчал, раздумывая над ее вопросом.
      — Познакомиться с телом никогда не поздно, а вот, чтобы понять, что возле тебя за человек, иногда и всей жизни не хватит, — наконец, ответил принц. — И не тебя одну шокировала новость о свадьбе.
      — Мне жаль, что все так обернулось, — в ее глазах была боль за него, за Беллами, за Онтари и за себя саму.
      — А мне нет, — с присущей Асгеде категоричностью отозвался Роан. — Бой уже окончен, и нет смысла о нем жалеть.
      Со вздохом Эвелин отвернулась. Разумом она понимала всю жестокость его правоты, но сердцем… Ее сердце никогда этого не поймет, а если и попытается, то это уже будет не ее сердце, а кого-то другого.
      Подобные мысли подняли ворох сомнений в ее душе, сомнений, преследующих ее со дня, когда было объявлено решение о свадьбе. Эти мысли всегда жили там, но все еще не приобрели законченную форму.
      Эвелин прикрыла глаза. Захотелось сбежать обратно на орбиту, надеясь, что там мысли оставят ее. Тщетно. Сомнения зародились еще на Ковчеге, просто прежде ей было не до них. И сбежать она не могла. Вырваться не могла. Принять? И это к своему огорчению тоже. Так что же оставалось? Тело пронзила дрожь, когда Эвелин почувствовала, как муж зарывается носом в ее волосы.
      — Пожалуйста, нет… — едва ли она соображала, произнесены ее слова вслух или нет.
      — Вечно так продолжаться не будет, — Роан говорил спокойно, даже холодно, и в его голосе не было ни капли жалости. — Тебе придется привыкнуть ко мне.
      — Ты слишком жесток, чтобы я смогла, — выдавила Эвелин, съеживаясь, чтобы хоть как-то отстраниться.
      — Жестокость помогает защититься от всего, что мне неприятно, — его лица коснулась улыбка. — Может помочь и тебе, если захочешь.
      — Не хочу, — сдавленно прошептала девушка. Только не жестокость, ее итак слишком много в этом мире.
      Роан чувствовал ее страх, чувствовал как напряжено и дрожит ее тело и каким-то животным инстинктом не мог заставить себя ее отпустить. Тот же темный инстинкт требовал сильнее вдавить ее в кровать, чтобы не сопротивлялась, и получить то, что причитается ему вот уже тринадцатую ночь. Но единственно верное решение для них сейчас — это попытаться выспаться. Позориться перед воинами ее истерикой, принцу не хотелось. Только как заставить себя? А ее?
      — Перестань уже трястись. Это возбуждает, а я не железный.
      — Тогда отпусти меня, — его последняя фраза только сильнее ее напрягла.
      — Тогда ты замерзнешь, — он улыбнулся.
      — Лучше замерзнуть! — упрямо и напугано решила девушка.
      — Спи, — все еще улыбаясь, велел Роан. — Не отпущу, пока не успокоишься.
      Легче сказать, чем сделать. Но есть ли выбор у обреченных? Хоть не сразу, но Эвелин заставила себя расслабить мышцы и выровнять дыхание. Усталость от долгого пути и постоянного напряжения взяла вверх, и девушка провалилась в беспокойный сон.
      … Утром, проснувшись, она обнаружила свою голову мирно покоившейся на груди принца, а его правую руку на своей спине. Сердце заколотилось как бешеное. Тяжело дыша, она приподняла голову и посмотрела на мужа. Глаза Роана были закрыты, но почему-то Эвелин казалось, что он не спит. Мужчина действительно не спал: он проснулся в тот момент, когда Эвелин в ужасе подняла голову.
      Девушка завозилась, не зная, как ей выпутаться из стальных объятий, и встретилась глазами с мужем.
      — Отпусти, — пискнула Эвелин.
      Его лицо приобрело уже знакомое ей насмешливое выражение.
      — Ты сама ночью положила голову мне на грудь и так мило прижималась…
      Вид у нее был такой, будто она сейчас заплачет.
      Роан убрал руку, прикрыв глаза, и девушка тут же оказалась на другом краю кровати.
      — А что сделал ты? — дрожащим голосом спросила она.
      — Не стал тебя будить, — был спокойный ответ. Помолчав, Роан добавил, прямо глядя в ее напуганные глаза: — Сделай я что-то еще, ты бы об этом знала.
      Действительно, как не знать! Рано или поздно такая жизнь в конец ее доканает. И уж скорее рано, чем поздно.