Ты стоишь у доски и протираешь влажной тряпкой ее черную поверхность, ведь на тебя возложены обязанности дежурной именно сегодня. Ты слушаешь музыку в наушниках, пританцовывая, но резко ощущаешь чье-то присутствие каким-то шестым чувством. Мнешься на месте, прекращая возить тряпкой и все же решаешь оглянуться, как вдруг на талию ложатся чьи-то теплые руки, не сильно, но ощутимо сжимающие кожу под тканью полупрозрачной рубашки. Ты дергаешься, роняя телефон на пол и не понятно, чем думая, нагибаешься, дабы поднять гаджет.
А в зад упирается что-то твердое, теплое, и ты громко сглатываешь, не решаясь выпрямиться обратно. Только сейчас до тебя доходит, что это — чертов стояк какого-то парня, бесстыдно прижимающегося к тебе пахом, трущегося о молодое тельце. Первая мысль: бежать. Куда-нибудь, где не достанут, а после — домой, зарываясь в подушки, глотая таблетки валерианки и рыдая без повода, скорей, от испуга.
— Какая же ты восхитительная, — сердце падает, а в голове мелькают красные лампочки, складывающиеся в огромную, заметную всем надпись «SOS», ибо шепчет пошло, лапая твой упругий зад, Чон Чонгук. Парень, которого боятся все юноши старшей и не только школы, перед которым готовы при любой возможности раздвинуть ноги местные шлюшки. Да и некоторые молоденькие практикантки. Но тебя к девушкам легкого поведения нельзя отнести точно. Скорее, к недотрогам, остающимся заполнять журнал с учителями после уроков. — И, наверное, такая чистая, невинная, — чувствуешь, как пальцы юноши зарываются в волосы на затылке, хватая за основание косы, и дергают вверх, выпрямляя твой корпус.
— Отпусти, — цедишь сквозь зубы, сжимая кулачки до побеления костяшек. — Отпусти, Чонгук, и не смей больше прикасаться ко мне так, — ты хоть и выглядишь хрупкой, застенчивой, но на самом деле можешь постоять за себя, выбив с размаху пару белоснежных зубов. Но не в этом случае: твои руки крепко зафиксированы Чоном, хищно ухмыляющимся, припадающим к твоей шее с мокрыми поцелуями. Парень засасывает бархатную кожу, а капилляры лопаются, проливая кровь, рисуя причудливые багровые узоры.
— А что ты мне сделаешь? Покусаешь, — усмехается по-Дьявольски, поглаживая большим пальцем область чистой от засосов молочной кожи. — Хотя, покусать здесь могу лишь я, слишком уж соблазнительная у тебя шейка, пахнущая корицей, — Гук цепляет зубами пульсирующую жилку, и ты вскрикиваешь, но рот тут же оказывается заткнут широкой ладонью парня. Оборачиваешься насколько это возможно, и страшно становится сильно, ведь глаза юноши красные. Желанием сияют, похотью, а по подбородку стекает тонкая струйка твоей крови: вот, почему было так больно мгновением ранее, он вгрызся в мягкую кожу. Он — вампир.
