Чонгук — плохой мальчик. Испорченный извращенец, чей разум опошлен с детства. Ему нравится грубый, животный секс; лапать тебя за задницу, оставляя краснеющие синяки-вмятины; лопать зубами капилляры под тонкой кожицей шеи, взгрызаясь в нее голодным зверем, позволяя крови растекаться в причудливые узоры. Чон любит телом, но не душой. Просто потому, что она пропита и прокурена, чернеет внутри лишь для галочки. Но тебя, нимафоманку, это полностью устраивает, ведь заткнуть зияющую дыру в сердце ты можешь лишь его толстым членом. Он словно ключик к твоему замочку, как бы глупо ни звучало.
Гук впивается в твои губы, точно голодавший пару веков вампир, раскусывает их, наслаждаясь солоноватым привкусом эритроцитов, умирающих мучительной смертью у него на языке. Он хочет напиться, малыш, и он сделает это, ты, главное, не сопротивляйся. Наглые руки в отчаянии цепляются за края твоей полупрозрачной рубашки, тянут вниз ее полы, рывком разрывая петельки, из которых, оторвавшись, тут же сыплются на пол мелкие пуговки. Твое тело обнажено перед ним. Ни в первый, ни в последний раз, но тебе почему-то до горечи на языке волнительно. Ты ведешь плечами, призывая к активным действиям, и он накидывается на тебя, будто бык на красное полотно, кусает ключицы, изводя, выбивая из тебя опьяненный желанием рассудок.
Антрацитовые глаза юноши клещами впиваются в бархатистую кожу груди, а широкие ладони тянутся к округлым полушариям, желая сжать как можно крепче и не отпускать. Ткань юбки противно, раздражающе шуршит, и Гук, рыкнув низко, стягивает ее к твоим лодыжкам вместе с беленькими трусиками. Всхлипываешь, облизываясь, как сытая кошечка, похотливым взглядом, будто мелом по лоске, очерчиваешь рельеф пресса парня, проползая к резинке темных боксеров. Тебя бесит тот факт, что они мешают тебе увидеть, а главное, прикоснуться к сочащемуся прозрачной смазкой эрегированному члену.
Чонгук, прочитав твои мысли, точно открытую книгу, оттягивает резинку белья, позволяя ей пошло щелкнуть, и снимает их одним движением, высвобождая из плена готовый взорваться из-за напряжения пенис. Ты закатываешь глаза, падая на колени, и выгибаешься в спине, дотрагиваясь до розоватой головки, будто током прошибленная. Ладошка, сжатая колодцем, скользит быстро вверх-вниз по венистому, разбухшему стволу, и Чон гортанно рычит, хватая тебя за волосы, к паху притягивая.
— Отсоси мне, детка, — шипит змеем, толкаясь в кулачок до предела, а как только коготки нечаянно задевают мошонку, запрокидывает голову назад, открывая широко рот в немом стоне. Ты ухмыляешься, припадая губками к дырочке уретры, дуешь на нее тихонько, облизывая дразняще. Твои пальчики стимулируют мягкими круговыми движениями бритые яички, сминают их нежно, а зубы тянут вниз крайнюю плоть, обнажая мясистую головку. Ты берешь член в рот и заводишь за щеку, создавая вакуум, посасывая орган по-блядски, скулишь приглушенно, когда плоть утыкается в заднюю стенку горла, а у краешков глаз собираются соленые слезы, размывающие ровные стрелки.
Открываешь ротик шире и нарочито часто задеваешь зубами пульсирующую синеватую венку, кружа язычком подле головки, целуешь ее, аккуратную, смазанно, и надрачиваешь в более быстром темпе свободной рукой, добавляя остроты ощущений. Чон извивается, вбивается в горячий рот резче, трахает остервенело, так, как любите лишь вы. Его ноги подкашиваются, а по телу бежит легкая дрожь, пока сперма толчками вытекает на твой язык, марая его, капельками попадая на подбородок.
Кажется, вы идельано подходите друг другу. Он — грязный извращенец, прикипевший к тебе знатно, и ты — нимфоманка, нашедшая пристанище
