— Мой ребёнок! — Чонгук заявил это сразу в роддоме, стоило только показать ему сына.
— Мой ребёнок! — при любой возможности малыш на руках у парня, который в такие моменты становится самым счастливым. Даже после работы, вымотанный и злой, как тысяча чертей, в моменты, которые ты называешь "Не трогать — убьёт", Чон начинает улыбаться, стоит ему подойти к колыбели. С его лица сползают все негативные эмоции, остаётся только улыбка — широкая, открытая, а взгляд — полный любви и нежности, которые до этого он дарил только тебе.
— Мой маленький сынишка, — Чонгук возится с ребёнком, позволяет хватать себя за волосы и одежду, строит рожицы и целует малыша в пухлые щёки, а потом в носик и лобик, достаёт целую коробку погремушек и разыгравает перед сыном какой-то спектакль. И совершенно не слушает твои слова, прорывающиеся сквозь смех, что это для вашего сына ещё непонятно.
У тебя сердце от счастья щемит. Потому что, глядя на две полоски, а затем заключение врача, хотела плакать. Чонгук не казался тем, кто будет счастлив тому, что скоро станет папой. Он строил планы, путешествия, как будет работать, что делать будет через три года. У парня всё распланировано наперёд, на годы и десятилетия, всё в своих руках держит, не позволяет промашек и опозданий хоть на минуту.
Сейчас Чонгук тоже планирует. Также на годы вперёд все дела, в которые входят не только путешествия, работа и необходимые покупки, но и сводить сына, как подрастёт, в парк аттракционов, помочь ему с постройкой песочного замка, научить кататься на велосипеде и разрешить разрисовать фломастерами стены в детской.
— Мой ребёнок! — Чон этим горд, смешно морщит нос, а малыш делает точно также, — Это ребёнок Чон Чонгука, Т/И!
Ты на это всегда усмехаешься:
— Вообще-то, мой тоже.
