До премьеры остаётся каких-то два дня, а затем я смогу выдохнуть. Уверен, это случится именно в эту пятницу, когда на Джози будет то самое сиреневое платье, о котором она так мечтала, и я смогу разобраться в череде этих нелепостей, которая длится уже около двух месяцев. Но что делать сейчас, пока судьба не подаёт знаков — не знаю. Наверное, то же, что и в дни, когда множество вопросов не наводняют мысли: умыться, почистить зубы, побриться (и в который раз порезаться), надеть приемлемого вида костюм, запереть дверь дома... Кофе сегодня напоминает сироп — задумавшись, я высыпал туда на пару пакетиков сахара больше обычного, но два фунта пятьдесят пенсов уже лежат в кассе, и я стоически глотаю приторную жижу. Нет, за каждый глоток этой дряни кому-то придётся доплачивать мне! И стаканчик летит в урну, тяжело ударяясь о дно.
День не задался с самого начала, а до вечера ещё далеко — придётся, как и всегда, смириться и расслабиться в ожидании завершения этой медленной пытки. По крайней мере, коллегам уже надоело бросать в мою сторону подозрительные взгляды, за две недели кому угодно наскучит обсуждать одно и то же происшествие, пусть я и мямлил подростковым голосом в трубку служебного телефона что-то о том, что мне крышка от родителей, а работы у меня нет. Их жизни скучны, и моя — тоже, но чужие глупости и неудачи всегда интереснее собственных, ведь они ни к чему не обязывают, кроме осуждения. Да, этот человек поздравил начальника с днём рождения, а у него он завтра, а не сегодня, и теперь бедняга не знает, куда себя деть от стыда. Ха-ха, неудачник. Да, моя жена то и дело «пилит» меня по поводу и без, а я уже десяток лет сижу и думаю, что, может, нам стоило бы разойтись, и ничего не делаю для этого, но я-то точно помню даты дней рождения коллег. О, умница! Родители, потратившие солидную сумму денег на твоё высшее, могли бы гордиться тобой! Ты достойно себя проявил.
Я в этом достиг немногого. Большую часть времени мне удавалось избегать неприятностей, и уже этим моя мама могла бы восхищаться: она воспитывала сына-аутсайдера, которого не задирали в школе, а значит, не было бесед с обеспокоенным классным руководителем о том, что у мальчика проблемы. Невидимкой быть довольно приятно, и, уверен, именно таких ценят учителя в средней школе. Маленькие дети гораздо интереснее: разве может не умилять игра девочек в каких-нибудь фей на перемене, или один только вид глазастого кучерявого мальчика, принёсшего свой рисунок Бэтмена, с особым старанием сделанный тупым синим карандашом? Если ребёнок сидит в конце класса и не проявляет детской непосредственности, которую так ценят сентиментальные взрослые, сами давно утратившие это качество, он выглядит подозрительным. А что, если у него какие-то проблемы в классе или в семье, и придётся документировать это, договариваться со школьным психологом (а то и с социальным работником) о встрече? Слишком много проблем, куда проще сказать: «Это здорово, Томми, ты станешь настоящим художником! Может, будешь потом сам рисовать комиксы про Бэтмена?» и смотреть, как он расплывается в беззубой улыбке.
ВЫ ЧИТАЕТЕ
Сухарики с корицей
ParanormalКаково знать, что случится в следующий миг с совершенно незнакомым человеком, каково против собственной воли видеть ужас неминуемой катастрофы не в его глазах, а в собственном отражении? Я знаю, каково это. И знаю, что Джози Митчелл умрёт.