Не будь дурой

Ты же никому не скажешь?

  Это не больно. Скорее красиво — как тлеют в ночи угольки, как пожар сжирает лес, как цунами стирает с лица земли маленький городок. Разрушающе, но красиво. В голове у меня не было сравнений, хотя обычно я привыкла мыслить метафорами. Высокопарно, знаю, но я состояла из слов, из тех книг, которые прочитала (а их немало). Но сейчас... сейчас всё было по-другому.

Это было красиво, потому что весь мир теперь словно другой. Грязная, вонючая лестничная клетка наполнялась моим пением, когда никого больше не было. Я не слушала, когда на меня опять орала мать, я лишь кивала и думала о своём, потом почему-то забывая все мои мысли. В голове были обрывки слов, образов, фраз, которые я с трепетом готовила и превращала во что-то нежно-книжно-романтичное, но потом почему-то всё это лопалось, как воздушный пузырь, стоило мне увидеть его обычную ухмылку. А ведь ему было всё равно на мои заготовленные слова, которые я долго и кропотливо собирала в предложения, он лишь подмигивал и исчезал за своей легендарной дверью. Он уходил быстрее, чем я успевала сделать вдох и пикнуть хоть что-нибудь.

Ему. Просто. Было. Плевать.
Но меня это не волновало. Я лишь упивалась своей детской влюблённостью, лелеяла новые мечты, влетала в ураган вперёд головой, падала в пропасть с надеждой, что он поймает меня в самый последний момент. Мне это нравилось. Лететь вниз, сгорая на такой огромной скорости, разнося по воздуху свой пепел. Мне было хорошо, и даже усталость будто прошла, потому что во время занятий я думала о своём. В этой внезапной влюблённости было моё спасение от бесконечной карусели, даже если она была только с моей стороны.

Эхо шагов разносится по всему подъезду, и в них мне чудится какая-то особая музыка, ритм. Я улыбаюсь, тихонечко стуча в ладони. Свет мигает будто в такт. Я так увлеклась собой, что не сразу услышала утробное, очень знакомое рычание из дальнего тёмного угла. И очнулась лишь тогда, когда передо мной оказался чёрный доберман Алекс собственной персоной.

— Чёрт, — прошептала я, застыв на месте. Я не видела эту массивную собаку с того самого первого дня и уже позабыла тот животный страх. Но сейчас он накатил снова, и я с трудом сглотнула вязкий комок слюны. Сердце подскочило к горлу, а потом забилось в ускоренном ритме. Дело плохо, очень плохо. — Хорошая собачка, хорошая...

Я совсем не знала, что делать в такой ситуации. Обычно на улице мне удавалось обходить всех бродячих собак, я просто шла другим путём. И никогда не сталкивалась с бешеным псом вот так вот к лицу. Доберман прожигал меня своими чёрными глазками, и мышцы на его спине сокращались, словно бы он сдерживался. Он не подходил ближе, лишь всё так же рычал, и у меня было неприятное ощущение, что он просто хотел поиграть с жертвой. Жертвой была я.

Я закрыла глаза, пытаясь привести мысли в какое-то подобие порядка. Руки снова начинали дрожать, да и всё тело тоже. Собака чувствует страх человека. Мне нужно показать, что я не боюсь. Но как, чёрт возьми, это сделать, если у меня все поджилки трясутся?

— Так, я тебя не боюсь, — шептала я, проходя бочком. Доберман закрыл своим огромным телом почти весь путь до моей заветной двери. Ноги меня не слушаются, но я упорно иду.

Он смотрит на меня с любопытством, в то время как тело показывает, что он готов к нападению и ему не терпится. Дыхание со свистом срывается с моих губ, и я начинаю внутренне ликовать, потому что я почти дошла. Коленки дрожат.

Я облегчённо вздыхаю, когда прохожу мимо Алекса. И тут я совершаю мою тотальную ошибку. Я, стремясь поскорее добежать до двери, нервно начинаю бежать. Но далеко пробежать не успеваю — чувствую, как что-то схватывает меня за ногу, и я падаю. От ужаса, забившего всё сознание, я воплю во всю глотку. Боли я не чувствую — видимо, доберман ухватил меня за широкую штанину. Я, не переставая, кричу, кажется, даже горячие слёзы катятся из уголков глаз. Я бешено вырываюсь, и вот теперь уже приходит боль. Мне так страшно, что, кажется, сердце разорвётся скоро.

Вдруг вижу, как дверь соседа открывается, и из неё выходит он сам, какой-то заспанный и потрёпанный. Видимо, услышал мои крики. Он, узрев всю картину, сразу бежит ко мне и кричит:

— Алекс, ко мне! Алекс, бросить!

А потом всё исчезает. Тяжести больше нет. Я слышу, как повизгивает доберман, когда Игнат схватывает его за ошейник и тащит в свою квартиру. Я от шока не могу пошевелиться, лишь облокачиваюсь на стену и пытаюсь успокоить дыхание. Сердце по-прежнему бешено стучит в висках, и мне не верится в моё быстрое спасение. По штанине растекается кровавое пятно, и в том месте, на икре жжётся и пульсирует кровь. Мне страшно посмотреть на рану. Мне больно, но не слишком — наверное, он схватил меня не так сильно.

— Тая, — вздрагиваю, когда слышу его низкий голос со стороны. Поворачиваюсь и вижу его. На лице у него виноватое выражение. — Извини, я забыл его загнать после прогулки. Мне очень жаль, что так получилось. Могу загладить свою вину, обработав рану.

Я ужасаюсь, слыша его слова.

— Получается, бешеный доберман гулял по улице без намордника? — Мой голос звучит пискляво. В груди снова медленно собирается ужас — я ведь могла бы встретиться с ним и на улице, где меня бы не услышал Игнат!

— Алекс не бешеный, — Игнат устало приглаживает волосы и раздражённо вздыхает. Я только сейчас замечаю, что он снова без футболки. И ещё чувствую острый запах алкоголя. Теперь понятно, почему он забыл. Во рту становится горько. — Просто ты ему не нравишься.

Я удивлённо ахаю.

— Теперь я виновата в том, что ваш пёс на меня напал?

В глазах снова начинает резать от подступающих слёз. Слыша его вздох, я отворачиваюсь к стене, яростно смахивая их. Сказывался шок, похоже.

— Я такого не говорил. Давай опустим это, да, малышка? Ты не сильно пострадала, всё обошлось, значит, и вспоминать больше не стоит. Такого больше не повторится, окей? А теперь вставай, милая, и пойдём ко мне.

Сейчас его голос звучит иначе. Словно бы он успокаивает меня — ласково, тянется, словно сладкий густой мёд. В нём переливаются знакомые бархатные нотки, и от этого у меня сердце вырывается из клетки. Что-то ёкает в груди.

Он говорит со мной, как с маленькой девочкой. Словно я ничего не понимаю. И мне почему-то хочется сейчас бежать с ним на край света, не то что в его квартиру. Глупая, глупая Тая. Снова растаяла, как сахарная вата во рту.

Я еле-еле поднимаюсь, схватившись за его руку. От прикосновения сердце звучит быстрее, и я рвано вздыхаю. Он слегка ухмыляется, подтягивая меня. Я не в силах сейчас оторвать взгляд от него — золотые волосы светятся в приглушённом свете лампочек в подъезде. Когда я встаю, он пытается мягко высвободить свою руку, но я не даю ему сделать этого. Как-то дёргано втягиваю воздух носом и сильнее сжимаю его ладонь.

Не вырывайся, пожалуйста. Пойми, мне это нужно. Пойми, мне нужно чувствовать, как срывает крышу от простого прикосновения. Пойми, мне нужна моя соломинка.

И он, кажется, понимает. Ведёт меня к своей квартире, держа за руку, ничего не говорит. Лишь усмехается снисходительно. А мне, если честно, всё равно.

Стоило нам зайти в квартиру, как меня заколотило от страха. И не от банального волнения, а от настоящего испуга, что здесь где-то ходит тот самый доберман. Я встала столбом, судорожно вцепившись в его руку.

— Не бойся, птичка, — Игнат, кажется, понял меня без слов. Он легонько потянул меня вперёд. — Я запер его в комнате. Даже к батарее приковал. Тебе нечего бояться, малышка.

Вздохнув, я всё же пошла за ним. Ходить было совсем не больно, я лишь чувствовала небольшое жжение и то, как что-то липкое течёт по ноге. Я с робким любопытством рассматривала обстановку — никаких изысков в интерьере, расположение прихожей, кухни и комнат такое же, как и в нашей квартире. Зато здесь царил беспорядок, настоящий хаос, и Игнату было совсем не стыдно за него, похоже. Он посадил меня на диван, на котором валялась одежда, книги, обёртки от чипсов и много ещё чего, а сам заглянул в шкаф за аптечкой. На полу валялись многочисленные стеклянные бутылки, словно здесь была настоящая попойка. Похоже, так и было, судя по запаху.

Наконец, он вытащил какую-то коробку, а потом подошёл. Я непроизвольно сжалась, чем вызвала его лёгкий смешок. Он отпил из бутылки, которую взял с дивана, и посмотрел на меня.

— Ты храбрая девочка, не так ли? — улыбнулся он, а я не могла не улыбнуться в ответ. Сейчас он какой-то... солнечный, хотя от него и несёт алкоголем. — Не боишься, если будет немного щипать? Вытерпишь?

И снова этот тон. Только теперь я вижу, что он нарочно издевается надо мной. А когда я киваю, бросив на него быстрый взгляд и тут же уставившись на свои руки, Игнат откровенно смеётся. По моим щекам разливается краска.

Он подходит ещё ближе и садится на корточки возле моих ног. У меня перехватывает дыхание, когда он задирает мою штанину и проводит кончиком пальца по коже лодыжки. У меня словно что-то подбирается внутри, и сердце пускается вскачь, ускоряя дыхание. Мне страшно смотреть на рану, поэтому я смотрю на его волосы. Они выглядят шелковистыми, и мне так хочется к ним прикоснуться.

Игнат поднимает на меня насмешливый взгляд, когда слышит мой короткий вдох. Мне трудно дышать. Вблизи его глаза ещё красивее — пепельно-серый, чистый, кристальный. Он меня завораживал, словно гипнотизировал, и я пялилась на него, как дурочка. Я чувствую себя загнанным зверьком, когда он обхватывает мою лодыжку и чуть сжимает её.

Чёрт. Возьми. Что это за чувство в груди?

— Дыши, птичка, дыши, — шепчет он и начинает свои нехитрые махинации. Пока он промывает рану, я вдыхаю запах алкоголя, витавшего между нами. Он не отталкивал, а наоборот... притягивал.

Игнат намазывает мою рану зелёнкой, кажется, судя по ощущениям. Я слегка шиплю, но тут же замолкаю. Он начинает дуть. Боль проходит моментально, зато по коже словно пробегается электрический ток. Я снова не могу дышать. И нечаянно дёргаю ногой от переизбытка эмоций. Игнат смеётся и говорит:

— Потерпи ещё, птичка. Хорошая девочка, почти справилась.

И тут же осекается, стоит ему поднять голову и наткнуться на мой взгляд. Судя по всему, на моём лице что-то отразилось, потому что он вдруг замолкает и смотрит прямо на меня. Я дышу тяжело, рвано и мне до боли в грудине необходимо его почувствовать — неужели он не видит? Неужели, чёрт возьми, не замечает? Сделай уже что-нибудь!

Игнат встаёт на колени так, что моё лицо прямо напротив его. Я чувствую его дыхание на своей коже, ощущаю запах алкоголя и сама словно пьянею от этого. Он смотрит на меня с интересом, так, как будто я зверушка в зоопарке. Наблюдает своими слегка потемневшими серыми глазами, как я скольжу взглядом по его лицу, замечая две маленькие родинки у губ. Смотрю прямо на его красиво очерченные губы, и во рту у меня сразу пересыхает.

— Птичка, — шепчет он, ухмыляясь как-то пьяно и в своей манере слегка цинично. Но мне нравится. Я задыхаюсь, когда он пальцами очерчивает контур моих губ, а потом приподнимает мой подбородок. Я смотрю на него в нетерпении и в лёгком испуге, растерянности. Встречаю его насмешливый и затуманенный взгляд. — Ты никому не расскажешь о том, что я сейчас сделаю, малышка?

А потом он меня целует. Сначала слегка касается моих приоткрытых губ своими, и я теперь уже чувствую на них вкус коньяка. Сердце у меня делает кульбит, и я выдыхаю ему прямо в губы, чувствуя, как от робости сжимает грудь. Мне чертовски страшно, а ещё меня колотит от дикого непонятного мне желания. Игнат что-то хрипло бормочет, и это похоже на рык, а затем углубляет поцелуй. Он невесомо касается моей талии, притягивая ближе к себе. Я же вцепляюсь ему в волосы, когда он раскрывает своими губами мои, и его язык проникает в мой рот. Неистово, слегка грубо. Но я схожу с ума от этой страсти, мой разум затуманивается, отдавая место чему-то другому.

Желанию.

Я схожу с ума. Я не знаю, что делать, ведь со мной это впервые, но сама крепко прижимаюсь к нему. Касаюсь пальцами разгоряченной кожи на его плечах, спускаюсь к кистям. Смущение полностью прошло, и я на уровне интуиции отвечаю на его поцелуй. Неумело, несмело, но ему, кажется, нравится. Игнат рвано дышит мне в рот, смешивая наши дыхания.

Я не знаю, сколько проходит времени, прежде чем Игнат первым отстраняется. Мне почему-то так невозможно посмотреть ему в лицо, но я слышу, как он снова усмехается.

— Совсем ещё маленькая, — говорит он, проводя пальцем по моей красной щеке. Я, наконец, поднимаю взгляд и тут же привычно замираю. Я чувствую себя кроликом перед удавом. Он хищно облизывает губы, и я не могу отвести взгляда.

И тут я не выдерживаю. Отталкиваю его и выбегаю в прохожую, слыша его мягкий смех сзади. Я дрожащими руками схватываю куртку, натягиваю сапоги и выбегаю в лестничную клетку. Холодный воздух ударяет мне прямо в разгоряченное лицо, и я наконец могу позволить себе вдохнуть.

Сбежала, как маленькая девочка. Позорно не смогла смотреть ему в глаза после первого поцелуя. Не смогла чувствовать это смущение.

Но даже несмотря на это, по моим губам, на которых всё ещё чувствовался вкус коньяка, расползалась счастливая улыбка.