Сухарики с корицей

III

Быть может, стоило предположить, что во сне я снова увижу нечто, способное навести на странные мысли о моих новых соседях, да я и ждал чего-то такого. Но, как ни удивительно, ничего подобного мне не привиделось. Я смотрел мультфильм - очередную серию об упрямом койоте и птице с длинными ногами, прямо-таки издевательски часто маячившей у него перед носом. Где-то позади меня говорила о чём-то моя мать, но я был слишком поглощён мультфильмом, чтобы вслушиваться, и едва ли мог различить слова. Разумеется, внимание моё было целиком и полностью приковано к телеэкрану - ни секунды, чтобы бросить даже беглый взгляд на обстановку в доме. Да и к чему это, если я даже слишком хорошо помнил нашу однушку в пригороде Лондона, место, куда я ни за что не вернусь?

Тесная комнатка с блёклыми однотонными обоями на стенах, служившая спальней мне и матери, кухня и маленькая лоджия, укомплектованная верёвками для сушки белья, одиноким складным стулом и ущербным столиком, который вечно наклонялся из-за неодинаковости ножек; мамина пепельница вечно съезжала к краю. Я редко бывал в лоджии, даже когда был дома: это было слишком опасно, и моя родительница предпочитала закрывать меня в комнате, пока сама сидела снаружи и курила, курила, думая, очевидно, о том, как неудачно сложилась её молодость, итогом которой стало тесное помещение с ветхим ремонтом и единственный сын-молчун. Я не обижался, утратив эту способность ещё давно, когда понял, что жаловаться всё равно будет некому. Даже если кто-то из соседей и проявлял дружелюбие, мать это лишь настораживало - и мы так и жили затворниками. Вернее, у неё на работе были подруги, а я дразнил с кем-то одноклассниц и обменивался игрушками из Макдональдс, но в наш общий дом никто из этих людей не приходил. Не положено. Это личное заточение, в котором стоит пребывать с честью, молча сидя у экрана по вечерам или перебрасываясь дежурными фразами - "ведя беседу о прошедшем дне".

С тех пор я и живу затворником - единственная женщина в моей жизни (остальные имели ещё меньшее значение) приучила меня к стоическому молчанию за вечерним чаем, без права проявить эмоции. Когда-то я ютился под одной крышей с ней, затем в спешке поступил в университет, чтобы раствориться среди сотен студентов в общежитии, делил комнату с несколькими соседями, сменившими друг друга... А теперь, наконец, сумел вырвать свой личный лоскут одиночества и упиваюсь им, занимая в одиночку целых два этажа, пусть и узеньких - будто бы сжатых с боков рукой великана. Иным людям становится тоскливо без сожителей, от отчаяния они тащат в дом щенков, морских свинок, водружают в гостиной аквариум или хотя бы выставляют на подоконник небольшую пальму. Самое забавное, что они в самом деле способны привязаться не только к разноцветным карасям; они нежно воркуют, протирая пыльные листья, или - брр! - от всего сердца делятся своими переживаниями с коллекцией фарфоровых кукол. Всегда казалось жутким то, что человек способен расставлять по комнате бледные тельца, позвякивающие при прикосновении; их неживые глаза и неестественные, изломанные позы вообще заставляют это собрание напоминать обширную коллекцию какого-то морга, но никак не украшение интерьера.