Насколько я помнил, жизнь ребёнка не изобилует делами особой важности, стрессовыми ситуациями и обязанностями; день даже обещал быть скучным. Я даже настроился на то, что придётся понаблюдать за игрой в куклы и выслушать поток бессмысленной болтовни, а так же успел задаться вопросом, стоит ли осуждать себя за то, что я, взрослый одинокий мужчина, буду наблюдать абсолютно все аспекты жизни маленькой девочки. Впрочем, решив для себя, что выбора всё равно нет, я расслабился даже почти впал в состояние полудрёмы - наблюдать, как Джози выводит на бумаге чуть неверной рукой закорючки, было ужасно скучно. Впрочем, вскоре я заметил, что обычные дети не просто умирают от тоски над листком на уроках, как это делал когда-то "тихий и умный мальчик". Девочка успела съесть утайкой три конфеты из рюкзака, накалякать на одной из обёрток рисунок-послание для подружки, запустить другой в кучерявого шатена, корчившего ей рожицы, стянуть с ноги туфлю и нечаянно вытолкнуть в проход, водворить потерю на место, закрасить все округлые элементы букв на обложке учебника фломастером, сломать карандаш... За пятнадцать минут в ней проявилось больше жизни, чем во мне за последний месяц.
Не то чтобы меня увлекало наблюдение за этой деятельностью - даже сейчас, вроде бы являясь тем существом, в котором так много энергии, я оставался равнодушен ко всему. Дело не в юности, дело не в теле; просто душа погрузилась в липкую беспробудную дрёму, вялость накатывала при любых обстоятельствах и никогда не отпускала до конца. Она словно сворачивалась в клубок, закрываясь от внешнего мира; вроде бы органы чувств исправно снабжали своего владельца информацией о происходящем во внешнем мире, вот только сам владелец говорил: "мы примем это к сведению", - и молчал, не думая ни о чём. В общем-то, телефонные истерики матери и выбор соуса к курице беспокоили меня примерно одинаково. Хотя кого я обманываю? Меню меня не раздражало никогда, и я не менял номер, чтобы скрыться от работников "Золотого дракона".
Последний раз я говорил с матерью где-то три с половиной года назад. Что изменилось с тех пор, как я отличаю один год от другого? Одинаковые рубашки из одного и того же магазина эконом-сегмента, одна и та же должность, та же зарплата. Хотя я знаю. Тогда в нашем офисе появился Райан, чья территория была неизменно отмечена знаком чуть липкого кофейного кружка. Так я и считаю годы – моментами раздражения, гнева, отвращения и разочарования. В школе было проще – менялись учителя, появлялись новые предметы. Пока ты учишься, жизнь похожа на игру; многие с нетерпением ждут перехода на новый уровень, ведь они становятся всё «круче», открываются новые возможности... Что касается меня, я застрял – нет, остановился – на одном из начальных этапов. Это был осознанный выбор. Можно обвешиваться жизненным опытом, как шаманскими амулетами, отрастить бороду (или что-нибудь ещё), но не предпринять ни малейшего усилия для того, чтобы, как это модно говорить, вырасти как личность. Так я и поступил. А зачем напрягаться? Попробуйте думать лишь о еде, физическом комфорте или нехитрых развлечениях, не отвлекаясь на неприятные мелочи вроде заботы о других, политики или моды. Вам понравится, я не шучу! Так проще. Проще навсегда забыть о матери с переездом в новый дом, скрыть от неё адрес убежища, которое она если и увидит, то ни за что не признает. «Ах, это так цинично!» Ах, она была ядовитой колючкой в моём существовании; праздничные открытки саднили, а каждое слово разливалось отравой в сознании. Она брала меня на измор.
ВЫ ЧИТАЕТЕ
Сухарики с корицей
ParanormalКаково знать, что случится в следующий миг с совершенно незнакомым человеком, каково против собственной воли видеть ужас неминуемой катастрофы не в его глазах, а в собственном отражении? Я знаю, каково это. И знаю, что Джози Митчелл умрёт.