Прутья долга

Чудовища планеты Земля

  Сложнее всего было заставить себя лечь в одну кровать с ним, когда солнце село. Сложнее всего каждой клеточкой тела чувствовать, что он рядом, а единственной защитой ей служила ткань ночной сорочки и его слово. Слишком мало, когда ты слабая беззащитная девушка, очень мало знающая о планете Земля. И так много, когда ты в отчаянии утопающего цепляешься за соломинку.
Хуже всего было то, что это та самая кровать. Та самая, где ее чуть не взяли силой. Поколебавшись, Эвелин решилась. Осторожно, пряча глаза, она устроилась на самом краю кровати и повернулась к противоположной стене.
— Смотри не свались, — услышала Эвелин насмешливый голос.
Девушка резко повернулась, чтобы с раздражением наблюдать, с каким невозмутимым спокойствием ледяной принц укладывался на своей половине кровати. Поймав ее взгляд, мужчина коротко засмеялся, качая головой.
— Что смешного? — Эвелин старалась говорить твердо.
С улыбкой он повернул голову, и теперь голубые глаза прожигали ее изнутри.
— Ты.
— Я? — она смотрела с укором. — Как ты можешь?
С лица его взгляд скользнул к вырезу ее сорочки. Девушка, заметив это, поспешно прикрылась одеялом. Снова эта усмешка, когда их взгляды встретились.
— Спокойной ночи, моя Небесная Ночеглазка, — насмешливо проговорил Роан, поворачиваясь к ней спиной и накрываясь одеялом.
Ее глаза распахнулись от такой наглости.
— Знаешь, чего я никогда не пойму? — спросила Эвелин с отчаянием и злостью. — Как ты можешь быть так спокоен?!
На глаза выступили слезы, и она всхлипнула. Пусть он не был с ней груб... по меркам Асгеды, но его показное равнодушие было гораздо хуже. Со злостью она его ударила. Каким-то краем сознания девушка понимала, что начинает сходить с ума и готова была поддаться этому спасительному помешательству. Затем последовал еще удар. Она зарыдала от осознания своей беспомощности перед общим решением Коалиции и жестоким условием мира между землянами и ее людьми. И ее бесило его спокойствие.
Насмешливо качая головой, Роан перевернулся на кровати и перехватил кисти ее рук, прочно фиксируя их по бокам. Он изучал ее, пока девчонка Скайкру пыталась вырваться и в отчаянии вертела головой. Воздух хрипами врывался в легкие, приподнимая грудь.
Такая красивая... Такая беззащитная... Как снежинка, опустившаяся на человеческую ладонь.
Принц Асгеды склонился прямо к ее лицу. Их взгляды встретились.
— Успокойся, — в его словах слышалась грубоватая нежность. — Твои слезы все равно ничего не изменят. Уже не изменят.
Всхлипывая, Эвелин вжалась в подушку.
— Я хочу домой, — сквозь рыдания услышал Роан. — Хочу вернуться на орбиту и не знать, есть ли жизнь здесь, на Земле. Я согласна даже на нехватку ресурсов и смертные казни за любую провинность, согласна на нехватку кислорода...
Мужчина отпустил ее и перевернулся на спину с глубоким вздохом. Ему было сложно понять, о чем она говорит. Никто из землян не знал о жизни в небе... и о людях, которые этому небу принадлежат.
— Что заставило ваших людей спуститься на землю? — прищурившись, спросил Роан.
Если жена начнет говорить, может она, наконец, перестанет плакать? Кроме того ему действительно было интересно, что заставило Скайкру спуститься вниз и занять чужие земли, их земли.
Эвелин повернула голову, чтобы посмотреть на него. В душе после всего была пустота. Прошло время, прежде чем она заговорила тихим, безжизненным голосом, погружаясь в прошлое своего народа. Она говорила о тринадцати станциях, одну из которых пришлось уничтожить, чтобы остальные поняли, что выживание возможно лишь совместными усилиями. Говорила о законах, позволявших им существовать в условиях нехватки абсолютно всего, включая так необходимый для жизни кислород, и о суровом наказании за любой проступок. Потом перешла к рассказу о том, что спустя сотню лет даже такие радикальные меры стали бесполезны. Ковчег медленно разваливался на куски, и тогда было принято решение отправить на поверхность Земли сотню смертников.
Остальное Роан уже знал. Приподняв бровь, мужчина негромко сказал:
— А мы не так уж и отличаемся.
— Ничего общего между нами нет, — буркнула девушка.
— Почему? Потому что мы дикари, которые умеют только сражаться? — странный огонек вспыхнул в его глазах. — Зато мы не убиваем своих.
— Как ты смеешь?!
— Это правда, — голос Роана звучал жестко. — Ты сама говорила, что твой народ принес тебя в жертву. Твой отец на это согласился.
Чтобы не случилось с ней, но оскорблять своих людей Эвелин не позволит. Ни ему, никому другому.
— Как и твой тебя! — пытаясь защитить отца, огрызнулась девушка.
— Никто в двенадцати кланах не оспаривает общее решение Коалиции, — спокойно сказал Роан. — Ты спросила, почему я спокоен. Я спокоен, потому что не считаю себя жертвой, — он еще раз оглядел ее оценивающим взглядом. — Скорее, наоборот, в этой несостоявшейся войне только я и получил хоть какой-то трофей.
Трофей! Вот кто она для него. Вещь, добытая им в битве. Его рабыня, отданная землянам в качестве подношения. Такого оскорбления Эвелин еще не скоро забудет.
— Я не принадлежу тебе! — выкрикнула девушка, вскакивая с кровати.
Несколько мгновений он молча наблюдал за тем, как при каждом вздохе приподнимается и опускается ее грудь, и как в черных глазах медленно разгоралось пламя задетой гордости человека, привыкшего к уважительному обращению. Затем тоже поднялся с кровати и медленно направился к ней.
Эвелин глядела на него с вызовом, сжав губы и вскинув подбородок. Но надолго ее не хватит. Роан был уверен, что не хватит. Все ее предыдущие попытки защищаться заканчивались ничем. Как и эта.
Когда он приблизился к ней почти вплотную, девушка хотела было отступить, но не успела — Роан, обхватив ее за спину, прижал к себе, обрубая пути отступления.
— Отпусти меня, — она забарахталась, устремив на него расширенные от страха глаза.
Его рука скользнула по спине к бедру, сжимая ткань ночной сорочки, приподнимая подол. Губы насмешливо изогнулись.
— Видишь, как легко я могу получить твое тело? — спросил мужчина, глядя прямо в ее заплаканные глаза.
Он развернул ее и толкнул на кровать.
— Ты не принадлежишь мне только потому, что я позволяю тебе брыкаться.
Девушка смотрела на него с ужасом.
— Чудовище! — крикнула она.
Его лицо стало каменным, приобретая прежнее бесстрастное выражение.
— Я... ненавижу тебя, — прошептала Эвелин и заплакала.
Ненависть... Единственное знакомое ему чувство. Ненавидеть, сражаться, погибать и получать удовольствие от боли своей и чужой — Асгеду учат этому с детства. Только так можно стать воином. Такова основа выживания. Сможет ли жена пройти этот путь до конца и при этом не сломаться, Роан не знал. Но у нее был и другой выход — покориться его силе, и тогда ни один человек во всех двенадцати кланах не посмел бы причинить ей вред. Но склонить голову дочь лидера Скайкру не желала. Она могла молить его о пощаде, могла плакать, проклиная судьбу и свою жертву, но упорно отказывалась признавать его законное право на нее. Именно ее отказ сводил Роана с ума, а задетая гордость требовала найти способ завоевать это полное отчаяния и страха перед ним сердце.
— Ложись спать, — тихо повторил мужчина.
Она выглядела измученной. Она и была измученной, уже почти сломленной, и только где-то в глубине взгляда сквозь пелену слез еще сквозило непокорное упрямство. Эвелин заставила себя посмотреть ему в глаза.
— Не требуй от меня слишком много, — попросила девушка.
Роан едва заметно усмехнулся.
— Мне нет нужды что-то требовать. Ты и сама знаешь свои обязанности.
— Нет, — она сглотнула. — Не знаю.
— Знаешь, — хищно прищурился Роан, — потому и боишься. Но ты даже не представляешь, насколько привлекательной может выглядеть испуганная женщина.
— Твои слова безумны! И это ужасно!
— Как и твое поведение, — парировал принц Асгеды, — притом, что лично я тебе ничего не сделал.
Эвелин промолчала, отворачиваясь. Все казалось безнадежным по отношению лично к ней. Но мысленно девушке пришлось признать, что слова человека, за которого ей пришлось выйти замуж, справедливы. Она не знала, как это озвучить, потому что никогда не была хорошим оратором. Ее роль на Ковчеге сводилась к работе секретаря Совета, ее роль на Земле...
— Прости, — едва слышно прошептала девушка и вздохнула, признавшись: — Я просто измучена.
Она не видела, но голубые глаза чуть потеплели, как от легкого дыхания весны.
— Не извиняйся, — мягкий тембр его обычно грубого голоса звучал странно-непривычно. — Я не то чудовище, которого тебе следует бояться. На Земле есть и другие, просто ты их или не видишь, или отказываешься признавать, что видишь. Но здесь и сейчас их нет, поэтому ложись спать, — он устало зевнул.
Эвелин повернула голову в его сторону. На Земле и вправду предостаточно чудовищ: подверженные радиации животные и люди, жестокие представители кланов Коалиции, Горные люди, проводящие свои бесчеловечные эксперименты... Слабым едва слышным звоночком где-то на краю сознания дочь канцлера Кейна посетила странная и даже страшная мысль: а кем являются Скайкру в этом чуждом мире монстров? Раньше ей бы и в голову ничего подобного не пришло. Эвелин всего сутки провела в обществе будущего лидера главных противников вступления Скайкру в Коалицию и уже чувствовала, как что-то внутри нее, скрутившись узлом, разрывается на части. С ней что-то происходит, плохое или хорошее, что изменяет ее изнутри. Девушка сердцем чувствовала, что, когда она, наконец, выйдет из этой комнаты, то уже не сможет стать прежней, что-то очень важное она потеряет уже навсегда, а взамен обретет... Сейчас Эвелин не в силах была об этом думать, морально и физически она полностью выдохлась, чувствуя острую потребность в отдыхе. И ей совсем не хотелось меняться, как будто после этого девушка перестала бы быть собой.
... Первое, что отметила Эвелин, на утро, поднявшись с кровати, это то, что платье, в котором она была все прошедшие тринадцать дней, исчезло. Вместо него на спинке стула висело другое: более короткое, также с меховой отделкой, но скрепленное ремнями и железными кольцами, а помимо платья на стуле были аккуратно сложены брюки, также утепленные мехом какого-то животного. Походная одежда.
Уже тринадцать дней прошло. Настал день, когда она выйдет из этой комнаты... чтобы покинуть Полис и навсегда поселиться в Ледяных землях. Девушка постаралась побороть свой страх перед предстоящей встречей с ее новым народом. Она знала, что это когда-нибудь произойдет, даже дни считала первое время, чтобы, наконец, выйти и увидеть своих. А вот сейчас, когда срок вышел, несчастная поняла, что ей не только со Скайкру предстоит встретиться. Люди Асгеды пугали ее, особенно их королева. Эвелин видела ее всего один раз, но этого оказалось достаточно. Ниа из Ледяного клана на их свадьбе с ее сыном и не скрывала, что с огромным удовольствием свернула бы шею невестке, и то если бы Ее Величество согласилась проявить к девушке Скайкру несвойственное Асгеде милосердие.
Эвелин притянула к себе колени, обхватив их руками, и постаралась не думать, что ее ждет, постаралась думать об отце, но мысли предательски сами подбрасывали ей жуткие картины ее будущей жизни в дали от всего родного и привычного.
А тут еще новое платье... В том другом ей и то было бы легче.
Девушка повернула голову к другому концу кровати. Мужа не было. Он всегда, все эти тринадцать дней, вставал раньше нее.
Дверь в ванну открылась, и Эвелин не смогла сдержать полного ужаса вопля. Она и так себя накрутила хуже некуда, а тут еще и это.
Роан снял с лица ужасную маску, но лучше от этого, по мнению Эвелин, выглядеть не стал из-за белой и черной краски, подчеркивающими симметричные шрамы на лице. Но хуже всего была, конечно, маска, сработанная в виде человеческого черепа. Во всяком случае, девушке хотелось верить, что череп не настоящий, хотя кого она обманывала?
На лице мужчины отразилось удивление, он проследил за ее взглядом и, улыбнувшись, сказал, кивая на череп:
— Не бойся, он заслужил свою участь.
Глаза Эвелин были широко распахнуты, рот приоткрыт. Это действительно самый настоящий человеческий череп!
— Зачем ты носишь его с собой? — девушка была слишком шокирована, чтобы спросить об этом громче шепота.
— Помогает защитить лицо от холода.
— Зачем она тебе здесь, где тепло?
— Привычка, — просто ответил Роан и добавил с легкой усмешкой: — Ты и сама от такого не откажешься, когда начнешь мерзнуть.
Эвелин, наконец, оторвала взгляд от черепа и уставилась на Ледяного принца.
— Никогда я такое не надену.
Он прищурился, будучи чем-то подозрительно довольным.
— А зря, это красиво и подчеркнуло бы твои глаза.
Девушка подавила рвотный рефлекс от такого своеобразного понимания «красоты» и решила промолчать. Вместо ответа она встала с постели, проскользнула мимо Роана и, прихватив одежду, направилась в ванную.
Новая одежда казалась непривычной. Кроме того Эвелин всерьез стала опасаться, что мужу придет в голову изуродовать ее лицо шрамами, вымазать краской, а потом еще и человеческий череп на голову нацепить. Но Роан ничего подобного проделать не пытался, и девушка, напряженно глядя ему в глаза, подала ему руку.
Дверь открылась, завершив их тринадцатидневное заключение.