Не будь дурой

Я люблю, когда мне подчиняются

  Небо сегодня пасмурное. Даже дождь, кажется, пошёл. Однако сегодня — да и вообще в последние дни — меня это мало интересовало, хотя раньше я всегда обращала внимание на погоду. Всегда. Чаще именно она влияла на моё настроение, была моим движущим фактором. Но с недавних пор у меня появился единственный и самый важный фактор, который задаёт мне настроение — Игнат.

Точно, дождь. Я пожалела, что не надела шапку, когда промокла насквозь даже несмотря на капюшон лёгкой куртки. Тёплый пуховик в стирке. Я дрожала, стучала зубами, внутренне материлась — но пошла всё равно не домой. А в соседнюю квартиру. Воровато оглянувшись — матери я до этого сказала, что буду у репетитора, а с некоторых пор она мне доверяет (очень зря, между прочим) — но вдруг она выйдет на лестничную клетку? — я нажала на кнопку звонка. Я не слышала звуков вечеринки и поэтому нахмурилась — по пятницам у Игната всегда шумно.

Вскоре он открыл, как обычно с обнажённым верхом, на который я уже привычно начала пускать слюнки:

— А я тебя не предупреждал, что сегодня не будет пати? — он сделал удивлённое лицо. Я медленно покачала головой, впадая в растерянность. А ещё в отчаяние. Вот сейчас прогонит, точно прогонит. А я что же... должна буду уйти? — Нет? Ну ладно, всё равно заходи, чай хоть попьём.

Заходя в его тёплую квартиру, я незаметно испустила облегчённый вдох. Мне не пришлось уходить от моего источника кратковременного счастья. Пока не пришлось. Принимая у меня мокрую насквозь куртку, он испустил лёгкий смешок:

— Ты сейчас похожа на взъерошенного котёнка, которого только что искупали.

И взъерошил мне влажные волосы на темечке. Я покраснела. А потом он приблизился. Поддел одну завитую от влажности кудряшку пальцем так, что она отлепилась от щеки. Коснулся моей мокрой холодной кожи так, что я почувствовала исходящее от него тепло. У меня перехватило дыхание, когда он был так близко. Когда он смотрит своими потемневшими глазами... так. Когда я не могу контролировать себя совершенно и подаюсь вперёд, надеясь на продолжение.

— Пошли пить чай, — засмеялся Игнат, отстраняясь, в его глазах горели азартные огоньки, которые означали, что он просто дразнится. Я же разочарованно выдохнула, совершенно оглушённая. Только он действовал на меня таким образом.

Он привёл меня в его маленькую кухоньку. Она не была такой уютной, как у нас, благодаря стараниям мамы, но тоже вполне себе ничего. Игнат усадил меня на невесть откуда взявшийся барный стул. Здесь не было обеденного стола — только кухонная тумба во всю стену и два барных стула. Когда я сидела на высоком стуле, я была почти вровень с высоким Игнатом, который сейчас доставал что-то из верхних полок. Он поставил на стол два хрустальных бокала, а потом налил себе и мне какую-то янтарную жидкость из графина с чем-то алкогольным.

— Но мы же хотели пить чай, — протестующе пролепетала я, с сомнением глядя на стакан, который протягивал мне Игнат с шаловливой улыбкой. Он сделал глоток из своего бокала, с любопытством наблюдая за мной. У меня же горло почему-то схватило от паники. Мне совсем не хотелось пить в его компании. И ещё больше мне не хотелось, чтобы бы пил он. — Мне бы сейчас не помешало согреться.

— Это поможет тебе согреться гораздо больше, чем чай, детка, — усмехнулся Игнат и подошёл ближе. Я снова не могла отвести взгляда от его пронизывающих глаз. — Пей, милая, и ничего не бойся. Сегодня я не собираюсь напиваться до беспамятства, как в тот раз, и не собираюсь спаивать тебя. Ну, разве что совсем чуточку. Я буду хорошим мальчиком, обещаю. А теперь выпей всё, до последнего глотка.

Вздохнув, я решила последовать его совету и выпила всё залпом. И тут же закашлялась. Горькая жидкость опалила горло. Игнат с улыбкой смотрел на меня. И затем почти сразу же моё тело обдало волной спасительного тепла, алкоголь опалял в желудке. Мне стало как-то легче. И лучше, определённо лучше.

— Это коньяк, — пояснил Игнат, глядя на меня. Я вдруг улыбнулась.

— Тот самый? — похоже, язык у меня тоже развязался. — Им от тебя постоянно пахнет. Ох, очень приятно пахнет. А ещё, когда мы в тот раз целовались — в самый первый раз — я чувствовала его вкус на твоих губах...

Что я несу? От одного бокала, боже, я что-то совсем слабенькая. Игнат лишь засмеялся — мягко, низко, и это, чёрт возьми, заставило меня снова вздохнуть, потому что этот звук отозвался чем-то тягучим пониже живота. Парень медленно подошёл ближе, почти вплотную. Наклонился ко мне, кладя свои тёплые ладони мне на бёдра, что тут же отдалось горячей волной по всему телу. Он был близко, слишком близко. Его щека касалась моей щеки, и я задышала через раз, ощущая его запах. И тут он зашептал мне на ухо, обдавая кожу своим жарким дыханием, от которого я незамедлительно задрожала:

— Теперь тепло?

— Да, — прошептала я, думая о его руках. В голове появился какой-то туман. И потребность, невыразимая потребность. В нём. — Теперь тепло.

— Ты знаешь, что моей скрытой мечтой всегда было стать барменом?

— М-м-м, — невразумительно промычала я, мало улавливая смысл его слов. Я дышала часто, как загнанная лань. Туман в голове действовал на меня странно, заставляя всё больше льнуть к горячему телу Игната, прикасаться к обнажённой коже его плеч. Я определённо сходила с ума.

Он снова тихонько засмеялся, и теперь я ощутила эти утробные вибрации на своём теле. И резко выдохнула. Ближе, Игнат, пожалуйста, ещё ближе.

— А давай поиграем в одну игру?

Я снова замычала, что можно было принять за согласие, и потянулась к нему, но схватила ладонями только пустоту. Ухмыляющийся Игнат уже брал что-то из тех самых полок, пока я отчаянно пыталась взять побольше воздуха в лёгкие, пока отчаянно пыталась изгнать дурман из разума, ошалело моргая. На этот раз он поставил рядом со мной рюмочку, в которую налил что-то прозрачное, а сверху прикрепил лимонную дольку.

— Я должна это выпить? — спросила я с опаской. И долей предвкушения.

Игнат хохотнул и взял лимон.

— Нет, ты только поможешь мне с лимоном. Кусай, — и протянул мне ко рту лимон.

Сначала я непонимающе уставилась на дольку, а потом всё же откусила чуть-чуть из его пальцев. И тут же поморщилась от вкуса. Увидела, как Игнат глотнул из рюмки, а в следующий миг почувствовала его губы на своих.

Головокружительно. Невероятно. Сводяще с ума так, что не остаётся никаких мыслей абсолютно, кроме как огосподиещёближевоттакпожалуйста.

Игнат медленно проводит языком по моей нижней губе, слизывая остатки лимона. Я прерывисто вздыхаю, когда он нежно прикусывает мою губу. Рот приоткрывается, чем он сразу пользуется и пропускает свой язык в мой рот. Я ощущаю горьковатый вкус алкоголя на его губах и языке и, кажется, сама пьянею. Ещё больше. Сильнее. Одурманивающе.

Я вцепляюсь пальцами в его золотистые волосы, тяну, чувствуя глоткой его утробный рык. За это он грубовато, но не слишком сильно снова кусает меня за губу. Я всхлипываю, тянусь к нему всем телом, прижимаюсь. Сама углубляю поцелуй, отвечаю с непривычной мне пылкостью.

Я хочу его.

— Малышка, ты знаешь, что сейчас произойдёт, если ты не остановишься? — со смешком хрипло спрашивает он, отстраняясь. Я, кажется, рычу от досады. — О, я ни в коем случае не хочу тебя образумить или что-то ещё в этом благородном роде и прочей хуйне, просто ты отдаёшь себе отчёт в том, что я сейчас трахну тебя?

В голове пронеслась шальная мысль — как я могу себе отдавать отчёт, если ты сам же меня напоил? Только вот я не была пьяной. Почти. И я неконтролируемо задрожала от его слов. Всхлипнула. Мечтая сама не понимаю о чём. Ощутить его глубже.

— Я не ребёнок, — шепчу я нетерпеливо и как будто с досадой, проводя рукой по его обнажённому торсу, чувствуя, как под кожей перекатываются стальные мышцы. Он рвано выдыхает, а меня это сводит с ума. Видеть, как ему срывает крышу. Из-за меня. — Я хочу тебя, понимаю, что сейчас произойдёт. И мне это нравится. Продолжай. Пожалуйста, продолжай.

Алкоголь не притупил мой разум, но значительно расхрабрил меня. Вот я сама снова прижимаюсь к его губам, нетерпеливо и страстно. Я всё ещё не знаю, как правильно целоваться, и действую так, как чувствую. Игнату это, похоже, нравится. Очень нравится. Он тут же перехватывает инициативу в свои руки. Хватает меня на руки так, что я вынуждена обхватить ногами его талию. И тут же застонать от новых ощущений, которые возникли от того, как я потёрлась промёжностью об его значительный бугор в штанах. Меня снова накрыло горячей волной, и я, не отдавая себя отчёта в своих действиях, сделала это снова, бесстыдно потёрлась об него, вырывая из его глотки низкий стон.

Я слышу, как с тумбы падает посуда со звоном на пол, прежде чем Игнат сажает меня на тумбу и снова впивается в мои губы. Он расстёгивает пуговицы моей блузки медленно, будто дразня меня своей ухмылкой. Его глаза потемнели и с похотью исследуют моё лицо. Я же облизываю внезапно пересохшие губы, также не отрывая от него взгляда и вздыхаю прерывисто, когда его пальцы нечаянно касаются моей кожи. Откинув мою кофту, он легко расправляется с лифчиком, а я сама расстёгиваю пуговицы его джинсов. Потом скидываю свои штаны и трусики. Теперь я полностью обнажена перед ним.

На секунду меня охватывает волна стыда, и я пытаюсь прикрыться, но под его насмешливым взглядом тут же убираю руки. Сама сказала, что я не ребёнок. Это мой первый раз, но мне совсем не страшно. Ни капли. Я вроде бы должна страшиться, бояться, и что там далее по списку?.., но ничего не было, кроме безумного желания, помутившего рассудок. Видимо, алкоголь и правда что-то сделал со мной и с внезапно таким бесстыдным, ненасытным, будто бы уже и не моим телом. Чувствовалось только безумство момента, его дразнящие дерзкие ласки и какое-то волшебство. Только бы никогда не заканчивалось.

Он переходит с губ цепочкой влажных поцелуев в шее, от которых меня пронзает дрожью и я пошло стону. Он слегка покусывает меня, и я всхлипываю, вцепляясь когтями в его плечи и запрокидывая голову, чтобы ему было удобнее. Он зализывает места укусов, совсем сводя меня с ума, а потом неожиданно скручивает сосок. Меня резко накрывает жаром, и я кричу. Мне кажется, что я на грани чего-то.

— Уже такая влажная, — говорит он хрипло, касаясь моей разгорячённой плоти. Я подаюсь вперёд, резко выдыхая, желая почувствовать его ещё сильнее. — Знаешь, малышка, я люблю, когда мне подчиняются. Давай поиграем в игру?

— Ещё в одну? — насмешливо спрашиваю, не в силах отдышаться и сама в шоке от себя.

Игнат чуть смеётся, покусывая нежную кожу у меня за ухом, и я прикрываю глаза, чуть не ли мурча, как кошка.

— Обещаю, тебе понравится так же, как и в тот раз, птичка. Ну так что? — тянет он мне прямо в ухо, а я со вздохом протягиваю «да».

Он тянется мимо меня в ту же самую полку, чёрт возьми, и достаёт оттуда чёрную атласную широкую ленту. Я с опаской смотрю на неё, не представляя, для чего она ему пригодилась. Меня уже начинает поколачивать, и тут же нахлынули старые сомнения. Он чувствует перемену в моём настроении и снова смеётся, нежно беря мои руки и сводя вместе запястья. Я слежу за ним настороженно, пока он перевязывает мои запястья. Совсем не больно, не сильно, но крепко.

— Нет причин бояться, крошка, — говорит он и улыбается. Я вижу возбуждённый, словно маниакальный, лихорадочный блеск потемневших серых глаз. Предвкушённая улыбка, и по моему обнажённому телу проходится холодок. — Тебе не будет больно. Разве что совсем чуть-чуть. И... боль ведь всегда граничит с удовольствием, знала это?

Я заворожённо слежу за ним, когда он касается языком моей ключицы и ведёт до самого горла. Меня снова настигает наслаждение. Я хочу прикоснуться к нему, но не могу, мои руки завязаны в буквальном смысле. Беззащитность заставляет меня всхлипывать и тянуться к нему, когда он снова отстраняется и, хитро глядя мне в глаза, говорит:

— И ещё одно... тебе нельзя стонать, ничего говорить и прочее. Поняла?

Я киваю словно во сне. Меня завораживает эта игра, и я, втянувшись, поднимаю руки перед собой и раздвигаю ноги. В голове пульсирует «нельзя, нельзя, ты же хорошая девочка, как потом маме в глаза будешь смотреть?», но мне уже откровенно всё равно, когда он снова целует меня в шею. Опускается пальцами вниз, к груди, к животу, обводит языком пупок, пока у меня всё сокращается внутри. Я кусаю губы, откровенно часто дышу, отчаянно стараясь не застонать.

Тут он снова поднимается и, держа в пальцах тот самый лимон, подносит к моим губам. Я, не открывая от него взгляда, облизываю его, сходя с ума от этой холодной живительной влаги, которая так необходима мне сейчас.

Секунда, в которую он сбрасывает с себя джинсы вместе с боксерами и надевает презерватив, — и я чувствую внутри себя что-то тёплое, твёрдое, пульсирующее. Я знаю, что такое член — я не раз читала любовные романы, к тому же сейчас совершенно не смущалась из-за алкоголя, который повлиял на меня как-то не так. Он проникает в меня медленно, осторожно и почти не приносит боли. Только чуточку, но она тут же уходит, сменяясь острым удовольствием. Так что романы, в которых первый раз всегда сопровождается неземной болью и слезами с кровью — брехня.

Он начинает медленно двигаться во мне, во всю длину входя. Сначала непривычно, но когда он растянул меня, я начинаю кусать губы до крови ещё сильнее, потому что сдерживать крики удовольствия становится всё сложнее.

В один момент, когда он, входя, затрагивает какую-то точку во мне, я всё же не сдерживаюсь и издаю гортанный, низкий, будто не принадлежащий мне вовсе звук. Смотрю на него с предвкушением, ожидая, что же он придумал. Игнат незамедлительно выходит из меня с ухмылкой, выхватывая из меня вдох раздражения и сожаления, и говорит:

— Слезь с тумбы и встань задом ко мне так, чтобы ты обпиралась локтями об поверхность.

Я следую его указаниям. Мне невыносимо стоять в таком положении, потому что я не вижу его лица, а ещё мне слегка страшно. Я сильно вздыхаю и терпеливо жду, кусая губы теперь уже от своей беззащитности и невозможности что-либо сделать с завязанными руками.

Но дождалась я совсем не того, чего хотела. Я чувствую не сильный, но обжигающий шлепок по ягодице и громко вскрикиваю от неожиданности. Я ещё, кажется, он был прав, когда говорил, что боль всегда граничит с удовольствием. Мне было больно только слегка, но, чёрт, как же это отозвалось во всём моём теле! Вскоре я чувствую, как он нежно гладит мою кожу, а потом снова шлёпает. И я снова кричу. Так повторяется ещё один раз, а потом он входит без предупреждения. Я напрягаюсь, но тут же выгибаю спину от удовольствия. От того, как его язык скользит по моей лопатке.

Он двигается всё быстрее, а в какой-то момент я ощущаю, как он несильно наматывает мои волосы на кулак и тянет голову назад. Я послушно выгибаюсь и тут же охаю, потому что угол проникновения становится глубже.

Он утробно рычит, всё сильнее ускоряя движения внутри. А я сама подаюсь назад, почти сорвав глотку. Мне кажется, я снова у грани. Я подхожу к чему-то...

И, наконец, это отдаётся взрывом во всём моём теле. Игнат тоже коротко вскрикивает, а потом я чувствую, как по моему бедру стекает что-то тёплое. Я долго не могу отдышаться.

Подозреваю, я буду помнить это всю жизнь. И это не преувеличение.

* * *

Позже, когда Игнат развязал мне руки и вытер с бедра свою сперму, когда мы оделись, я стою в его прихожей и надеваю почти высохшую куртку. Во всём моём теле какая-то сладкая истома, усталость, опустошение, даже боль ниже живота, но я чувствую себя странно счастливой. Странно, но очень даже объяснимо.

Я подхожу к нему ближе и, подтягиваясь на цыпочках, не стесняясь обвиваю его шею своими руками. Я всё ещё чувствую и с жадностью вдыхаю запах коньяка. Руки Игнат обнимают мою талию и притягивают к себе ближе.

— Я тебя люблю, — впервые шепчу я ему в шею, там, где быстро бился пульс. В голове эхом раздаётся «люблю, люблю, люблю», и в моей душе появляется то чувство, которое окрыляет и заставляет поверить, что, может, я не зря тогда навязалась ему. Даже если он не ответит, я буду счастлива. Мне и не нужен ответ, правда.

Вот только ответ есть. Правда, совсем не такой, какой я хотела.

— Знаю, — только и говорит он, а я щекой чувствую его усмешку.

Мне не нужен ответ, совсем не нужен.