Заключительный аккорд[РЕДАКТИРУЕТСЯ]

XVI

  Мне казалось, будто меня ударили чем-то тяжёлым по голове и я потеряла сознание, оказавшись в этой сумасшедшей вселенной. Мне хотелось взмахнуть ресницами, открыть глаза и увидеть перед собой белый потолок, под телом почувствовать мягкость хлопковой простыни, услышать звуки автомобилей, гудки, шелест листьев за окном. Хотелось вырвать эту страницу из книги моей жизни, сжечь её на огне, чтобы о ней напоминал только остывший пепел.

— Джису, — словно сквозь толщу воды до меня дошёл мягкий мамин голос, и я подняла взгляд, наткнувшись на родные глаза, в которых стоял немой вопрос. — Ты... Что-то не так?

— Нет, я просто, — тяжёлый вздох вырвался из груди, а пальцы до побеления сжали края стола, — немного шокирована. Вы познакомились совсем недавно, а сейчас уже... назначаете дату свадьбы. Вы уверены в своём решении?

— Для нас это тоже стало неожиданностью, Джису, — мягкая рука прикоснулась к моей щеке, подарив родное тепло, а любимые глаза посмотрели в самую душу, подарив нежную любовь и ласку.

Чонгук пустым взглядом смотрел на бокал, в котором плескалось красное вино, ударяясь о хрустальные стенки и разбиваясь в алом послевкусии. Пухлые губы растянулись в улыбке, которую нельзя было назвать признаком радости, а глаза вспыхнули яростью. Я понимала только часть его чувств, но я даже не представляла, что творилось у него в душе тогда.

— Чонгук, ты ничего не хочешь сказать? — голос господина Чона окончательно вывел меня из прострации, и я перевела взволнованный взгляд на парня. Он до побеления костяшек сжимал бокал, отчего тот готовился лопнуть в стальной хватке.

— А что я должен сказать? — он резко поставил бокал на стол, из-за чего несколько капель оказались на белоснежной скатерти и расцвели алыми пятнами. — Будто мои слова могут что-то изменить! Счастья и любви вам, пусть ваша любовь будет крепче, чем любовь моих родителей, которые развелись и не даже не подумали обо мне!

— Чонгук! — голос господина Чона раскатом грома раздался над столом, из-за чего мурашки пробежали по спине.

— Что, отец?! — парень вскочил, заставив стул неприятно скрипнуть и опрокинуться. — Что ты хочешь услышать от меня?! Правду? Пожалуйста! Не прошло и года с тех пор, как ты развёлся с моей мамой, а сейчас ты уже сидишь и празднуешь свою помолвку с чужой женщиной, которая, между прочим, является матерью девушки, которую я безумно люблю! Если ты думаешь, что я приму её в нашу семью и назову мамочкой, то ты сильно ошибаешься! — лицо парня исказилось в ярости, вена на шее проявилась из-за крика, который заставлял меня вздрагивать каждую секунду. Сейчас во мне зарождался страх, потому что передо мной появился Чонгук, которого я не знала, который пугал меня своими темнеющими глазами. — Я сделаю всё что в моих силах, чтобы вы никогда не смогли стать мужем и женой!

Наступила тишина, которую разорвала громкая пощёчина, полученная сыном от своего отца. Я задержала дыхание. Уничтожающая атмосфера повисла над нашими душами, испепеляющий взгляд господина Чона остановился на лице Чонгука, щека которого стремительно краснела от удара. Прикрыв веки, я дала волю слезам, которые раскалённым железом начали стекать по моим щекам. Всё это казалось дурным сном, от которого хотелось скорее очнуться.

— Прости, Джису, — тело содрогнулось, когда раздался голос, полный отчаяния и боли. Вслед за извинениями громко хлопнула входная дверь, вынуждая каждого из присутствующих тяжело вздохнуть: господина Чона — от испорченного вечера, маму — от услышанного, меня — от неизбежности расставания с человеком, которого я полюбила всем сердцем и душой.

— Хёри, прости меня, — мужчина расслабил галстук, впуская в лёгкие воздух. — У Чонгука тяжёлых характер, но я не думал, что всё произойдёт вот так.

— Стой, — мама попросила его замолчать, а потом перевела шокированный взгляд на меня. — Это правда, Джису? То, что сказал Чонгук? Ты его девушка до сих пор? — я глотала солёные слёзы и дрожала от подступающей истерики, потому что мама впервые в жизни повысила на меня голос. — Это правда?! Ответь, Джису!

— Мам, прости, — колени согнулись под натиском тяжёлой реальности и встретились с холодным полом. — Я сожалею, что так получилось!

Наступила тишина, которая была хуже, чем боль, хуже, чем самый сильный страх, ведь именно в тишине скрывалось всё, чего мы боимся больше всего. Тишина была убивающая, медленно и мучительно, а грудь от этой тишины сдавливало так сильно, что дышать было трудно.

— Это ты меня прости, Джису, — её глаза были полны слёз, которые медленно стекали по бледнеющим щекам. Когда-то я пообещала себе, что никогда не заставлю маму плакать, но понимала, что была не способна даже на это.

— За что?

— За то, что так сильно полюбила Дживона.